Миновав пруд, Русаков увидел почти идиллическую картину. Маленький старичок лет под восемьдесят, одетый в синий спортивный костюм с эмблемой московской олимпиады на шапочке, махом поднимал ногу выше головы. Затем он принялся с жизнерадостным видом бегать вокруг пруда. Сделав круг, он поравнялся с Русаковым и комендантом.
Терентий Гаврилович! воскликнул он, сбавив темп, но не останавливаясь. Очень рад встрече! Меня зовут Наум Яковлевич Блюменталь.
Приятно познакомиться.
Взаимно. Хоть, разумеется, при других обстоятельствах было бы ещё приятнее.
Это наш доктор, пояснил Проклов.
Верно, заведующий медицинским пунктом. Знаете, где он находится? Первый этаж, между лестницей и гардеробом. Будет время заходите. Я могу столько вам рассказать я ведь здесь старожил, можно сказать. Я работаю с первого дня основания университета. Более того, вы не поверите, но я таки работал здесь ещё тогда, когда тут не было никакого университета. Это место для меня почти как родина!
Обязательно зайду к вам, заверил его Русаков, поспешив догнать Проклова, уже ушедшего на много шагов вперёд и с недовольством косившегося на разговорчивого врача.
Крикнув что-то на прощание, тот продолжил свой бег вокруг пруда. Судя по всему, собеседников у него было меньше, чем требовал его общительный характер. От избытка пациентов он тоже явно не страдал. Но в то же время он почему-то казался неотъемлемой частью всей обстановки института, хоть его эпикурейский вид и дисгармонировал с её строгостью.
Наконец они вернулись в учебный корпус и свернули в каморку охранника. Её обитатель сидел с видом медитирующего Будды и мучил челюстями жвачку, но, завидев коменданта, вскочил с кресла и вытянулся по стойке смирно. Был это широкоплечий парень лет под тридцать с бритой головой и жидкими усиками на красноватом лице.
Полищук, покажите записи с камер видеонаблюдения, приказал комендант и кивнул Русакову на кресло перед монитором.
Сам Проклов сел на кушетку у стены, предназначенную, видимо, для ночного отдыха охранника. Полищук же стал нажимать на кнопки стоя.
В тот день дежурили вы? спросил Русаков, пока он искал нужную запись.
Нет. Серёга-напарник.
Они сменяются через три дня, пояснил Проклов.
Вы знаете в лицо всех студентов?
Не всех, но особо примечательных.
Да куда им! снова вмешался комендант. Они только на девиц и пялятся, и то, конечно, не на их лица. А в это время мимо хоть полк пройдёт. Посади вместо них пугало в форме толку и то больше будет.
Полищука явно раздражало, что отставной прапорщик обращается с ним, как с солдатом-дневальным. Но возражать начальнику он не смел и лишь сильнее сдавливал зубами свою жвачку.
Вот. Смотрите.
На чёрно-белом экране появилось крыльцо главного входа. Лиственничная аллея, соединявшая институтский городок с шоссе на город, уходила в перспективу. Но обзор был панорамным, так что в поле зрения камеры попадала и часть парка: одна из тропинок, идущая берегом пруда, сам берег и два из четырёх дубов. Вдали расплывчатым пятном темнело общежитие.
Русаков понял, что возлагать на камеру больших надежд не стоит: её предназначение то же, что раньше исполняли дверные глазки если кто-нибудь стучит в закрытую дверь, охранник не вставая с места видел его лицо и решал, стоит ли ему открывать. Но всё-таки это лучше, чем ничего, и эксперт приступил к просмотру записи.
Итак, напарник Полищука открыл дверь учебного корпуса за час до начала занятий. Одним из первых в здание вошёл Рихтер, сжимавший потрёпанный кожаный портфель. Вскоре за ним показался Вышеславский в сопровождении своей рыжей ассистентки. Профессор, как и полагается, что-то объяснял ей, указательным пальцем вычерчивая в небесах невидимые формулы, а та внимала каждому его слову и жесту. Затем мимо камеры просеменил доктор Блюменталь, тяжело промаршировал Проклов. Ближе к звонку ко входу потянулись и студенты. Одиночек среди них было очень немного в основном их почти беспрерывный поток вливался в двери небольшими стайками. Одни спешили побыстрее занять свои места в аудиториях, другие напротив, не торопились, наслаждаясь последними глотками свободы перед долгими и томительными часами лекций. Кто-то останавливался на пороге, в ожидании товарищей. В общем, в этой картине не было ничего необычного.
Русаков начал считать всех вошедших и вышедших. Вскоре воображаемую таблицу из двух столбцов заполнили цифры сорок восемь и два. Впрочем сейчас если кто и выходил из здания, то тотчас же возвращался.
