Значит, медицина насильно удерживает ее тело. Раз Бог не дал ей сознания, значит, он и не предполагал ее менять.
Мы были шокированы. Иногда устами верующего человека может прозвучать истина, которую все чувствовали, но не допускали в свое сознание. Я вспомнила прочитанное:
Я читала, что у каждого есть своя программа пребывания на земле и свой срок. Если программа выполнена, человек уходит, и ничего сделать нельзя.
Леночка не хотела соглашаться:
Да она ничего не успела, какая там программа!
Мне не хотелось вдаваться в философские дискуссии, у всех из нас была слишком разная подготовка, но и промолчать было бы не хорошо, фраза звучала как вызов Создателю.
Программа, возможно, распространяется не на одну жизнь. Возможно, душе не хватало именно этого опыта. Но, скорее всего, срок пребывания души на Земле закончился именно сейчас, и никто ни в чем не виноват. А наше человеческое сознание не дает с этим смириться. Медицина у нас лечит тело. А тело подает признаки жизни. Значит, нужно их поддерживать.
Надя сказала то, о чем я уже давно думала, но боялась произнести:
А вдруг это не медицина, а мы насильно удерживаем остатки жизни в безнадежно больном теле?
Все посмотрели на меня. Что это? «Ты начальник ты и решай?» Они давно уже могли обойтись по работе и без меня, и обращались ко мне только в нестандартных ситуациях. Ситуация была, конечно, нестандартная. Но было в их ожидании значительно большее. «Ты старшая». «Тебе принимать решение». «Интересно, как ты поступишь». И «мы здесь ни при чем» тоже было. И безграничное доверие.
Я смотрела на них, а они на меня. Они ждали и не отводили взгляды. Я встала и подошла к окну. Буклет с вложенной в него фотографией лежал в углу на подоконнике. Я стала молиться. Господи, прости меня за то, что не могу понять волю твою. Будь милосерден! И если милосердие твое совершит исцеление, да будет так! Если ты считаешь, что милосерднее прервать мучения плоти, пусть будет по-твоему. Прошу, если это так, пошли мне знак. Я взяла буклет и почувствовала жар в державшей его руке. Господи, принимаю волю твою! Я достала из буклета фотографию. Девушка улыбалась. Она была счастлива и красива необычайно. Но это была фотография мертвого человека. В ней не было энергии. Я взяла буклет и выбросила в мусорное ведро. Им нельзя больше пользоваться.
А вдруг кто-нибудь на помойке подберет? Или уборщица, увидев молитву на листке бумаги, не выбросит? Лучше бы его порвать на мелкие куски. Но рука не поднималась. Было в этом действии что-то ритуальное. Как будто я добивала больную. Я закидала буклет макулатурой, взяла фотографию и, уже собравшись с силами, подошла к девчонкам, сгрудившимся у Ленкиного стола. Все настороженно молчали. Я положила на стол фотографию.
Смотрите, какая хорошая фотография. Она здесь такая красивая. И абсолютно счастливая. Некоторые люди ухитряются прожить жизнь и ни разу не почувствовать себя счастливым. Запомним ее такой.
Людмила заплакала:
А что с фотографией делать?
Лена предложила отдать ее мужу:
Это с компьютера, снимали на Новый год. У него такой может не быть.
Ее все поддержали. Больше на эту тему мы не разговаривали. Вообще долго не разговаривали. Все чувствовали себя соучастниками и переживали, каждый в одиночку.
Через два дня она ушла из жизни окончательно. И никто из нас не вспоминал вслух о том, что мы сделали. Возможно, девчонки никогда до конца не верили в связь наших действий с происшедшим, возможно, щадили меня. Скорее всего, второе. Потому что ответственность всегда лежит на том, кто принимает решение. Я горевала вместе со всеми. И все же мне было легче, потому что я знала: такова воля Божья. Я не стала акцентировать на этом внимание остальных. Люда понимает это не хуже меня, а для других и так мистики предостаточно. Нельзя слишком сильно давить на окружающих своими представлениями о жизни и смерти, когда они к этому еще не готовы.
Мы долго пытались найти смысл в несчастье, которое уже не может изменить сознание человека, на которого оно свалилось. А, может быть, это испытание дано не ей, а всем нам, ее близким? И перемены должны были произойти в нас?
У Фаргата
Итак, все сошлось. За долгие месяцы у меня впервые появилось свободное время от и немного денег. И страстное желание продвинуться еще на шаг вперед по пути познания неведомого, в том числе себя. И тут же звонок. Фаргат приглашает на семинар «Со-твори чудо». Именно так, через дефис, подчеркивая нашу сопричастность ко всему. Я сразу согласилась, хотя поездка в выходной день из моей деревни, через весь город, в район, которого я не знаю, для меня не так уж проста. Но я уже увереннее чувствую себя на дороге и почти не боюсь. Прокладываю с друзьями маршрут по карте, все, вроде, понятно, но потом трижды проскакиваю по прямой то место, где Московская делает зигзаг. И все же я на месте вовремя.
