Ничего, говорила уверенно Надька. Я им еще объясню, где раки зимуют. Еще попросят сальца с черным хлебушком.
Ага, как же, попросили. Через год, сдав сервизы с пастушками в комиссионку, Надька укатила в Израиль со всей обширной мужниной родней. Там она прошла специальный обряд и стала вполне себе правоверной иудейкой. Теперь Надька покрывала голову маленькой шапочкой, похожей на чалму, перестала носить брюки и научилась готовить лагман, фаршированного карпа и плов. К тому времени у нее уже было трое сыновей.
А обиделась Вика на Надьку вот за что. Тогда, в начале девяностых, когда в Москве были абсолютно стерильные прилавки, Вике до мурашек захотелось плетеный золотой браслетик и цепочку их она увидела у одной своей знакомой, которая привезла все это как раз из Израиля. Стоило все это великолепие 150 долларов. Вика подробно описала Надьке изделие и даже пыталась его нарисовать, получилось, правда, плоховато. И отправила Надьке 150 долларов огромные по тем временам деньги. В ответ Надька прислала одну цепочку тоненькую, хлипкую, совсем непохожую на Викину светлую мечту. От разочарования Вика расплакалась и набрала Надькин номер. Надька долго заверяла Вику, что цепочка шикарная и что стоит она гораздо дороже. И что выторговала она ее за эти смешные деньги с большим трудом и исключительно по блату хозяин ювелирной лавки был двоюродный брат Надькиного мужа. И еще она убеждала Вику, что той сказочно повезло.
Врешь ты все, выкрикнула Вика, просто ты стала такая же, как они!
Кто «они», тихо и медленно спросила Надька.
Вика уточнять не стала, но добавила, что Надька не подруга, а аферистка. Надька ответила, что Вика завистливая сволочь и антисемитка и что знать она ее больше не желает. В общем, разругались они тогда смертельно и на всю жизнь.
Потом, как водится, для себя Вика пыталась Надьку оправдать а вдруг она тут ни при чем и аферист скорее всего тот двоюродный брат. С антисемиткой она еще как-то смирилась, хотя это была явная неправда, но когда вспоминала про «завистливую сволочь», обида снова туго сдавливала горло. А теперь, в свете событий, все это казалось бредом и чепухой, и ближе Надьки за все эти годы подружки у Вики не было.
Вика сварила трехлитровую кастрюлю борща Ксюня борщ обожала и могла его есть три раза в день утром, запивая кофе, днем компотом, а вечером чаем. Потом она постирала занавески и стала готовить для Ксюни речь о ее дальнейшем будущем и необходимости высшего образования. Вечером появилась Ксюня в джинсах на два размера меньше собственного, с голым животом и в ботинках-тракторах. При виде Ксюни, такой худющей и беззащитной, у Вики сжалось сердце, и в горле застрял предательский ком. Ксюня ничего этого не заметила, смолотила две тарелки борща и собралась отправиться спать. Но Вика ее притормозила и начала свою пламенную речь. Ксюня слушала невнимательно, откровенно зевала и накручивала на указательный палец колечки волос. Когда Вика замолчала и глубоко вздохнула, Ксюня вежливо осведомилась:
Это все? И добавила: Зря ты, мам, столько энергии потратила.
В каком это смысле «зря»? испугалась Вика.
Ксюня беспечно добавила:
Институт я вообще-то уже практически бросила, и еще, кстати, я выхожу замуж.
Вика опустилась в кресло, и комната поплыла перед глазами. А Ксюня еще что-то вещала про какие-то три месяца.
Три месяца до чего? не поняла Вика.
Не до чего, а чего, объяснила Ксюня. Срок у меня три месяца.
Какой срок? тупо спросила Вика.
Тот самый, ответила Ксюня. И еще добавила: Да ты, мам, не волнуйся, у нас любовь, и жениха зовут Иржи, он чех, и этого ребенка мы очень даже вместе хотим, и жениться Иржи не отказывается. А жить скорее всего уедем в Прагу. Здорово, да, мам? радовалась Ксюня. Прага такая классная Влтава, Карлов мост, Пражский град, Староместская площадь, куранты Микулаша из Кадани, кнедлики, ну, чего еще там?
Кнедлики, эхом отозвалась Вика и замерла, уставившись в одну точку.
А с Иржи я тебя познакомлю завтра, хочешь?
Вика, как болванчик, кивнула головой. Ксюня посоветовала ей не расстраиваться, клюнула ее в щеку и ушла спать.
К часу ночи Вика стала приходить в себя. Ну, в общем, складывается все совсем неплохо. А даже если задуматься, то очень хорошо. Ксюня не останется одна у нее теперь есть почти муж. А скоро будет еще и малыш она закрутится, завертится, и у нее совсем не останется времени, чтобы тосковать и страдать. К тому же, если она уедет в Прагу А институт? Ну и черт с ним, с институтом. Да и что это за профессия для женщины инженер-гидростроитель? А все могло быть гораздо хуже Вика вспомнила про диджея в ночном клубе. Она почти успокоилась и даже стала засыпать, но тут представила Ксюниного ребенка пухлого, розовощекого, теплого, описанного до ушей, которого она может и вовсе не увидеть и не взять на руки, и она заплакала горько и безудержно.
