На Изабель было лоскутное платье выцветших желтых и коричневых тонов, а вокруг узкой талии был повязан рваный фартук. Ее длинные темные волосы были заплетены в замысловатую косу вокруг макушки. Она была еще не стара, даже не дожила до середины своей жизни, но что меня больше всего поразило, так это ее лицо без морщин; цвета сливочной корицы, черты ее были мягкими, как Лунный свет на шелке.
Я посмотрела на свое тело и увидела множество порезов и синяков. Только тогда я поняла, какое ужасное испытание мне пришлось пережить. У меня болело все тело, особенно затылок. Я вспомнила, как мне было плохо и жарко, очень жарко, пока меня не бросили в реку. Но кроме этого, от моей памяти мало что осталось. Слабость охватила меня, и я почувствовала себя хрупкой, как сломанная конечность на холодном ветру. Я покачала головой в ответ на вопрос Изабель.
Ты такая худая." Изабель осторожно закрыла плащ и обняла меня.
Если кто-то и обнимал меня раньше, я не могла вспомнить. Я отпустила камень, надеясь, что она не услышит, как он упал на землю.
"У тебя мокрые волосы." Она взяла длинную прядь волос, пригладила ее на моем плече и взяла меня за руку. "Иди сюда, там тепло.
Изабель подвела меня к камину, где я села и прислонилась спиной к бревну. Огонь согревал мое измученное тело, а дым от потрескивающих сосновых сучков окутывал меня приятным, успокаивающим запахом. Я уставилась в огонь, наблюдая, как пламя прыгает и танцует. Огонь казался мерцанием самой жизни.
Куда девается огонь, когда все дрова сгорают?
Ты можешь съесть Конту лука с ухасой?" спросила она.
Да. Я никогда не слышала о Конту луке, но знала, что могу съесть все, что угодно.
Изабель взяла глиняную чашу и вытерла ее краем передника. Она использовала деревянную ложку, чтобы наполнить его дымящимся зерном, смешанным с кусками мяса. В глиняном горшке, стоявшем на плоском камне у огня, был густой красный соус. Она намазала ложку соуса на тарелку с едой.
Я взяла у нее чашу и погрузила в нее пальцы. Еда была слишком горячей, но я не могла дождаться, когда смогу взять ее в рот. Восхитительный вкус мягкой твердой пшеницы и пикантных кусочков баранины согревал мой дух, а горячий соус ухаса имел пряный привкус. Я проглотила, не жуя, и снова полезла в миску. Прежде чем я успела откусить второй кусок, мой пустой желудок взбунтовался против еды. У меня закружилась голова. Мой живот свело судорогой. Я попыталась поставить миску на стол, но Изабель протянула руку, чтобы взять еду, прежде чем я уронила ее.
Схватившись за живот, я поплелась к краю палатки, где меня вырвало остатками съеденной пищи. Мой желудок продолжал сжиматься и содрогаться.
Мягкие слова утешения Изабель и влажная ткань на моей шее помогли мне почувствовать себя лучше. Вскоре мой желудок успокоился, и она развернула меня, чтобы умыть лицо.
Когда ты в последний раз ела?
Я попыталась собраться с мыслями. Не сегодня.
Давай. Я думаю, что тебе следует выпить немного вина с изюмом, прежде чем положить еду в пустой желудок. Немного вина оказывает успокаивающее действие, но слишком много, и ты будешь пьяна, как ворон, съев перебродивший виноград.
Я улыбнулась, представив себе пьяного ворона, кувыркающегося в воздухе. Когда я подняла глаза, Изабель подмигнула мне.
Я сидела у огня, завернувшись в плащ Тендао, и потягивала сладкое вино, которое она мне налила.
"Возьми только немного," сказала Изабель. "Давай подождем, пока твой желудок не возненавидит вино так же, как и еду.
Я кивнула и отставила чашу в сторону. Обжигающее тепло успокоило мой живот, и мне показалось, что вино больше не поднимется. Я потянулась за ножом, лежащим на камине очага, и взяла одну из репок из корзины, чтобы почистить ее, как это сделала Изабель ранее. Она улыбнулась мне, нарезая морковь в большой глиняный горшок. Тушеное мясо пахло восхитительно, но у меня не было ни малейшего желания злить свой желудок во второй раз.
Не думаю, что я когда-либо встречала кого-то настолько спокойного," сказала Изабель. Неужели тебе нечего сказать?
Я положила репу в кастрюлю, пытаясь собраться с мыслями. Мои мысли все еще были туманны, а голова болела сильнее, чем когда-либо. Изабель, вероятно, думала, что я тупица или дура.
