В этой перекрученной петле действия родителя не встречаются напрямую с ощущениями ребенка (и то и другое разные стороны функции сенситивности), а действия ребенка с ощущениями родителя. Аналогично, чувства не встречаются с чувствами, эмоции с эмоциями, а логика с анализом. Обратной связи, по сути, нет. Механизмы осознанной саморегуляции не формируются за ненадобностью, общение на равных не формируется тоже. Это концепция влияния на партнера, а не общения с ним.
Можно также сказать, что каждый пытается контролировать подсознание партнера и избегает встречи с сознанием! Этот момент очень важно запомнить, если мы хотим разобраться, что с этим делать.
Для манипуляции желаниями ребенка родитель использует либо эмоции, либо «объективную необходимость», т.е. логику. Соответственно, и у ребенка потребности бывают первичные они формируют сенситивную функцию психики; и вторичные они формируют его чувства (функцию интуиции). В результате (предположительно) ведущие функции ребенка формируются таким образом, чтобы создать петлю полного дополнения с одним из родителей, типа той что на рисунке ниже. Часто первый ребенок формируется в дополнении к матери (мамин сын), второй как дополнение к отцу (папина дочка); дальше ситуация усложняется. (Это в случае, если психотип родителей определен и устойчив, что бывает далеко не всегда, но это другая тема).
Однако мы уже знаем, что Эмоции и Логика это функции-антагонисты; Чувства и Ощущения, в смысле Интуиция и Сенсорика, тоже антагонисты. Получается, что ребенок конкурирует с одним из родителей и по первой «системообразующей» функции, и по второй творческой. При этом, обе функции ребенка имеют тенденцию подавляться полем родителя, блокируя развитие. Ребенок, конечно, пытается этому противостоять, но итог зависит только от того, насколько родитель способен остановиться и ограничить свое давление на ребенка. При том, что базовое естественное поведение ребенка неизбежно будет его, родителя, раздражать.
Петля на рис.3 может быть двух типов:
Одну можно условно назвать петлей контроля. Ее задача манипулировать и управлять желаниями, внутренним миром ребенка. Ее особенность в том, что внутренниймир ребенка (чувства и желания) контролируется родителем, а внешние проявления возникают как производные.
Аналогичную петлю с противоположным направлением стрелочек можно условно назвать петлей опеки. В ней совершаемые родителем действия непосредственно влияют на детские эмоции. Ее особенность в том, что внешние проявления ребенка (например, эмоции) являются реакцией на действия родителя, а внутреннее состояние (чувства или физическое состояние) возникает уже как память об этом процессе.
По сути, это как петли прямой и обратной связи, с тем уточнением, что невозможно выяснить, какая связь обратная, а какая прямая они равноценны и неразделимы, хоть и разнонаправлены. То, какая петля будет доминировать в ребенке, определяется, наверное, тем, чего больше у него было в детстве контроля или опеки.
Что здесь любовь?
Интересно посмотреть, какие вообще смыслы стоят за словом «любовь» для каждого участника событий. Итак:
Ребенок подсознательно верит, что:
я тебя люблю = я тебя ем;
ты меня любишь = ты обо мне заботишься (позволяешь себя есть);
Ребенок транслирует, что:
я люблю = я делаю, что хочу;
ты меня любишь = позволяешь мне всё, что я хочу;
Родитель подсознательно верит, что:
я тебя люблю = контролирую, говорю кем быть и что делать;
ты меня любишь = ты подчиняешься;
Родитель транслирует, что:
люблю = забочусь о тебе бескорыстно;
ты любишь = позволяешь о тебе заботиться;
Так возникают типичные коммуникативные искажения. Если любовь это послушание, то ее можно требовать, даже прибегая к насилию. К такой «любви» можно склонить или вынудить: обещаниями, шантажом, запугиванием, принуждением и т. д. и т. п. Такую «любовь» можно дать и можно отнять; и вообще, можно обращаться с ней так, будто это вещь. В широком смысле, это искажение, как и многие другие, возникает от того, что мы по инерции пытаемся обращаться с чувствами как с вещами подобно тому, как прообразом материнской любви (чувства) стало материнское молоко (вещь). При этом индивидуальность «любимого», вообще говоря, только мешает его «любить», и агрессивно разрушается за ненужностью.
