Я пялилась из окна и подумывала, не написать ли мне Генри эсэмэс: «Я уже здесь. Где ты?» Но потом оставила эту идею. Из иллюминаторов самолёта Лондон выглядел как в сувенирном шарике со снегом, в котором деревья, крыши и дома были запорошены блестящей пудрой. Здесь же, внизу, от этого белого волшебного блеска не было и следа. Снежная каша на дороге выглядит совсем не романтично, собственно говоря, она даже не белая. И если бы кто-то в тот момент захотел описать моё настроение, то выражение «снежная каша» подходило как нельзя лучше. Насколько я была счастлива от радостных предвкушений в аэропорту, ровно настолько же я была расстроена, когда выходила из машины после того, как Эрнест наконец припарковал её перед входом в свой, пардон, в наш дом. И мне не стало легче, когда дверь нам открыла Эмили, подруга Грейсона. Она была, наверно, последним человеком, которого я сейчас хотела видеть.
О, вы уже здесь, сказала Эмили и выглядела при этом так же «счастливо», как и я.
По правде говоря, она была довольно симпатичной брюнеткой с гладкими блестящими волосами и приятным цветом лица, рослая и спортивная, но я ничего не могла с собой поделать для меня она выглядела как злобная гувернантка из какого-нибудь старого фильма, например, как мисс Эндрю из «Мэри Поппинс». Или как лошадь. Она выглядела старше своих восемнадцатилетних сверстников, виной чему была не только её строгая скромная одежда, но и всезнающий задумчивый вид, с которым она нас сейчас осматривала.
В какую-то наносекунду я даже хотела попробовать повернуться на каблуке и снова исчезнуть. Но тут по коридору к нам стремительно принеслась Кнопка с развевающимися ушами, а за ней подтянулись Грейсон, Флоранс и Лотти. А ещё кое-кто со светящимися серыми глазами и торчащими во все стороны тёмно-русыми волосами.
От облегчения я чуть было не расплакалась.
Генри.
Он бесцеремонно оттолкнул Эмили в сторону и обнял меня.
Ты снова здесь, моя сырная девочка, промурлыкал он мне в ухо. Я по тебе очень скучал.
Я обвила руками его шею и крепко прижала к себе, потому что это было мне необходимо.
Ты так приятно пахнешь! прошептала я.
Это было не совсем то, что я хотела сказать, но первое, что пришло мне в голову.
Это не я, это те пирожки с невыговариваемым немецким названием, которые испекла Лотти.
Генри не предпринимал никаких попыток отпустить меня. А я и не возражала я могла вечно его обнимать. Плохо только, что мы были не одни.
Я всех приглашаю! позвала Лотти.
Кстати, на ней были те тапочки, которые она связала для Чарльза. В последнюю минуту она решила ему их всё-таки не дарить. Потому что некоторые люди совершенно не ценят подарки, сделанные с душой, как она сказала. Это было мудрое решение, потому что сам Чарльз за день до Рождества вручил Лотти шоколадного Деда Мороза, завёрнутого в фольгу. Малюсенького Деда Мороза. По сравнению с ним японская кошка-талисман была просто драгоценностью.
Это маленькая импровизированная вечеринка в честь вашего возвращения, наши лыжные зайки!
Глядя на нас, Лотти просто сияла. Если она ещё и тосковала по Чарльзу, то хорошо это скрывала.
Мы даже почти разучили приветственную песню. В голосе Флоранс невозможно было не услышать насмешку. Но какое вообще слово рифмуется со словом «зайки»?
«Попрыгайки», предложил Грейсон.
Глупости, сказала Эмили, и я чётко представила себе выражение её лица, хотя и не могла его видеть.
Нет, «глупости» не рифмуется. А вот «хозяйки» да. И «лужайки», сказал Грейсон, а я легкомысленно хихикала, уткнувшись в свитер Генри.
Ах, как же хорошо снова быть дома!
Ага, «зайку бросила хозяйка», закончила Мия. И толкнула меня в плечо: Эй, зайки, вы перекрыли путь к пирожкам!
Эти немецкие пирожки оказались огромными пышками со сливовым повидлом, с хрустящей корочкой, и в следующие двадцать минут жизнь была просто прекрасна. Сидеть на кухне с самыми любимыми людьми, наслаждаться горячим шоколадом и вкусной выпечкой в этот момент я не могла себе представить ничего лучше.
Все говорили, перебивая друг друга. Мия (с набитым ртом) сочиняла дальше про наш лыжный отдых. Флоранс рассказывала о вечеринке, которую собираются устроить в феврале на их с Грейсоном восемнадцатилетие, а Лотти о баварском крем-супе, который она хотела наколдовать для нас завтра.
Я ни на миг не отпускала Генри: мы держались за руки под столом, слушали, смеялись и обменивались многозначительными взглядами, и после второго пирожка я поняла, что сейчас просто лопну от счастья. Может быть, не только от счастья, потому что эти пышечки хоть и казались лёгкими, но в желудке как будто становились вдвое больше. Я почувствовала, что, совершенно того не осознавая, расплылась в сытой счастливой улыбке.