Фаргат и Роза уже в зале. На диванчике лежит бледная, изможденная женщина с умным, но измученным лицом. Все радуются каждому вновь входящему. Я болтаю со своей тезкой, молодой, по моим меркам, женщиной, матерью троих детей. Мы знакомы с ней по прошлому семинару. Узнаю милую толстушку Галину, у которой есть свое мнение по любому вопросу. С ней Людмила, «магиня», как она себя называет. Есть и незнакомая дама моих лет, тоже моя тезка, высокая, с гордо прямой спиной, держится она пока особняком.
С большим опозданием приходит Надежда. Она немного старше меня. Высокая, статная когда-то, но слегка располневшая. Мы тоже знакомы. Она поражает совершенно детской непосредственностью, совсем не боясь показаться смешной и глупой, и все сразу проникаются к ней той нежностью, которую испытываешь к незащищенному, абсолютно открытому человеку.
В восточном наряде очень колоритно смотрится преподавательница йоги. Есть женщина в годах, язык не поворачивается назвать ее пенсионеркой, с застенчивой улыбкой и румянцем во всю щеку. Несколько мужчин средних лет, я их пока не знаю. Многие лица мне знакомы, мы встречались на занятиях клуба. Всего нас шестнадцать человек.
Для знакомства разбиваемся на пары. Условие участники пары не должны быть знакомы друг с другом. Люди начинают перемещаться, а я просто жду. Наконец, все разобрались на пары. Остались я и молодой парнишка рядом со мной. Мы просто поворачиваемся друг к другу. Его зовут Юра. Он робеет и не находит, о чем говорить с немолодой дамой. А говорить положено о самом главном в себе. Я пытаюсь его растормошить, задаю наводящие вопросы, и он, медленно подбирая слова, начинает говорить. Говорит, краснея, о тех целях, которых хотел бы достичь, работая над собой. Все очень искренне и обстоятельно. Я слушаю и радуюсь.
Молодой парень, не имевший возможности получить официальное образование, работает водителем на какой-то строительной машине. Он много читает, а прочитанное понимает так глубоко, что, скорее всего, это даже не понимание, а ощущение всей кожей, всей поверхностью тела. Он ничего не говорит о своих способностях, но то, что он чувствует еще лучше, чем говорит, понятно сразу. А радуюсь я тому, что есть простые работящие ребята, которых волнует не «поллитровка в выходной», а очень серьезные проблемы, такие, как судьбы Земли, человечества и всей Вселенной. Мы рассказываем друг о друге мягко, снисходительно и с иронией. Надо же, он мгновенно уловил, в каком тоне нужно обо мне рассказывать. И вправду, умеет настраиваться на людей. А значит, считывает их, как с листа. Мне нравится находиться среди этих людей. Я чувствую себя среди своих.
Нужно сонастроиться, и Фаргат начинает медитацию. Звучит космическая музыка. Мы сидим в кругу, взявшись за руки. Вернее, вложив свои ладони в ладони сидящих рядом. Слева моя тезка, справа Юра. Фаргат ведет нас не долго, а потом просто дает время слиться с музыкой и почувствовать полет души. Ощущения необыкновенные. Краем сознания я отмечаю, что моя левая рука начала подниматься вверх. Думаю, что это поднимает мою руку моя соседка слева, так как ее ладонь под моей. Но моя правая рука тоже висит в воздухе, а в паре с Юрой моя ладонь внизу.
Вскоре я просто перестаю ощущать свои руки, они невесомы. Музыка уносит меня ввысь. Я парю над землей, кадры внизу сменяют друг друга и напоминают заключительную сцену из «Ширли-мырли». Люди разных национальностей, разных рас приветливо машут мне рукой. Я понимаю, что это музыка единства. Я уношусь все выше и смотрю на землю, маленькую, как школьный глобус. Я ищу свое место на земле. Сердце бьется в предчувствии открытия. И вдруг толчок. Вот оно. Я в летнем лесу, день жаркий, солнце освещает верхушки деревьев, но внизу прохлада и запах прелых сосновых иголок. Рядом журчит прозрачный чистый ручей. Присутствие кого-то доброго и беззащитного наполняет меня, и я всматриваюсь в солнечные блики, которые превращаются в пятна на шкуре молодого олененка. Он тоже чувствует мое присутствие, и, стоя ко мне боком, не прекращая пить воду из ручейка в нескольких шагах от меня, смотрит своим раскосым глазом прямо мне в глаза.
Мы вглядываемся друг в друга, и его взгляд проникает мне в душу. Он не боится меня, он доверяет мне, я такая же часть пейзажа, как березка на берегу или песок на дне ручья. Нежность к этому малышу наполняет меня, сейчас он дорог мне не меньше, чем человеческий детеныш. Мне хочется погладить его, но я не делаю этого, чтобы не оставить на его шкурке человеческий запах, который может напугать его мать. Музыка заканчивается. Мы открываем глаза и обнаруживаем, что все с удивлением смотрят на наши руки, висящие в воздухе. Мы посмеиваемся, обвиняя друг друга, но мне понятно, что тут не обошлось без меня, так как я в центре, а с другой стороны руки моих партнеров лежат на коленях. Я признаюсь, что не знаю, что у мня с руками. Медитация шла минут двадцать, а руки не чувствуют усталости или напряжения. Магиня рассказывает, что раньше она умела летать, точнее, летало ее астральное тело. И всегда это начиналось с рук. Она спрашивает меня: