Владимир Павлович, тут такое дело: Тимур с трудом накопил деньжат, все они у него зеленого цвета, так сами понимаете, что на них в Москве купишь? Можно с массажистками прокутить, можно торговлю наркотиками наладить, но все это не без последствий, да и вы, наш друг, не сможете одобрить такое пустое и противоправное расточительство. И вот мы подумали: а не купить ли дом, скажем, в Испании, или Италии, а на худой конец, во Франции? Тимур сам немножко смуглый, вполне сойдет за испанца, рост правда подводит, а так вылитый испанец. А в Испании красотки, сотканные из страсти и нежности, каких не найдешь ни в одной другой стране. Он хочет купить в Испании подходящий дом, там тоже сауну построить. Мы и вас пригласим, так что вы свою Женю забудете как прошлогодний сон.
Загремел телефон, разорвав тишину: Борис как бы все сказал, а Владимир Павлович, предвкушая прелести испанских массажисток, чесал зеркально блестевший голый лоб. Борис от звонка вздрогнул, а хозяин кабинета даже бровью не повел.
Может, что-то важное, Владимир Павлович, снимите трубку, мягко произнес Борис.
А, пошли они к такой-то матери, махнул рукой Дупленко.
А если массажистка? Вы ей наверняка давали свой номер телефона.
Ало, ало! прокурор схватил трубку, но там уже раздавались гудки. Ну, так с чем пожаловал, говори!
Нам нужно оказать содействие в отправке за границу пятьсот тысяч долларов. Вы известный юрист в Москве, у вас большие связи, порекомендуйте, посоветуйте. Нам все равно, какая страна: Швейцария, Испания, Франция, или Бангладеш.
Это не так просто, но друзья есть друзья, что с вами сделаешь. Вот тебе моя визитка с пометкой в углу. Зайдешь в посольство Голландии, найдешь там сотрудника Жерарди. Отдай ему мою визитку, скажи: кланяюсь ему, бью челом, так и скажи: бью челом, это условный знак, он сведет тебя с нужным сотрудником, и вы сможете перечислить деньги в Голландию хоть миллион. А из Голландии хоть в Африку.
Тимур просил передать вам пять тысяч долларов на мелкие расходы, он, кажись, брал, когда-то у вас взаймы, сказал Борис, доставая упаковки по сто долларов и выкладывая их в приоткрытый ящик прокурорского стола.
Спасибо. Сейчас у меня просто завал. Туда нужно, сюда нужно, и семью надо поддерживать. Да и к массажу надо готовиться, хоть еще целых четыре дня. В пятницу ведь, так? Ты напомни Тимуру. После взаимного массажа, я себя чувствую гораздо лучше, ощущаю бодрость духа, да и мозги превосходно работают. А раскрывать современных преступников, ой как трудно!
В приоткрытую дверь просунулась голова, это была бычья голова, она издала кашель, что-то вроде собачьего лая, дважды подряд, пока прокурор не поднял голову и торжественно не приподнял указательный палец правой руки, что означало: подождите немного и уберите свою тушу. Голова исчезла, дверь плотно прилегла к раме, а Владимир Павлович засуетился, будто опаздывал на важное совещание, а потом протянул руку Борису, как бы выражая молчаливым взглядом: пора и честь знать.
Спасибо, я пошел. Вижу: вы заняты. Там за дверью представитель Ореховской бандитской группировки, я его уже видел, хоть и не знаком лично.
Да, да, они там малость напортачили. Этот Мошонко должен быть у меня еще вчера, но вчера меня вызвал прокурор города Иваненко, земляк. Правда, чувство землячества у него отсутствует полностью. Если его снимут раньше меня, я ему рожу разукрашу и скажу при этом: ну что, хохол, доигрался? Так и скажу, не стесняясь.
Сказав эти слова, прокурор протянул руку посетителю и, не отпуская ее, вышел из-за стола, стал тащить посетителя в сторону двери. Это был особый знак уважения прокурора к посетителю.
Пока господин Мошонко не выйдет из моего кабинета, ни с кем меня не соединяйте по телефону, и никого ко мне не пускайте. Исключение может составить приезд министра юстиции Росссии, или Иваненко, прокурора Москвы, сказал Дупленко обычным голосом, но Борис, спускаясь на первый этаж, все слышал.
«Врет, каналья. Врет, и недорого берет», думал Борис, направляясь к станции метро. Он только сейчас вспомнил, что он не знает, где находится посольство Голландии в Москве, а спросить у прокурора забыл.