Все говорили, перебивая друг друга. Мия (с набитым ртом) сочиняла дальше про наш лыжный отдых. Флоранс рассказывала о вечеринке, которую собираются устроить в феврале на их с Грейсоном восемнадцатилетие, а Лотти о баварском крем-супе, который она хотела наколдовать для нас завтра.
Я ни на миг не отпускала Генри: мы держались за руки под столом, слушали, смеялись и обменивались многозначительными взглядами, и после второго пирожка я поняла, что сейчас просто лопну от счастья. Может быть, не только от счастья, потому что эти пышечки хоть и казались лёгкими, но в желудке как будто становились вдвое больше. Я почувствовала, что, совершенно того не осознавая, расплылась в сытой счастливой улыбке.
Но на этом и закончились двадцать счастливых минут.
Я под впечатлением, Лив, как ты ловко справляешься! сказала Эмили, сидевшая напротив меня. Она съела только половину пышки, орудуя ножом и вилкой, и это означало, что они с Грейсоном не держались за руки под столом. Я была о тебе другого мнения. Респект!
Что она имела в виду?
Знаешь, в семье Зильбер кое-что умеют, осторожно возразила я. Но думаю, что третью пышку я уже не осилю. Так что ты больше должна гордиться Грейсоном. Если я правильно подсчитала, он уже четвёртую уписывает.
Пятую, поправил Грейсон с полным ртом. И я уже до этого
Эмили перебила его:
Я поражаюсь не количеству калорий, которое ты поглощаешь, Лив, а твоей беспечности.
«Беспечность» это слово недавно употребила Рыся (сожалея, как это мимо неё прошло то обстоятельство, что Эрнест и мама были парой), поэтому я знала, что оно означает: непринуждённость, беззаботность, разгильдяйство. Вот так.
В каком смысле? недоверчиво спросила я.
Генри крепко сжал мою руку и предпринял попытку встать:
Может, пойдём наверх в твою комнату и м-м разберём чемодан?
Эмили смотрела на меня, не отводя глаз и даже не моргнув, совершенно не обращая внимания на тот факт, что Грейсон уставился на неё так, будто хотел насадить на вилку.
Эм! угрожающе произнёс он.
А что такого? Я просто сказала, что я поражаюсь ей. Эмили всё ещё смотрела мне прямо в глаза. Я не думаю, что кто-нибудь другой мог бы оставаться таким спокойным, если бы его сексуальную жизнь открыто обсуждали. Она добавила с изящной улыбкой: Или, точнее, отсутствие сексуальной жизни.
Генри тяжело вздохнул и перестал тащить меня за руку, а Грейсон бросил свою вилку на тарелку с таким звоном, что мама, Лотти, Флоранс и Эрнест, которые были увлечены своим разговором, мгновенно умолкли. На секунду воцарилась тишина.
Что? спросила Мия. И я была очень благодарна, что кто-то заговорил вместо меня. Кто и где обсуждает сексуальную жизнь Лив?
Сексуальную жизнь? повторила мама. Она всегда взбадривалась при этих словах.
Ну почти каждый в Джабсе. Эмили откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Им же больше нечем заняться. И если это тебя утешит, мало кто верит, что ты фригидная.
Что? снова спросила Мия.
А мама снова повторила:
Фригидная?
У меня перехватило дыхание.
Флоранс вздохнула:
Эм, Лив ещё, наверно, этого даже не видела Она сочувственно посмотрела на меня. Или ты была в интернете во время отдыха?
Я медленно покачала головой. Можно было сказать, беспечно покачала.
Ах, вот оно что-о-о!.. Эмили снова позволила себе свою изысканную улыбку. Я думала, Генри тебе уже давно об этом рассказал.
Нет. Не рассказал. Чем бы это ни оказалось.
У меня пока не было возможности, сказал Генри. И вообще, Лив выше всего этого. Это просто идиотские сплетни, которые никого не интересуют.
Да, точно, Леди Тайна получила всего-навсего двести сорок три комментария под этим постом сказала Флоранс.
Мия вскочила и схватила планшет Лотти с буфета. Она была права. Настал момент и мне лишиться своей удивительной беспечности. Я отпустила руку Генри и встала.
Как я уже сказал, это глупости, которые никого не интересуют, повторил Генри.
Скукотища, согласился Грейсон. Лотти, а можно мне ещё пышечку?
Ох, сказала Мия, неподвижно уставившись в планшет, это конец!
Я забрала у неё компьютер и пробежала глазами по посту Леди Тайны. Одно язвительное замечание следовало за другим в общем, как обычно. Бедняга Хейзел Притчард! Леди Тайна всё ещё точила на неё зуб. (Поэтому Хэйзел значилась в листе подозреваемых Мии. Её теория состояла в том, что Леди Тайна была настолько безжалостной, что даже не боялась упоминать саму себя, чтобы только скрыть свою личность.)