Три месяца до чего? не поняла Вика.
Не до чего, а чего, объяснила Ксюня. Срок у меня три месяца.
Какой срок? тупо спросила Вика.
Тот самый, ответила Ксюня. И еще добавила: Да ты, мам, не волнуйся, у нас любовь, и жениха зовут Иржи, он чех, и этого ребенка мы очень даже вместе хотим, и жениться Иржи не отказывается. А жить скорее всего уедем в Прагу. Здорово, да, мам? радовалась Ксюня. Прага такая классная Влтава, Карлов мост, Пражский град, Староместская площадь, куранты Микулаша из Кадани, кнедлики, ну, чего еще там?
Кнедлики, эхом отозвалась Вика и замерла, уставившись в одну точку.
А с Иржи я тебя познакомлю завтра, хочешь?
Вика, как болванчик, кивнула головой. Ксюня посоветовала ей не расстраиваться, клюнула ее в щеку и ушла спать.
К часу ночи Вика стала приходить в себя. Ну, в общем, складывается все совсем неплохо. А даже если задуматься, то очень хорошо. Ксюня не останется одна у нее теперь есть почти муж. А скоро будет еще и малыш она закрутится, завертится, и у нее совсем не останется времени, чтобы тосковать и страдать. К тому же, если она уедет в Прагу А институт? Ну и черт с ним, с институтом. Да и что это за профессия для женщины инженер-гидростроитель? А все могло быть гораздо хуже Вика вспомнила про диджея в ночном клубе. Она почти успокоилась и даже стала засыпать, но тут представила Ксюниного ребенка пухлого, розовощекого, теплого, описанного до ушей, которого она может и вовсе не увидеть и не взять на руки, и она заплакала горько и безудержно.
К концу первой (и предпоследней, как она считала) недели Викиной еще молодой и несчастной жизни она выполнила все первые и наиболее легко исполнимые пункты плана, который она назвала «Приведение в исполнение жизненно необходимых действий». И готова была приступить к части второй и более сложной «Очищение совести во имя успокоения души».
В среду она поехала к Рыжику звонить ему ей почему-то было сложнее. Что скажешь по телефону? А если посмотреть друг другу в глаза? У знакомой двери на Кропоткинской она встала и призадумалась, стоит ли вообще нажимать на кнопку звонка, но потом вздохнула, собралась с духом и решительно нажала. Через пару минут дверь с грохотом распахнулась, едва не ударив Вику по носу, и на пороге образовался мальчик лет пяти, толстый и щекастый, с коротким рыжим ежиком на круглой голове.
Ты кто? без «здрасти» спросил мальчик.
Мне нужен Владимир Борисович, объяснила Вика.
А папки нету дома, буркнул мальчик.
А ты его сын? удивилась Вика.
А кто же еще, понятное дело, бросил он.
А как тебя зовут? разволновалась Вика.
Ну, теть, сколько вопросов. Мальчик скорчил недовольную гримасу и осведомился.
А чего надо?
Ничего не надо, успокоила его Вика. А папа твой здоров?
А чё ему сделается? удивился мальчик.
Вика кивнула и подошла к лифту. Лифт стоял на этаже и тут же открылся. Когда Вика зашла в лифт, мальчик крикнул ей вслед:
А что папке передать? Кто приходил?
Передай, что приходила Индюшка, ответила Вика, и двери лифта плавно закрылись. Она услышала, как мальчик громко рассмеялся.
С Василевским она решила до четверга не тянуть. Дома она налила бокал красного вина, наполнила ванну, бросила туда перламутровые цветные шарики с пеной, забралась в душистую теплую воду, залпом выпила кисловатое вино и набрала номер Василевского.
Что? услышала она недовольный голос Василевского он не любил, когда его беспокоили не ко времени.
Всё, лапидарно ответила Вика.
В каком смысле? удивился Василевский.
В прямом. Я от тебя ушла, объяснила Вика.
Далеко? усмехнулся он.
«Дальше не придумаешь, подумала она про себя, а вслух произнесла заранее приготовленную и отрепетированную речь. Затем, не дождавшись ответа, решительно нажала на отбой. И нырнула с головой в пышную пену. Слава Богу, Василевский не перезвонил. Осмысливает, удовлетворенно подумала Вика. Или обиделся. Что ж, и это не повредит, пусть помучается, мстительно и с удовольствием подумала она.
На следующий день она набрала Надькин номер.
Хэлло! услышала она до боли родной голос.
Надька, прошелестела взволнованная Вика.
Господи! ответила Надька, и они обе замолчали.
Потом Вика спросила:
Ну как ты там?
Четвертого жду, может Бог пошлет девочку, всхлипнула Надька. А у тебя что? Как Ксюня?