Его милая Сашенька не возражала. Она никогда ему не возражала. То ли по причине характера, то ли в силу своего юного возраста ей за неделю до их свадьбы исполнилось восемнадцать.
Не гулять отпуск Строгий решил по одной простой причине: чем раньше других молодых лейтенантов на место службы прибудешь, тем более козырную должность светит получить. Об этом знали все выпускавшиеся. А кроме всего прочего, это давало возможность проявить себя перед командиром части в качестве прилежного офицера, который на службу рвётся, а не в гулянки какие-то пускается после выпуска. Так почему бы ему не воспользоваться этим? Кто знает, может именно ему отличнику, смелому и решительному характером, как раз и повезёт?
Сейчас он лежал в тиши хоть и казённой, зато своей личной просторной комнаты с целой настоящей печкой, на хоть и казарменной железной койке, зато рядом со своей любимой Сашенькой, и завтра ему доверят секретную спецоперацию, и он выполнит её на «ура».
О чём ещё можно мечтать молодому лейтенанту, только-только начинающему свой боевой жизненный путь?
Строгий удовлетворённо вздохнул и погладил тёплую руку Сашеньки, покоящуюся у него на груди, ощутив при этом шелковистость её кожи с одновременным приливом нежности к жене.
«Спать! Не будет, видно, тревоги. Значит, с утра всё ясно станет. Не дрейфь, лейтенант Строгий!»
Он мгновенно погрузился в здоровый крепкий сон
Юная Сашенька не слышала, как утром муж потихоньку собрался и ушёл на службу, прихватив тревожный чемодан, так любовно собранный ею накануне.
***Возле гарнизонного склада, куда вот-вот должны были подвезти продуктовые пайки, собралась и жужжала, как встревоженный улей по-другому и не скажешь разноголосая толпа жён комсостава.
Сашенька застенчиво встала в сторонке, прижимая к груди старенькую авоську.
Александра, а твой-то лейтенант со своим взводом тоже в спецоперации участвует?
Это была соседка по этажу, единственная, с кем Сашенька успела пока познакомиться по приезде в гарнизон, жена прапорщика Маркизова всегда весёлая краснощёкая казачка Тоня.
Жены комсостава у склада почему-то сначала замолчали, а потом разом заулыбались.
Тоже участвует, только и нашлась, что ответить Сашенька, и густо покраснела.
Поня-я-тно. То-то я гляжу с тревожным чемоданом с утра на службу шёл! А ножницы-то с собой прихватил?
Теперь от склада раздался смех.
Сашенька совсем растерялась и крепче прижала к себе авоську.
У нас у всех мужья по молодости на эту удочку попадались, тоже засмеялась Антонина и сквозь смех закончила:
Операция эта секретная знаешь, как называется? «Одуванчик»! Ножницы в руки и газоны стричь!
И закусили
С какой стороны к этой истории подойти даже и не знаю. Уж очень грустная она. Особенно для нашего российского менталитета.
Но рассказать её очень хочется. Потому что очень уж она поучительная для нас, русских, должна быть. Особенно сейчас, в наши совсем нелёгкие времена продолжения двадцать первого века.
Какие времена нелёгкие, спросите вы? Да уж такие нелёгкие. Правда, не разруха у нас, не бедствия стихийные большие, хотя и таких в последние годы немало. Но главная особенность наших времён состоит в том, что невзлюбил нас напрочь западный мир во главе с их заокеанским наставником.
Да в принципе, нам и наплевать на это. Только у многих из нас раньше идея такая была о братстве и дружбе между всеми народами. А теперь она на глазах у всех же нас трещит по швам, и мы, вроде как, удивляемся этому. Вроде как, не ожидали мы такой скаредности и примитивности мышления от западного мира и, к тому же отсутствия гостеприимства. А кто-то из них, спрашивается, такое гостеприимство нам обещал? И ведь началось-то всё с чего? А с того, что создали мы себе в головах наших такую блажь, как будто они ждут не дождутся, когда мы в их дружную европейскую семью вольёмся, и она, эта семья, что-то вроде того, как бы обнимется с нами и за свой стол европейский, очень даже совсем и не большой, между прочим, усадит. Выпить нам нальют и ещё и закусить поставят. Ага! Раскатаем же, друзья, губу пошире! А ведь раскатали, чего уж теперь шифроваться.
Вот об этом и история моя, совсем грустная, но теперь, поскольку я был непосредственным участником той истории, в наши новые нелёгкие времена, для меня совершенно понятная. И потому сейчас я живу абсолютно в спокойном состоянии ума и души, и меня ничуть не удивляет такое их западное-американское отношение.
