Успокойся, Люда! Ты всегда смотрела на мир философски и не жаловалась на свою судьбу.
Я всегда, на что-то надеялась. Студенты это люди, которых ждет непредсказуемое будущее. Мы дважды смотрим на жизнь сквозь розовые очки. Один раз в семнадцать лет, когда мы любим весь мир, и любая букашка нам кажется, сулит счастье и во второй раз в студенческие годы. И вот теперь для нас, милочка, и то и другое заканчивается, вернее оно уже закончилось. Теперь с чем приехали, с тем и уехали.
Люда стояла лицом к окну и любовалась тополиным пухом, плавающим во дворе и проникающим во все открытые окна почти, что опустевшего студенческого общежития. Многие студенты уже уехали, только они с Тамилой не торопились. Вот и в этот вечер у них по плану молодежное кафе, где они с месяц тому были, и им попались сексуально озабоченные кавалеры.
«Напьюсь сегодня, думала Люда, и пьяная повисну у кого-нибудь на шее. А что будет потом неважно. Должна же я совершить какую-нибудь глупость, в конце концов».
В это время в дверь настойчиво постучали. Это был кавказский стук в дверь, стучал Сосо. Люда вздрогнула, услышав этот стук. Дверь открыла Тамила. На пороге стояли два молодых человека. Это были Дима и Сосо.
Здравствуйте, произнес Дима, вытягиваясь в струнку. Мы есть лыцари, ищущие одиноких, незамужних девушек, чтобы похитить их и запереть в золотом замке, окруженном водою со всех четырех сторон. Можно войтить?
Входите рыцари, рассмеялась Тамила. Кто вам сказал, что здесь одинокие, да еще незамужние девушки? У меня уже двое детей, а у моей подруги Людмилы трое от разных мужей.
Никаких детей у вас нет, и ни одна из вас не замужем. Это последние сведения, которые нам сообщила разведка. Так что собирайтесь и поедем с нами в Москву, там одну из вас ждет лыцарь по имени Борис, по фамилии Громов, торжественно произнес Дима.
Что-что-что? Громов, вы сказали? Разве Громов в Москве? спрашивала Люда, не веря своим ушам. У нее начали дрожать губы, влажнеть глаза, но она сделала последнее усилие, чтоб не поддаться нахлынувшим на нее чувствам.
Люда! Это он! Это воскрешение из мертвых, ура аа!
Нет, Борис Петрович не умирал, это ошибочное мнение. Он процветал и процветает. Они с Тимуром такие дела делают, будь здоров. Они оба крупные бузосмены. И я тоже бузосмен, тараторил Дима.
Тамила, чай, нет, не чай кофе! как-то нервно воскликнула Люда. Она вдруг стала красная, как помидор и от охватившего ее волнения сердечко затрепыхалось, как после сто метровой дистанции. Да садитесь сюда, к столу. Расскажите о Борисе подробнее, что он, как он там, и не шутите ли вы? Сейчас Тамила подаст кофе.
Нет, сказал Дима, кафа не надо: жарко. Вы нам лучше покажите город. А обедать будем в ресторане, какой у вас самый дорогой ресторан?
Днепр, ответила Тамила.
Ну вот, прогуляемся, а потом посетим этот Днепр. Мы можем задержаться на день два, а потом надо выбираться в Москву вчетвером.
Мы не сможем, осторожно сказала Люда, у нас уже билеты на руках, мы должны навестить родителей.
Это предложение не принимается. Билеты надо сдать, родителям дать телеграмму, что задерживаетесь, а из Москвы напишете им восторженное письмо.
Можно посмотреть ваши билеты? спросил Сосо.
Пожалуйста, сказала Тамила, протягивая билеты, которые до этого лежали на тумбочке.
Сосо, не глядя на дату отправки поезда, изорвал билеты на мелкие кусочки и выбросил в открытое окно.
Что вы делаете, пробовала возмутиться Люда, какое вы имеете право?
Милочка, тебе деньга жалко? Вот тебе один тысяча долларов. На эти дэнги ти можешь нанять такси до самого дома, если уж откажешься ехать с нами в Москву, произнес Сосо, сопровождая свои слова широкой кавказской улыбкой. Ти симпатичный бабенка, я это вижу, но и наш Борис не лыком шит. У него колоссальные возможности. Он выделил нам три тысячи долларов на нашу поездку. А еще пять лежит в столе в номере гостиницы, заказанной на ваше имя. Это вам на развлечения.
А где же Борис?
Он еще в Москве, но, может быть, в ближайшие дни он вылетит в Испанию, а то и в Париж для заключения контракта и пробудет там четыре дня.
А мы что будем делать?
Развлекаться, посещать рестораны, театры, выставки, говорил Сосо.
А мы будем вас везде сопровождать, добавил Дима.
