Дети это самое ценное, что у нас есть, не спорю Кстати, что-то не видно твоей дочурки, осмотрелся по сторонам Димгар.
Алтисия наказана! кротко ответил Фортис, сам по себе очень строгий, но справедливый отец.
Хорошо, крайне призадумался Барон. Капитан Ариол, подозвал он мыша, что помогал грузить припасы Араду и его команде.
Да, Барон Димгар, подбежал к ним серый мышь среднего роста, ничем непримечательный на вид, но с очень храбрым сердцем и сильным чувством долга.
Положив руку на сердце, он опустил голову перед Бароном и Главой контрабандистов.
Отныне вы назначаетесь седьмым капитаном в Совете Капитанов Аршии.
Что?! поднял на него глаза Ариол, никак не ожидая награды, после того, во что он оказался втянут вчера.
Кроме того, на тебя ложится ответственность за безопасность внутри города. Ты все понял? погрозил ему пальцем Барон в шутку.
Да, капитан! Клянусь, вчерашнего инцидента не повториться! вытянулся во весь рост Ариол, приняв это за укор.
После, получив негласное разрешение продолжить сборы, он удалился.
Мудрое решение Барон. Ведь он, как ни как один показал себя настоящим мужиком. Не то, что эти трое прошептал Фортис, когда они с Бароном снова оказались в относительном покое.
Может быть, мне стоит потолковать с ними с глазу на глаз? недобро бросил взгляд Фортис в сторону трех Капитанов Совета Бора, Крептия, Тираса, которые с явной неохотой пришли сюда на проводы Гостей.
Оставь это Меня больше интересует то, что произошло вчера ночью, прошептал Димгар, переведя взгляд на светло-каштанового окраса мышонка, наконец отыскав его на корабле.
Он был ничем не примечательным, за исключением казавшегося бездонным горем в его голубых глазах, да браслета на шее подарка капитана Арада. Паренек стоял в носовой части корабля «Отчаянный» в гордом одиночестве, скрываясь от чужих глаз, прячась в тени снастей.
Никто из них так и не рассказал, что именно произошло с Приской?! устремил и свой взор на мышонка Фортис, которому он показался знакомым.
Да друг мой, даже Идриан молчит. И это меня пугает
Капитан Арад, а вы уверены, что стоит так поспешно покидать Аршию сейчас, когда им может понадобиться любая помощь? спросил капитана, подошедший к нему среднего роста светло-русый мышь, с короткой стрижкой и пенсне на носу, наделенный умным взглядом и здравым рассудком.
Поверьте мне Лесандри, лучшей помощью для Аршии будет поскорее увезти подальше этих двоих, прошептал Арад, косо поглядывая на Марка, который с самого рассвета ни с кем не разговаривал и был отрешен от всего что происходило здесь и сейчас.
Мышонок, облокотившись об перила, не сводил глаз со своих ладоней, которые были обожжены, но он совершенно не чувствовал боли. Какое ему было дело до чужих взглядов, которые он привлекал, когда он сам ненавидел и корил себя за все что произошло вчера. Он с удовольствием бы растворился в воздухе, не оставив и следа, лишь бы больше не видеть боли и несчастий этого жестокого мира.
За эти дни вы не заметили в них перемен, капитан? раздалось здесь дельное замечание обладателя сухого, с хрипотцой, голоса моряка, который был серого окраса с пестрой примесью белых ворсинок.
Он имел толстый длинный почти голый хвост, куда более острые уши, чем у мышей и острую, с торчащими клыками морду крысы.
Заметил Зеб, но не нам решать, ответил на это крайне сухо капитан, делая вид, что дела детей его не особо беспокоят.
А сам не сводил глаз с паренька с самого пробуждения, ожидая от него очередную глупость. Но на благо, у Марка было слишком тяжело на сердце, чтобы совершать опрометчивые поступки.
Они и вправду, как-то резко повзрослели, подметил Лесандри второго мышонка, выскочившего из трюма и кинувшегося прямиком к другу.
Марк, долго ты еще будешь здесь торчать?! Все уже собрались, ну кроме Приски Ей очень досталось, и она даже не сможет прийти проводить нас Наверное, подошел к другу со стороны спины огненно-рыжий мышонок, в глазах которого горел огонек неиссякаемого азарта и жизнелюбия.
Как и его друг, он был одет в рубаху без рукавов, заправленную в просторные морские штанишки, повязанные на поясе небольшим куском ткани, на узел сбоку. В левом ухе красовалась серьга, а на голове была повязана белая тряпица, с которой он не расставался даже когда спал.