Нетрудно видеть, что из этих наборов установок одна пара является синонимичной и обеспечивает взаимное притяжение в системе родитель-ребенок, это концепция безусловной заботы/опеки. Эти установки открыто транслируются и соответствуют «идеальному миру и согласию» в отношениях. Когда ребенок с удовольствием потребляет, а родитель с удовольствием его кормит.
И одна пара является антонимичной, обеспечивая отталкивание: это пара контроль-вседозволенность. Эта пара установок подразумевается подсознательно и соответствует скрытому конфликту «контроль-подчинение». Скрытому потому что всем нравится думать, что «мы вместе добровольно и по любви, и никакого насилия нет».
Кроме того, степень осознания (одобрения, разрешения) для каждого набора различается.
Попарно эти установки образуют что-то похожее на равноценный обмен, типа «я забочусь ты подчиняешься», но по сути это формы взаимного контроля и ограничения, одна из которых (формально, на словах) одобрена обществом, а другая так же, на словах, осуждается.
Кстати сказать, из этого следует, что высокий контроль со стороны родителя влечет за собой низкую способность к самоконтролю ребенка. И наоборот, слабый контроль со стороны родителя может рождать излишнюю склонность к самоконтролю ребенка.
Вывод, конечно же, очевиден: контроль и забота должны быть тщательно сбалансированы с учетом темперамента и психотипа ребенка, а не неврозов родителей.
Как вербальное и невербальное оказались в разных субличностях
Какую бы из описанных пар «контроль-исполнение» мы ни выбрали, планирование и действие окажется в разных аспектах пары родитель-ребенок, разных субличностях, связь между которыми может быть весьма слабой и нелинейной. А иногда, и довольно часто, явно антагонистичной: родитель сказала «делай» ребенок сказал «не буду».
Я думаю, принуждение и контроль над другими можно отнести к вербальному контуру, а действие и контроль над собой к невербальному.
Так закладывается фундамент того, что обещания расходятся с делами. Мы буквально планируем и действуем разными частями мозга. У кого-то ребенок планирует, а родитель должен исполнить; у кого-то наоборот, планирует родитель, исполняет ребенок. При этом можно сказать, что родитель рационален он именно планирует действия, свои и чужие. А ребенок иррационален по своей сути, он не планирует, а просто хочет непременно здесь и сейчас. Именно поэтому их так трудно согласовать.
Такое разделение функций между психическими ролями в какой-то мере позволяет избежать внутреннего конфликта, столкновения внутреннего тирана с внутренней жертвой. Но в реальной жизни рождает непоследовательное, хаотичное поведение.
Еще раз. Избегание внутренних конфликтов рождает непоследовательное, хаотичное поведение в жизни!!!
Более того, вследствие неизбежного психического слияния ребенка с родителем, возникает смешение понятий, в результате которого любое «надо» и свое собственное решение, и внешнее принуждение автоматически сталкивается с протестным «не хочу». А конструктивное действие либо не активируется вовсе, либо активируется только в режиме «спасателя» для какой-нибудь внешней жертвы. Делать нечто противоположное тому, что сам же и решил не великовата ли цена «свободы»? Понятно, что детский протест естественная и необходимая предпосылка сепарации от родителя. Но именно от родителя, а не от самого себя!
Альтернативное поведение стремление выполнять все без исключения «надо», возникающие в голове очевидно, тоже до добра не доведет.
Тут же возникает очень распространенная пара автоматических реакций на любую внешнюю или внутреннюю команду:
Вербальное согласие, но поведенческий протест (реакция на агрессивный контроль);
Вербальный протест в сочетании с фактическим подчинением (реакция на манипулятивный контроль).
Т.е. вербальный и невербальный контур оказываются противопоставлены в нашем сознании. Контур планирования противопоставлен контуру реализации.
Кстати, обратите внимание: протестный, своенравный ребенок, рассуждающий о нормах морали безусловно, манипулятор и лжец. А послушный ребенок, рассуждающий о свободе почему-то лжецом не считается. Хотя природа у них одна. Разница лишь в том, как послушание и протест распределились между вербальным и невербальным контурами психики.