А где же Борис?
Он еще в Москве, но, может быть, в ближайшие дни он вылетит в Испанию, а то и в Париж для заключения контракта и пробудет там четыре дня.
А мы что будем делать?
Развлекаться, посещать рестораны, театры, выставки, говорил Сосо.
А мы будем вас везде сопровождать, добавил Дима.
Мы могли бы посмотреть ваши документы? Уж извините, мы вас видим впервые, я даже не уверенна, что вас именно послал Борис Громов, сказала Люда. Если бы прислал Борис, он мог бы написать записку для меня, или позвонил бы, не так ли?
А вот насчет записки, это мое упущение, сказал Дима. Когда мы уезжали, Борис Петрович спрашивал, что еще? Но нам казалось: все предусмотрели. По поводу звонка, так это можно исправить, Давайте, сходим на переговорный пункт и позвоним. Телефон 318 1080.
Я запишу, сказала Люда.
Люда, я верю этим ребятам, сказала Тамила. Они не обманывают.
Дима с Сосо извлекли свои удостоверения из внутренних карманов модных пиджаков с фотографиями, печатями. Дима значился полковником внутренних войск, а Сосо подполковником.
Люда с Тамилой тщательно просмотрели корочки, сверили фотографии с владельцами, сидевшими здесь же, а Люда спросила:
Что значит внутренние войска?
Это ФСБ, раньше называлось КГБ, отчеканил Дима.
Ой, как страшно! Мы что-нибудь сотворили? интересовалась Люда.
Да, сказал Дима, вы совершили преступление, теперь надо его исправлять.
Какое еще преступление?
Вы разбили сердце нашему дорогому шефу Борису Петровичу, а теперь вы обязаны сделать все, чтоб оно как можно быстрее зарубцевалось, иначе Россия может объявить войну Украине, а ить мы с вами украинцы, я западный украинец, а вы восточная украинка, не так ли, госпожа Скрипниченко?
Скрипка, расхохоталась Люда. Ну, если я такая преступница, что ж, я готова загладить свою вину с великой радостью. Тамила, ты слышишь мои слова? Едем! К черту все! Только вместе, я без тебя никуда не поеду. Дима! Я так рада, дай, я тебя поцелую в щеку!
Димитрий Димитрич, прошу любить и жаловать. У вас есть сестра?
Нет, я одна одинешенька, лепетала Люда.
Оченно жалко.
А Тамила тебе не подходит?
Нам приказано доставить вас в Москву обеих, других инструкций не поступало. Выходит, мы с Сосо, моим замом, не имеем права прикоснуться даже к вашей ручке, а не то, чтобы глядеть на одну из вас и облизывать при этом губы. Так-то, красавицы наши.
А если я сама возьму инициативу в свои руки и изнасилую тебя, Димульчик, хохоча, выдала Тамила.
Димитрий Димитрич, поправил Дима. Это никак неозможно. Рядом Сосо, а это свидетель. Ежели обстановка будет складываться в мою пользу, то в Москве я организую похищение, и вас похитят, Тамила.
Ой, боюсь, боюсь, продолжала хохотать Тамила.
Мальчики, ждите нас внизу, нам надо переодеться, предложила Людмила.
Ребята ушли, а Люда подошла к подруге, обняла ее и, орошая ее грудь слезами, спрашивала:
Неужели такое может быть? Не сон ли это? Если я сплю, и мне снятся романтические сны, то, кажется, ты пребываешь в состоянии бодрости, скажи, правда ли все это?
Да, да, моя дорогая, все правда. Это судьба. Благодари судьбу, она милостива к тебе.
И к тебе тоже, произнесла Люда, ибо, где я, там и ты, мы подруги не разлей вода. Борис, я люблю тебя, ты слышишь, или нет? Почему ты сам не приехал за мной. Едем! Я не вернусь больше в свой Донецк, если я ему нужна. Не вернусь ни за что. Не знаю, во что облачиться: у меня платьев мало.
Вот же тысяча долларов, это целое состояние, сказала Тамила, доставая пачку пятидесяти долларовых купюр.
Надо дать родителям телеграмму, что мы задерживаемся.
Ничего не надо давать, сказала Тамила. Когда приедем в Москву, сразу все станет на свои места. Оттуда и позвонить можно и объяснить ситуацию более реально и определенно, чем сейчас, советовала Тамила. Она сама немного нервничала. Что ждет Люду, было ясно, а вот какая роль отводится ей, здесь сплошные загадки. Но даже если ей просто предложат работу на фирме это прекрасно. Что касается этого малограмотного бирюка Димы, время покажет. Интересно, есть у него хотя бы среднее образование? Едва ли.
Люда надела простое ситцевое платьице, плотно прилегающее к фигуре, и поворачивалась перед зеркалом как на вертушке.