Матильда тут же оставила мать и выбежала на улицу, дав понять матери, что вопрос уже решен и обсуждает его просто бесполезно.
Они впервые возвращались домой на такси. Это было непривычно и оттого необыкновенно хорошо. Они с матерью сидели на заднем сиденье. Матильда вспомнила, что у них нет купонов, и спросила водителя:
Мы можем с вами рублями рассчитаться, а то мы купоны израсходовали?
Ух ты, умница, конечно можете. Рубли это деньги, хоть и не доллары, а купоны пустые бумажки. Вот когда будут гривны другое дело.
И сколько же мы должны заплатить?
Двадцать пять тысяч рублей. Это пять долларов, ответил водитель.
Как много двадцать пять тысяч, ого! Мама, у тебя есть двадцать пять тысяч рублей?
Найдется, дочка. Двадцать точно есть, сказала мать, радуясь, что дочь такая сообразительная.
Пущай будет двадцать, буркнул водитель. Куда везти, скажите точнее.
Улица Веселая, 5, сказала Люда.
Это на той стороне Днепра.
Так точно.
На сборы в Москву ушло три дня. Вероника Семеновна купила дочке новое платье, туфли и сапоги и даже зимнее пальто. В Москве они были 28 августа. Борис встречал их во Внуково.
Спускаясь по трапу самолета, Матильда почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, и дрожит что-то внутри. Она никогда так не боялась встречи с Борисом, как сейчас.
Мама, мне дурно, шепнула она матери, я просто не знаю, что со мной. Ты крепко держи меня за руку, а то я упаду и будет очень и очень стыдно, ты слышишь, мама. Лучше бы мы никуда не уезжали из дому. Борис Петрович может и не прийти, он человек занятой, у него дел много, зачем мы ему две провинциальные клуши? А, вот он, мама, стоит за оградой, улыбается. Это он смеется над нами, правда, мама? Ты как думаешь, мама? Мне тяжело идти, и дышать мне тяжело.
Успокойся, дочка. Держись достойно, будь мужественна.
А где взять это мужество, мама? Я дура, пигалица, как ты говоришь, и меня встречает такой человек! Да он все может, ему все позволено и если он уведет меня к себе, где больше никого не будет, кроме нас двоих, что мне делать, мама?
Не говори глупости.
На выходе Борис протянул руку Матильде и сказал:
О, ты уже большая, тебя не узнать. Сколько же времени прошло с тех пор, как я от вас уехал? Вы, конечно, не помните, да и я уж не помню. Но это не так важно. Ну, здравствуй, маленькая красавица! где твои косички и широкая юбка, в которой ты всегда кружилась передо мной? Ты первый раз в Москве, правда? Не грусти, все будет в порядке. Папа Боря будет о тебе заботиться.
Матильда молчала и только глаза, которые светились совсем иначе, говорили: папа Боря, я вас еще сильнее люблю, чем тогда когда вы у нас жили, и мне было всего шесть лет. Мне просто не верится, что вы передо мной, вернее, я перед вами.
Наконец, она протянула руку, но рука у нее была как веревка, вялая, гибкая и вместо радости на молодом лице, у нее сохранялась все та же печаль, смешанная со злостью, как у обиженного ребенка.
Вы извините ее, она растерялась, сказа мать. И, кроме того, ей уже не шесть лет, когда она запросто кидалась вам на шею.
Мама, не говори ничего. Я все такая же и ничуть не изменилась. Я так же буду любить детей Бориса Петровича, наверное, у него их много.
Борис Петрович только улыбнулся и ничего не сказал по этому поводу.
Я вас отвезу в гостиницу «Севастополь», номер заказан и оплачен, сказал Борис, сидя за рулем. Я выдам вам деньги на мелкие расходы и на питание. Если вы, Вероника Семеновна, сможете остаться при дочери, это будет очень хорошо, а если нет, вы меня предупредите. Тогда я позабочусь, чтобы Матильда жила в школьном интернате, либо у моих друзей.
А ваши друзья хорошие люди? спросила Вероника Семеновна.
Мама, нельзя задавать такие вопросы Борису Петровичу. Как можно? не выдержала Матильда.
Я думаю: да. Во всяком случае, у Матильды мой телефон, она может мне позвонить в любое время. Но кажется, ей лучше пожить в этом интернате. Там воспитатели, строгие дамы, там же много всяких кружков.
Борис Петрович, начала Вероника Семеновна уже в гостинице в роскошном номере на шестом этаже, я не могу не спросить у вас: за что нам такая благодать от вас, чем мы могли заслужить все это?
Я довольно часто вспоминаю вас и вашу дочь Матильду. Сколько нежности было в этом ребенке. Я и сейчас хочу ее видеть в этом возрасте. Я ее только так и представляю, хотя она давно уже не та. Пройдет еще тричетыре года, и она выйдет замуж, и мы будем хорошими друзьями. А что касается средств на ее обучение, в том числе и за рубежом, то поверьте, для меня это копейки. Я сейчас очень богатый человек. Содержание и обучение Матильды мне обойдется в двести тысяч долларов, я уже прикинул, но у меня миллионы, вы понимаете? миллионы. Денег полно, а счастья кот наплакал. Детей нет, а жена жена тяжело больна. Пусть Матильда будет моей старшей дочерью. Она же меня называла отцом. Вот и выходит, что так оно и есть, ведь не тот отец, кто способствовал ее рождению, а тот, кто воспитал и дал ей хорошее образование, не так ли?
Я довольно часто вспоминаю вас и вашу дочь Матильду. Сколько нежности было в этом ребенке. Я и сейчас хочу ее видеть в этом возрасте. Я ее только так и представляю, хотя она давно уже не та. Пройдет еще тричетыре года, и она выйдет замуж, и мы будем хорошими друзьями. А что касается средств на ее обучение, в том числе и за рубежом, то поверьте, для меня это копейки. Я сейчас очень богатый человек. Содержание и обучение Матильды мне обойдется в двести тысяч долларов, я уже прикинул, но у меня миллионы, вы понимаете? миллионы. Денег полно, а счастья кот наплакал. Детей нет, а жена жена тяжело больна. Пусть Матильда будет моей старшей дочерью. Она же меня называла отцом. Вот и выходит, что так оно и есть, ведь не тот отец, кто способствовал ее рождению, а тот, кто воспитал и дал ей хорошее образование, не так ли?
Я верю вам, и очень рада этой вере. Я все время буду думать, что моя младшая дочь родилась в рубашке. Мне спокойнее на душе. Знаете, мать есть мать и порой ей всякие глупости лезут в голову.
Можете ни о чем не волноваться, положитесь на меня. За добро злом не платят. Кроме счастья вашей дочери я ничего не желаю. Когда она вернется из Англии, а это будет лет через пять, а возможно и через шесть, я введу ее в круг так называемых новых русских, она сама сможет выбрать себе спутника жизни. Пожалуй, в этом смысл всего того, что я затеял. Пятьшесть лет пройдет как сонное видение, и мы не заметим, как они прошли. Вы не сможете привыкнуть к этому, как следует, а уж надо будет готовиться к свадьбе.
Я не буду выходить замуж. Никакой свадьбы не будет, пробурчала Матильда, недоверчиво поглядывая на Бориса Петровича и явно не одобряя его прогнозов.
Ну, это покажет время. Наши представления об окружающем нас мире так быстро меняются. Словом, когда тебе будет девятнадцать лет поговорим. Влюбишься в кого-нибудь, потеряешь голову, и начнешь петь совсем другую песню.
Не влюблюсь. Никогда не влюблюсь.
Хорошо, хорошо, моя маленькая Матильда, смеясь, сказал Борис.
Я не маленькая.
Как ты разговариваешь с Борисом Петровичем? недовольно спросила мать.
Как надо, так и разговариваю.
Ну-ка укуси меня за пальчик, предложил Борис Петрович.
Укушу, только не сейчас, произнесла Матильда и отвернула лицо.
Она вас любит, Борис Петрович. И всегда любила, с шестилетнего возраста.
Это очень хорошо. Детская любовь так искренна и непосредственна, позавидовать можно. Если бы так у взрослых. Но, мне пора. Завтра, Матильда, мы с тобой наведаемся в школу и там определимся, хорошо?
Как вы скажете.
В гостинице Севастополь мать с дочкой устроились в хорошем двухместном номере, их покормили шикарным ужином, но Матильда кушала мало и вообще стала для матери какойто неузнаваемой. В ресторане, когда они ужинали, к ним подходили молодые парни, предлагали потанцевать, но Матильда всем отказывала, ссылаясь на плохое самочувствие и неумение танцевать.
Мама, пойдем отсюда, сказала она и поднялась с места.
Дочка, рассчитаться надо.
Но когда она обратилась к официанту, тот сказал, что ужин оплачен, посетовал на то, что они так скоро уходят.
Мама, я так счастлива, сердце мое разрывается, голова кружится и мне хочется петь, плясать. Не во сне ли все это. Я никогда не ждала от жизни ничего подобного. И ты должна быть счастлива, мама. Мы с тобой покорили Москву. А это может быть только во сне, мама. Обними меня.
Матильда бросилась на грудь матери и залилась слезами. Это были слезы счастья, слезы радости.
Мать Матильды уехала второго сентября. Она побывала на первом звонке, убедилась в том, что ее дочь будет жить в интернате, где живут подростки обеспеченных родителей, познакомилась с жестким распорядком дня и со спокойной душой вернулась домой.
7
Людмила, измученная недугом, стала раздражительной и нервной. От ее покладистого характера почти ничего осталось. Даже летающая муха стала ее выводить из себя, а если этой мухи не было, она сетовала на то, что занавеска на окне не задернута, или кастрюля стоит не на положенном месте. Если принять за истину, что в каждом человеке уживается добро со злом, то в определенных условиях зло становится доминирующим и выступает наружу даже тогда, когда это совсем некстати. Это и произошло с бедной Людмилой.
Пока она была здорова, все было хорошо. И характер покладистый, и широта души, и радостные глаза при встрече с мужем, или подругой Тамилой. А теперь а теперь ей стало казаться, что в ее недуге виноваты все, в том числе и муж, который послал ее в эту Испанию, где она чуть не погибла, но Бог оставил ее в живых, и теперь она мучается, страдает, и этим страданиям нет конца и предела. Именно поездка в Испанию явилась причиной возникновения ее тяжелого недуга. И вообще, если бы она не приехала в эту Москву к Борису, никакой болезни бы у нее не было. Это он виноват, он заманил ее сюда.