На переходах станций московского метро появились нищие с протянутой рукой. Их в советские времена не было. Они-то были, но их отлавливала милиция и выпроваживала из города, равно, как и женщин легкого поведения. А теперь свобода: делай, что хочешь. Но у этой свободы, как у медали, две стороны.
На переходах станций московского метро появились нищие с протянутой рукой. Их в советские времена не было. Они-то были, но их отлавливала милиция и выпроваживала из города, равно, как и женщин легкого поведения. А теперь свобода: делай, что хочешь. Но у этой свободы, как у медали, две стороны.
И все равно сердце сжимается всякий раз, когда видишь женщину с маленьким ребенком, сидящую прямо на сыром полу с протянутой рукой, а то и со словесным сопровождением: подайте, Христа ради!
Борис давал всякому просящему, благо, у него самого сейчас карманы не пусты.
«Не дай Господь очутиться в их шкуре, напряженно думал он. Что может человека заставить идти, просить подаяние? Неужели нельзя найти какой-то другой путь? И вообще, зачем ехать в такой большой город, не имея своего угла? Если бы мне не встретился Тимур тогда на Курском вокзале, я все равно не пошел бы просить подаяние. Сел бы на поезд без копейки в кармане и укатил обратно, откуда приехал».
5
Дима Бельмега окончил среднюю школу в одном из горных районов на Ивано-Франковщине, отслужил в советских вооруженных силах и после демобилизации, как и положено, вернулся на родину, к родителям. Домик на курьих ножках на самой вершине крутой горы, построенный когда-то отцом из деревянного кругляка, был рассчитан на семью, численностью из трех человек, но никак не больше. А получилось так, что в этой клетушке пятнадцать лет спустя, проживало уже десять человек. Мать, женщина невысокого роста, худая как щепка оказалась не только страстной горянкой, но и очень плодовитой женщиной: один поцелуй и начинает топорщиться животик. Отец Димы всегда говорил: если бы все украинские жены так добросовестно рожали детей, как моя клуша, то Украина давно бы обскакала Россию по количеству населения.
Дима был самым старшим. Само собой возник вопрос, что делать, куда деваться. Ни специальности, ни специального образования. Что там десятилетка? Куда пойдешь? Не подаяние же просить? Слишком он хорошо выглядел: широкий в плечах, румяный как спелая земляника, высокого роста, завидного телосложения. Хоть на ринг с боксерскими перчатками. Но можно обладать завидным умом и талантом, и никогда не реализовать свои способности, проживая в деревне, или в каком-нибудь захудалом городишке с одной общественной баней и единственным «правительственным» домом с развевающимся флагом на макушке, окропленным птичьи пометом: местные божки не дадут вам реализовать свои способности. Мало того, они будут вас оберегать, дабы вы оставались на том же уровне и куда-нибудь не дай бог не попали, где могли бы доказать, что вы не хуже их, местных божков. Они вас к себе не допустят.
Они высоко носят подбородки и не только потому, что животы им мешают, а потому, что считают себя самыми умными, самыми талантливыми и одаренными на всем пространстве деревеньки, городка и даже области, где простираются их владения.
Чувство превосходства, замешанное на чувстве страха и помноженное на ревность к талантливым людям на подведомственной территории, делают их чрезвычайно бдительными и ревнивыми по отношению к своим преувеличенным достоинствам. В пустых головах местных князьков, которые не прочитали в течение жизни ни одной книги, прочно сидит чувство превосходства над своими земляками.
Дима понял это сразу после окончания средней школы, и решил отказаться от бесполезной борьбы, за место под солнцем в той местности, где он родился и вырос. Каким-то шестым чувством он определил, что его ждет город.
«Жребий брошен!» произнес он известную фразу знаменитого римского полководца и подобно десяткам тысяч точно таких же парней, бросился атаковать Москву. В то время галичанский национализм, как замороженное зерно, брошенное в холодную землю, не давал всходов: отец с матерью не пугали его москалями, не отговаривали от поездки в Россию искать счастья. И интернациональная Москва сдалась, она приняла его в свое гигантское чрево, в котором он быстро нашел свою норку, ставшую теплой, уютной, полной всяких непредсказуемых земных благ.
Какой-нибудь москвич, всю жизнь ютится в коммуналке, не имея своего рабочего стола, читает и пишет, сидя на табуретке в окружении голосистых детишек и ворчливой супруги, а везунчик Дима, не успев изучить маршрут от Красного Маяка до Красной площади, уже покачивается в кресле собственной трехкомнатной квартиры. Такое возможно только в Москве. А возможно и в Берлине, Лондоне, Риме, Париже.