Марк никак не отреагировал на слова друга и продолжал стоять к нему боком.
Афин, как я могу предстать перед теми, чью сестру, по моей вине, чуть не погубили?! хрипло прошептал мышонок, не смея даже глаз поднять, так был напуган вчерашним.
Да что ты такое говоришь, брат?! Это ведь Кирс убил То есть чуть не убил Приску, а не ты! схватил его за плечи Афин и хотел развернуть к себе.
Пусти! вырвался из его рук Марк. Впервые в жизни я все прекрасно помню: что сталось со мной, когда меня охватил гнев Как хотел убить Кирса, как поднял руку на тебя, и осекся мальчик, у которого дыхание перехватило.
Ну, наконец-то! А то мне порядком надоело играть в непонятки с тобой. И раз ты все помнишь, мне легче будет сделать это! прорычал Афин.
Резко развернув к себе друга, он отвесил ему столь мощный удар в челюсть, от которого тот чуть не упал. Этот «дружеский» жест не остался незамеченным взрослыми, которые хотели даже вмешаться. Но только взглянув в глаза Араду, заслонившему единственный путь к ним, Димгар и остальные опомнились и сделали вид, что ничего не заметили, дабы не ранить чувство гордости мышонка.
Хватит уже жалеть себя! закричал в голос Афин, нисколько не заботясь, что его могут услышать.
Возьми себя в руки! И раз ты все помнишь, то должен знать чтобы не случилось, мы не отступимся от тебя! Какие бы обидные слова ты не выпалил с горяча, и как бы не был опасен для окружающих и себя самого! И пусть брат мой, ты не идеален, но именно это и делает тебя Марком! закончил Афин на повышенных тонах, после чего, понимая, что сболтнул лишнее, притих и протянул другу руку помощи:
Так что утри сопли и дай руку!
Брат?! поднял на него глаза Марк, потирая челюсть.
Все ожидали увидеть в глазах паренька обиду или даже слезы горя, но лицо его прояснилось. С него как будто сошла пелена кошмара и разум резко прояснился. К Марку вернулось ощущение реальности, а вместе с ней и боли телесной.
Что?! Полегчало?! скривил хитрую усмешку Афин.
Немного, выпрямился Марк, прищуривая глаза от палящего солнца, чьи лучи пробрались сюда в его одинокую обитель горя и отчаяния, вместе с приходом его друга.
Отлично, тогда идем, схватил Афин друга и утянул быстрее за собой в трюм, где их возвращения уже заждались.
Афин тебе удалось?! встретил его Овий мышь темно каштанового окраса, с белой полосой на макушке. Чуть сутулый, с гордым взглядом и небольшой приветливой ухмылкой на лице.
Он находился здесь в компании своей сестры, мышки его возраста каштанового с рыжим отливом окраса. В ушах у нее красовались серьги, а на голове была повязка красного цвета. Ее короткие взъерошенные волосы и потрепанный, как и у брата вид, говорили, что им изрядно досталось вчера. Но тем не менее они казались чуть целее, чем стоявший подле них серебряноволосый, голубоглазый, высокий статный красавец Леони, с правильными чертами лица, на котором живого места не было. Его камзол был без рукавов, рубаха вся в сплошь в дырках, штаны все испачканы, под глазами сияли красные круги.
Мне, да и не удастся! Да я его с того Света приведу к нам, если потребуется, задорно ответил Афин, и швырнул Марка перед собравшимися здесь Овием, Риной и Леони.
Простите меня. Я
Не выдержав на себе их пристальные взгляды, мышонок упал на пол. Затем уткнулся в него лицом, и принялся стучать себя кулаками по макушке, не переставая причитать:
Я виноват! Виноват!
Марк, да встань уже, на тебя тошно смотреть, кинулся к нему Афин, и попытался оторвать от пола, но тот прирос к нему.
Ты и вправду странный Марк, извиняться за то, что вернул нам Приску, опустился на пол рядом с ним Овий.
Брат прав! Это мы должны просить прощения, опустилась на пол Рина мышка, лет полтора.
Она нежно положила на спину Марка ладони, желая как можно скорее успокоить мышонка, ставшего для них всех в столь короткий срок, другом на века.
Что?! поднял Марк на них глаза, не веря собственным ушам.
Ожидая, что все на него будут злиться и даже побью по-дружески, он не мог понять, почему в глазах всех присутствующих не было и капельки гнева, и уж тем более ненависти к нему.
Но ведь я еле слышно проскрипел он, когда на глазах проступили слезы счастью и сожаления одновременно.