Как бы он снова не проделал свой фокус.
Нудя.
Даже баритон Высшего не мог сравниться с его голосом. Обволакивающим. Обрекающим. Обжигающим. Как ему удавалось так говорить?
Площадь Библиотекарей.
Единица много читала, поэтому и говорила, что у нее Приобретенная Недостаточность. Но очки, взятые в качестве защиты от возможно вируса, надевала только в выходные, когда нужно было сопровождать дефиков в Процедурную.
Ученые врать не будут.
Сегодня же надела линзы, чтобы скрыть второй дефект, чтобы не оказаться среди Двоек. Но ей все равно назначили такую легкую работу, с которой справится любая слабая Двойка.
Переулок Славистов.
Единица уже думала об этом. Кажется, в отделе Однопамяти ей не доложили нужную порцию сыворотки.
Тупик Филологов.
Единица запуталась. Нужно возвращаться. Уж не Тройка ли?
Или Высшие что-то подозревали? Мысли Единицы начали путаться, когда Тройка ей что-то сказал. Или это было раньше?
И теперь ей казалось, что о себе, как о Единице, она размышляет в третьем лице.
Снова площадь Библиотекарей. Снова этот памятник полуслепца. И здесь же словно концентрировались лучи палящего солнца. Здесь Единица чувствовал самые мучительные желания. Здесь Тройка успевал найти самую уютную тень.
Возле Департамента Исследователей Тройка изменил диапазон: «Почему Процедурная в другом квартале»?
Единице не хотелось верить, что это назначено в наказание. Она убеждала себя, что следует программе «Установи Взор». И лишняя укрепляющая «Мерло-Рабзола-Понти» от мигрени ей не помешает. Тройка почти вскрикнул, когда вышли на Площадь Равенства. Единица сжалась. Тройка даже остановился отдышаться возле памятника Антону Антоновичу Борхаскли, который и выступал за всеобщее неравенство, и, словно в доказательство тому, тень от его гранитного изваяния куда-то ускользнула, так что оба спутника оказались открытыми под палящим солнцем.
Сплошные площади и памятники.
Тройка рискнул повернуть голову в сторону курантов и почти тут же зажал глаза, испытав сильнейшую боль, проникающую до самого мозга.
Тело Единицы покрылась испариной. Если Тройка к ней притронется, она сойдет с ума. Надо будет закричать.
И вместо ужасной картины мучений и насилия ей представились навязчивые образы разврата, которые каждое утро и вечер на канале «Ору Эр», культивировались. И на мгновение Единице становилось легче.
В любой расставленной тени, под колоннами, углами домов Тройка все также спрашивал: «Для чего мы идем пешком? Почему нужно вначале в Первый отдел Процедурной, а потом во Второй, и не наоборот?» Издевается, иначе никак.
Единица слышала в его вопросах насмешку, злорадство, желание ее догнать и затянуть в дверь подъезда или в тень переулка.
Ее почти тошнило от жары, и невыносимо, как слепни, наслаивались самые липкие образы.
Для нее было пыткой слышать до точности по секундам задаваемые вопросы. Словно ее привязали к столбу, а над головой подвесили ведро с водой, на дне которого вырезали небольшое отверстие, и из него равномерно капала вода точно в темечко.
IV
По шкале Дельфига Тройке приписали «Медлительность». Малая погрешность, проходящая по ватерлинии, приближенной к Четверке. Но он не понимал, зачем за ним приходят так поздно и потом торопятся к Процедурной? Он с раздражением угадывал торопливый стук ее каблуков еще до того, как она появится перед его дверью, словно бы чеканила мелкими шажками по коридору.
В глазах снова сильно помутнело, словно приближался приступ. Он вновь уставился, если так можно сказать о человеке с больными глазами, в упругую фигуру Единицы. Прозрачное снежное платье обрамляло ее тело, слишком роскошное и точеное, чтобы оставаться земным. Тут не меньше двухчасовых тренировок в день. Единицам, неписанным законом, прописано ходить в спортзал. Так они выглядят крепче, привлекательнее и совершеннее. После душа их кожа как будто источала свечение, словно они здесь, среди дефиков, на земле, восполняли Высших существ, тех, кто находится за пределами понимания. Если так выглядят эти дефики с минимальным недостатком, то что говорить о них, каждодневно ускользающие от его, Тройки, пытливого и мучительного взора, что говорить о Высших? Может быть, у Единицы таз несколько ниже? Но ему ведь могло показаться. И так не хотелось разочаровываться. И Тройка не знал, почему вклинилось это «не хотелось», ведь он ничего не помнил о прошлом.