Вот об этом и история моя, совсем грустная, но теперь, поскольку я был непосредственным участником той истории, в наши новые нелёгкие времена, для меня совершенно понятная. И потому сейчас я живу абсолютно в спокойном состоянии ума и души, и меня ничуть не удивляет такое их западное-американское отношение.
Теперь ближе к теме, то есть к самой истории.
Произошла эта история в конце восьмидесятых, совсем незадолго до вывода наших войск из всех западных и не западных границ мира. И случилась она в одном небольшом гарнизоне на юге Венгрии, то есть по географическому местоположению в южной группе наших войск.
Осень в тот год золотом по всей Венгрии исходилась! Золото и синева. Золото листьев и синева неба. Такого чистого и ясного неба я потом долго нигде не видел! Может, потому, что в Ленинград служить меня вернули. А здесь, не то что осенью летом солнца у природы не выпросишь! Но зато Родина. Родной край. Я же в Ленинграде и родился.
Но, когда же, я, наконец, к истории этой грустной подойду! А понимаете ли, в чём дело? просто снова загрустить не хочется вот в этом всё дело.
В общем, осенью той невозможно золотой, в один из дней, пошёл слух по гарнизону, что мадьяр какой-то местный в гости к себе, будто бы, намерился наших офицеров пригласить. На самом деле, не какой-то он был, а тот, что скупал у нас в гарнизоне всё подряд, что из Союза мы сюда тарабанили на одно денежное довольствие не очень-то разбежишься блага братской венгерской лёгкой промышленности приобрести! И, вроде как, хотел он нас всех тем жестом гостеприимным отблагодарить за всё то хорошее, что мы ему сделали за годы сотрудничества. Но не всех, конечно, а только элиту нашу полковую. Командир полка там, начальник штаба, командиры подразделений, но, конечно же, чтобы не ниже майора, во всяком случае. От такого избирательного его подхода, небольшое количество нас, офицеров, набиралось. Мне тоже повезло под приглашение это попасть, поскольку я только что досрочно подполковника получил, прекрасно исполняя обязанности командира дивизиона.
Пришёл я домой радостный и стал жене рассказывать об этом приглашении. Что не слух это, а точно пригласил мадьяр нас! Расписал ей все прелести предстоящей поездки.
Надо, конечно, для лучшего вашего понимания происходящего, уточнить здесь кое-какие детали. Например, тогда мы, честные офицеры на службе у Отечества, по большей части ничегошеньки не знали-не представляли о том, что в то время уже у нас в стране происходило. Конечно, слово «перестройка» и нам было знакомо. Но на своей шкуре мы ещё не успели прочувствовать его, поскольку исправно неся службу за границей, мы только раз в год, получив очередной отпуск, навещая нашу Родину и родных с друзьями, и понятия не имели, что твориться у нас, в сердце России. Тем более, понятия мы не имели о каком-то там частном предпринимательстве. Нет, может пока мы здесь преданно служили, у нас в Союзе тоже уже кто-то этим делом занялся. Теперь мы знаем, что определённо точно такое было. Но тогда! В конце восьмидесятых!
Опять куда-то я не туда пошёл. Очень тяжело мне этот рассказ даётся.
В общем, дело, по словам гостеприимного дружественного мадьяра, который, как оказалось впоследствии, был частным венгерским предпринимателем, обстояло таким образом. Со слов командира полка, правда.
Мы, то есть отборные офицеры части
Да, главное надо сказать: нас почему-то не удивило совсем, что замполит и особист части ничего уже против не заимели насчёт нашей поездки к тому мадьяру в открытую. До этого такие прямые связи не приветствовались. Мало того, за такие «гости», ещё полгода назад руководство части могло схлопотать чего-нибудь нехорошего. А тут нате, вам, езжайте! Потом-то, когда через пару месяцев выводить нас начали из-за границы, поняли, отчего и почему тогда такая благосклонность к нам проявлена была.
Но это к слову.
Значит так, со слов командира: мы, отборные офицеры части, на предоставленном нам пазике, приезжаем к мадьяру на ферму. Не на ферму даже, а на пруды, в которых он карпов разводит. Делает он нам там экскурсию, всё показывает, по угодьям своим ухоженным мадьярским тоже водит, все свои насаждения и цветники показывает, а затем ведёт к себе в большой дом, где и угощает этими самыми карпами в разных вариациях, острыми национальными блюдами, смузи-фрузи всякими и т. д. и т. п. Ну, а до этого и под это, как положено, мадьярские сливовицы всякие, фрёнчи и пиво, охлаждённое до нужной температуры.