Когда до звонка оставалось минут пятнадцать, на горизонте показалась группа из семи человек. Внимание эксперта они привлекли сразу же; он не мог уверенно определить, чем именно, но они явно выделялись из всех прочих студентов. Конечно, это явно были старшекурсники уже далеко не такие резвые и беспечные, как их младшие коллеги. Но всё-таки они превзошли даже самых серьёзных выпускников двигались они словно рота солдат, стройной колонной по два. Впереди, как вожак собачьей упряжки, шагал высокий юноша в костюме с галстуком. Русаков ещё не знал, что это староста Масленников. Рядом с ним Лихушкин, постоянно оглядываясь на шествующих сзади. Марфа и Нина отрешённо следовали за направляющими, за ними Лена и Челноков. Парень рассказывал что-то своей спутнице, изображая боксёрский удар кулаком. Та делала вид, что внимательно слушает.
Это группа Полякова, указал Проклов. Как всегда, все вместе.
«Я так и понял, подумал Русаков, а вслух спросил:
Почему их так мало?
Ближе к выпуску курс разделили. Они пишут диплом под руководством Вышеславского, другие у других преподавателей.
И все они живут в общежитии?
Кроме Масленникова. Он местный, сын главврача стоматологической поликлиники. Остальные все с области. А вот и сам Поляков.
Он плёлся в хвосте, на некотором отдалении от всей компании длинный, нескладный, и единственный без пары. На нём была ветровка грязно-серого цвета с капюшоном. За спиной небольшой рюкзачок.
«Плохо, что камера не передаёт выражение их лиц, пронеслось в голове Русакова. А ещё хуже их мысли.»
Смотрел он себе под ноги, не поднимая головы и не вращая ею по сторонам. Но несмотря на это походка его широкие шаги, ладони скрывались в карманах полинялых джинсов, отчего он не мог нормально балансировать при ходьбе была как у человека, которому совершенно безразлично, наступит ли он в лужу или грязь. Вид у парня был такой, будто бы он уже принял решение записаться в камикадзе.
Русаков неотрывно следил за этим шествием, смахивающим на ритуальную процессию, только без гроба, пока Поляков не скрылся за дверью главного входа. Тогда эксперту уже ничего не оставалось, кроме как приплюсовать к своей таблице число семь и приготовиться ждать.
Цифры в углу монитора, означавшие время и дату съёмки, показали девять утра. Звонок прозвенел. Опоздавших оказалось немного всего пять человек. Итого шестьдесят человек за вычетом декана, доктора, коменданта и Вышеславского. Тогда Русаков ускорил воспроизведение. Люди на крыльце замелькали, как в комическом скетче, но было их немного, и Русаков успевал их сосчитать. В основном студенты и преподаватели выходили покурить, и через пару минут возвращались обратно. Часов в десять выскочил доктор в своей тренировочной экипировке и после десяти кругов вокруг пруда вернулся обратно. Проклов курсировал между корпусом и общежитием с различным инвентарём от лопаты до молотка. Но до конца занятий никакого скопления народу не наблюдалось.
Наконец наступили три часа дня, и ситуация кардинально изменилась. Счастливые студенты высыпали из здания. Многие из них сразу же доставали сигареты. Пару раз высовывался комендант, видимо, ругая их за нарушение пожарной безопасности. Собравшись в компании, юноши направлялись по аллее к воротам. Меньшая часть устремлялась в парк в сторону общежития. Число остающихся в здании уменьшалось с каждой минутой. Но особо интересующая Русакова семерка не спешила покидать святилище науки.
Вышеславский назначил им консультацию после занятий, пояснил Проклов, будто бы угадав его мысли.
Я им сочувствую.
Они сами его выбрали.
Судя по количеству вышедших, другим группам в это время дополнительных занятий не назначали. Правда, в здание заходили и другие студенты. По всей видимости, они сдавали задолженности или, как их здесь называют, «хвосты». Но они, разобравшись со своими делами, покидали здание, особо в нём не задерживаясь.
И лишь в шесть часов вечера, когда небо уже стало смеркаться, на пороге показались сокурсники Полякова Лена, Лихушкин и Челноков. Девушка тотчас же достала из сумочки сигарету, Лихушкин щёлкнул перед её носом зажигалкой. В отличие от товарищей, Челноков не курил. Через минуту к ним присоединились Масленников, Нина и Марфа. Поляков не спешил нарушить симметрию своей группы. Ребята ещё какое-то время стояли у крыльца. Между ними завязалась оживлённая дискуссия.