В конце концов, основной дефект это зрение. Тройка во многом был не уверен. Возможно, ему хотелось представить ее сексуальность, а лучше ясно ее увидеть. Чтобы очарование воображения слилось с очарованием реальности. Но Тройка был этого лишен. И не только этого.
Да.
Ученые брехать не будут.
Когда подводит зрение, теряется нечто большее, какая-то связь с невиданным, что, сколько ни представляй и не описывай, все равно находится за пределами твоего видения.
Единица явно ускорила шаг. И сейчас даже быстрее, чем обычно.
Чтобы он ей не успевал задавать вопросы?
Она как будто убегала от него, от Тройки.
V
Долгие несколько часов заставляли его, Тройку, сидеть в приемной среди Двоек и Четверток. Хотя с ними было хорошо. Они много знают. О многом говорят. Тогда Тройка и услышал кое-что.
И один ли раз?
Всего лишь слух.
Легкая фантазия.
Или это случилось после удара, когда он вновь засмотрелся на полуобнаженные бедра Со-про-во-ди-тель-ни-цы?
Этот памятник Борхаскли поставлен явно в насмешку.
Послушать Тройка не отказывался. И даже с удовольствием пропускал вперед тех, кто торопился.
«Одно вызывает другое», кто слева.
«Как не Что? Нет», голос у стены, выше головы, прислонился.
«Давно», издали.
«Мерло-Рабзон или Рабзар-Понти, что лучше»? прямо в ухо.
«В вечернем выпуске объявили о карантине», рядом.
«На канале Хакрхес передавали тревожные вести», через плечо.
«На Ору Эр обучают больше», тот, что рядом.
«Нарушенное зрение ограничивает воображение», тот, что через плечо.
«Я, когда был Единицей, многое насмотрелся», издали.
«Исследователи врать не будут», уходящий в кабинет справа.
«Мерло-Рабораб-Понти успокойте нервы осознанием равенства», радиоточка.
«У страдающих кожей нарушено осязание», телевизор.
«Могут и толкнуть», автоответчик.
«И почему еще не вылечили»?
«Последствия», радиоточка.
«Аллергия», тот, что через плечо.
«Аллегория»? тот, что рядом.
«Раритетное предложение от фирмы Нор-в-Нор. Спешите», телевизор.
«Только Высшие», радиоточка.
«Во вчерашнем издании журнала Эпохальное время признали, что удается довести до уровня Высших даже Двойки», телевизор.
«Четверки», позвали кого-то.
«Какие именно? Тройки тоже разные бывают. Слух лечат? Обоняние»? тот, что через плечо.
«Если дефекты из агрессивных, то и Двойки остаются Двойками», тот, что рядом.
«Сложные Тройки. Хроническое», тот, что через плечо.
«И Единицы со своим фокусом не избавляются», тот, что поблизости.
Сообщения были еженедельными, ежедневными и ежечасными.
Каждый дефик размышлял о своей боли, доказывая, что она сильнее, чем у остальных, даже если у других находили похожие симптомы. Убеждали в своей больной исключительности. И всегда прислушивались, не скажет ли кто о более необычном лечении? Хотя многие подозревали, что по закону только в Процедурной должны выдаваться лекарства.
И вне стен Третьего отдела нарушение могло привести к другим дефектам, что к уже имеющимся проблемам добавляло новые. Да и статус понижался от Четверки до Пятерки. А за эту черту никому не хотелось переступать, потому что она считалась точкой невозврата. Дефик практически лишался прав. Его не лечили. А выдавали легкие обезболивающие, после которых становилось еще хуже.
Говорили, что Шестерки не доживали и до третьей стерилизации. На том и останавливались. Дальше задумываться запрещалось. Да и инъекция по Однопамяти ограничивала мысли, словно вырастала стена, которую подвинуть никак не удавалось. А за ней что-то и находилось. Но это продолжалось недолго, потому что всплывал стимуляционный образ. Как раз по ширине стены становясь экраном и каналом «Эр Ору Эл».
И к ночи забывалась малейшая попытка преодолеть стену. Она мелькала перед глазами, но то, что это стена, уже никто не понимал и не помнил.
VI
Единица, наконец, настойчиво его вызвала. Ей надоело, что она столько времени потратила на Тройку. И от нее не ускользнуло, что он пропустил людей вне очереди. Даже мелькнула худощавая Четверка, грудь которой вызвала в Единице зависть и отвращение. Но сама себе Единица в этом не призналась, думая, что все-таки из-за Тройки она дольше насладилась видом доктора (Высший, ухоженный, галантный), и теперь у нее полный набор на недельную (мечта!) самостимуляцию.