Прощай, солнце
Книга первая
Василий Варга
© Василий Варга, 2021
Василий Варга
От автора
Героев этой книги нельзя не полюбить. Так они хороши в жизни, в быту, в бизнесе, во взаимоотношениях, столь нравственно высоки, что можно только позавидовать и радоваться тому, что есть такие счастливые люди на свете. Раньше этот роман назывался Нравы новых русских, однако нравы новых русских оказались за миллион километров от этих героев.
Канадский жулик в поповской рясе выманил у меня текст этого романа, якобы для издания и распространения. На самом деле он продал текст романа американскому магнату издательства Lulu. Книга вышла в издательстве Lulu под названием «Нравы новых русских».
В России этот роман не издавался. Я, как автор очень хотел бы, чтобы читатели брали пример с героев этой книги; чтоб помнили, что придется прощаться с солнцем источником жизни и никакие богатства не спасут ни одного самого богатого человека на свете. Человек должен жить так, чтобы что-то оставить на земле после себя. Постарайтесь оставить после себя добро самое доступное богатство для самого скромного человека на земле.
Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Евангелие: от Матфея,6 (19,20,21)Случайно мы рождены и после будем как не бывшие: дыхание в ноздрях наших дым, и слово искра в движениях нашего сердца. Когда она угаснет, тело обратится в прах, и дух рассеется, как жидкий воздух; и имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших; и жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеется, как туман, разогнанный лучами солнца и отягченный теплотой его.
Премудрость Соломона, 2 (2,3,4)1
Пассажирский поезд приближался к Курскому вокзалу столицы России, громыхая на стыках рельс и сбавляя планомерно сбавляя скорость. Борис Громов прилип к окну, но ничего существенного, ничего нового не увидел. Мелькали отдельные здания со слабо освещенными подъездами, сиротливо торчали шлагбаумы, тускло горели фонари, а пригороды Москвы вообще произвели на него тягостное впечатление. Это были одноэтажные, покосившиеся халупы, готовые развалиться при сильном ветре. Невозможно было понять, что это жилые домики счастливых советских граждан, или Подмосковные дачи, сиротливо торчащие без каких-либо сверкающих цветами клумб и фруктовых деревьев.
Борис знал, что это наследие КПСС: выше первого этажа ничего не строить, на крохотных участках ничего не выращивать. Все равно урожай разворуют пролетарии, которые живут на всем готовом. И, тем не менее, сердце сжалось, в висках стучало, затылок отяжелел, в ногах появилась слабость, а в голове не исчезал один и тот же вопрос: что там, что будет завтра, где ночевать, где искать работу, ведь в огромном многомиллионном городе ни одной знакомой души. Даже капельки моросящего дождя чужие. И люди в столице относятся к приезжим не то что враждебно, но достаточно прохладно, неуважительно, а точнее пренебрежительно. А он приехал искать счастья, как тысячи других молодых людей. И это счастье он должен будет отобрать у кого-то из местных, либо, если не повезет, шляться в поисках ночлега по вокзалам, путаться у кого-то под ногами, вести жалкий образ жизни. Жители столицы куда-то торопятся, спросите, как попасть на ту или иную улицу, где находится музей Ильича, вам невразумительно ответят: не знаю, а то и пожмут плечами, потому что каждый занят только собой, своими проблемами, куда-то бегут, будто кто-то за каждым гонится. Совсем другие люди, как рассказывают, в Северной столице, а в Москве И, тем не менее, в Москву все прут, будто здесь их ждет манна небесная.
К тому же, в паспорте нет волшебного штампа о прописке, а значит, нет никаких прав занять самую крохотную ячейку в многомиллионном человеческом улье. И москвичей нельзя винить в их равнодушии к людям: москвичи устают друг от друга, а от приезжих тем более. В Москве слишком много людей, живущих на законных основаниях, со штампом в паспорте, а приезжих, по неточным данным, свыше три миллионы лишняя нагрузка: транспорт забит, в магазинах повернуться негде бока тебе намнут в любом месте. Жизнь в столице также сложна и противоречива, как жизнь любого человека вообще в другом, менее населенном городе.
Жалкие гроши в виде истасканных, жеваных бумажек, спрятанных внутри облезлого студенческого пиджака, не могли быть защитой от всяких неожиданностей по той причине, что их не хватило бы даже на обратную дорогу, если бы пришлось возвращаться ни с чем туда, откуда Борис Громов приехал. Хотя и возвращаться-то некуда: там, откуда он уехал, все мосты сожжены, он там чужой, бесправный, разве что все улицы, улочки, все проспекты, парки ему знакомы, как мелкие морщинки на своих ладонях.
«Боже, зачем ты мне позволил родиться на этот свет, что хорошего я увидел на этой грешной, политой потом и кровью земле? Скоро кончится третий десяток, а я все еще упорно ищу и не нахожу своего уголка, подобно заблудившийся пчеле, которую ни в одно дупло не принимают, где бы я мог притулиться и жить скромной жизнью, как живут сотни тысяч других. Наплыв молодых людей в столицу России, получивших среднее и высшее образование, должно быть, не прекращается, несмотря на то, коммунистическая империя распалась, и в Москве ситуация такая же, как и в других городах. Прилавки магазинов, должно быть, пусты».
Эти нерадостные мысли затуманили глаза Борису Громову, и он уже не видел слабо освещенных подъездов, не слышал стук колес на стыках рельс, не заметил, когда поезд остановился на станции «Курская».
Наконец, стало ясно: пора выходить, чтобы очутиться в огромном, неведомом мире. Было около двенадцати ночи. Столица спала, бодрствовал только вокзал кишел людьми; вокзал такое место, где движение никогда не прекращается. Борис с тревогой в душе окунулся в неспокойную вокзальную толчею. Он знал, что Москва слезам не верит, и готовился к этому психологически. И все же, какая-то щемящая тревога закралась в его душу помимо его воли, хорошо обосновалась там и не покидала его в течение нескольких месяцев.
Пассажиры, вышедшие из вагонов, толпой ринулись куда-то, будто каждого из них где-то кто-то ждал. И Борис пошел следом за ними. Куда все, туда и он. Толпа едина и легко управляема. Это один из постулатов марксизма, такой знакомый вчерашнему студенту. Оказалось, что все спешат в зал ожидания. Там скамейки из добротного дерева, можно посидеть, почитать газету, а если повезет, то и притулить голову к плечу соседа и хорошо подремать.
Когда Борис следом за другими вошел в зал ожидания, то с ужасом обнаружил, что все скамейки заняты, даже постоять рядом нельзя, можно вызвать подозрение. Хорошо, что у него чемоданчик помещается под плечо. Он тут же отправился в другой почти свободный зал, где ни одной скамейки. Тут пассажиры тоже мостились по углам, и среди них даже женщины с маленькими детьми.
Видя, что он бродит бесцельно, к нему подошли два работника милиции и, козырнув, попросили предъявить паспорт. Он паспорт достал. С гордостью, ведь это был еще советский «серпастый, молоткастый паспорт», как его окрестил певец коммунизма Маяковский.
Надолго в Москву? спросил сержант.
Ммм.
Вы теперь от нас отделились, скоро потребуется виза, произнес сержант, возвращая паспорт.
Это правительство отделилось, а народ не желает отделения, сказал Борис, собираясь задать встречный вопрос, но стражи порядка вежливо козырнув, удалились. Они пристали к смуглому парню, выходцу с Кавказа, долго с ним беседовали, не требуя от него документов. Сержант погрозил ему пальцем, затем оба стража порядка оставили смуглого парня в покое.
Что они тебе говорили? спросил Борис кавказца.
А, ну их на х. произнес незнакомец. Им нужны дармовые деньги, а у меня сейчас ветер в карманах гуляет. Но я на них х. положил.
Мимо проходила женщина с ребенком на руках и тяжелым чемоданом, который она с трудом волочила по полу, уцепившись за него левой рукой. Кавказец тут же подбежал и предложил свои услуги незнакомке за чисто символическую цену. У женщины не было выхода, и она кивнула головой. Так смуглый парень с черными, как потухшие угли глазами и черными, как смоль волосами, исчез.
«Зарабатывает на жизнь, подумал Борис, радуясь тому, что только что увидел. На худой конец и я могу волочить эти чемоданы и провожать одиноких дам, которым всегда нужна мужская поддержка. Не мешало бы познакомиться с этим смуглым кавказцем, узнать, где он ночует, хватает ли ему на хлеб и воду тех вознаграждений, которые он получает от пассажиров за услуги, связанные с ручной кладью».
Первая ночь была трудной, бессонной. Борис примостился на одно освободившееся место на деревянной скамейке, где сидело еще три человека, а утром решил совершить экскурсию по метрополитену. Объехав кольцевую линию, он вышел на метро «Белорусская» и направился в сторону Пушкинской площади по улице Тверская. И тут перед его глазами предстал сказочный город во всей своей красе.