Наконец, я спросила: "Что ест слон?
Поднятая бровь Изабель была единственным признаком того, что вопрос показался ей странным. "А слон?" сказала она. "Да ведь он ест все, что растет. Если он достаточно голоден, то съест всю верхушку взрослого дерева." Она потянулась за другой морковкой. "Большой боевой слон может съесть целую телегу дынь или полполя твердой пшеницы. Иногда даже целый стог сена.
Поднятая бровь Изабель была единственным признаком того, что вопрос показался ей странным. "А слон?" сказала она. "Да ведь он ест все, что растет. Если он достаточно голоден, то съест всю верхушку взрослого дерева." Она потянулась за другой морковкой. "Большой боевой слон может съесть целую телегу дынь или полполя твердой пшеницы. Иногда даже целый стог сена.
Но разве он стал бы есть девочку?
Изабель рассмеялась. "Нет, он не ест никакого мяса, только зеленые и желтые растения, которые растут из земли. Он никогда не съест ребенка. Выпей еще немного вина, но не слишком быстро.
Я сделала, как она сказала, и вскоре моя голова, вместе с желудком, почувствовала себя лучше.
Теперь," сказала Изабель, " возьми немного Конту лука, но на этот раз пожуй, прежде чем проглотить.
Еда была еще теплой и очень вкусной. Я откусила совсем немного и поставила миску на стол.
Как тебя зовут?" Спросила Изабель, потянувшись за большой желтой луковицей. Она срезала стебель и посмотрела на меня.
Мои воспоминания остановились на том месте, где эти люди бросили меня в реку, но так же, как я могла использовать слова, чтобы говорить с Изабель, я знала и другие вещи. Как и вино с изюмомя узнала его вкус и вспомнила, как его делают.
Кое-какие знания возвращались ко мне по крупицам; я знала, что больных девочек выбрасывают вместе с разбитой глиняной посудой и вчерашним пеплом, но не помнила, чтобы у меня когда-нибудь было имя.
Я отрицательно покачала головой.
Выражение лица Изабель смягчилось, и она опустила глаза. Возможно, лук, который она нарезала в кастрюле, был немного сильнее обычного. Она оглядела очаг, как будто что-то искала, и в конце концов взяла старую деревянную ложку. Она некоторое время рассматривала трещину в ручке, прежде чем заговорить.
У тебя нет имени?
Я вытерла щеку тыльной стороной ладони. Нет.
Ну что ж," сказала Изабель, "давай придумаем тебе имя. Я считаю, что это большая честь, когда боги решают, что девушка должна сама выбрать себе имя. Не так ли?
Я хотела согласиться и уже знала, какое имя хотела бы иметь, но промолчала. Может, я и не помню, чтобы у меня когда-нибудь было имя, но я знала, что дети, особенно девочки, не должны говорить громко.
Откуда мне это знать?
Каждый раз, когда я пыталась что-то вспомнить, моя память ускользала, как испуганный голубь, мечущийся в туманной дымке.
Изабель смотрела на меня, очевидно, ожидая ответа, но она также сохраняла терпение, как будто зная, что я борюсь со своими мыслями.
Я не знала, что сказать.
Может быть, мне стоит рассказать Изабель о том имени, которое я хочу для себя.
Желудку стало легче, но голова болела. Когда я моргнула, маленькие черные точки закружились перед моими глазами, исчезли, а затем снова появились вместе с болью. Я потрясла головой, пытаясь прояснить зрение.
Хочешь послушать историю, пока я готовлю?" Спросила Изабель.
Да." Я потянулась за своей чашкой Конту лука. Пожалуйста.
"Эта история о нашей богине-матери, королеве Элиссе. Много-много лет назад, еще при жизни деда моего отца, царица Элисса, которую римляне называют Дидоной, пришла к берегам Бирсы со своей древней Родины далеко на востоке. Она попросила у людей, живущих здесь, небольшой клочок земли, где она могла бы поселиться с несколькими последователями, которые путешествовали с ней через море. Вождь этих хитрых и лживых людей сказал королеве Элиссе: "ты можешь иметь столько земли, сколько может быть покрыто шкурой одного быка, и цена будет один талант серебра."
"Талант?" Я встала, чтобы поставить пустую миску на стол. Что такое? ..
Все вокруг меня расплылось и закружилось. Последнее видение, которое я помнила, было Изабель, тянущаяся ко мне.
* * * * *
Проснувшись, я лежала на мягких звериных шкурах у костра, накинув на себя плащ Тендао. Серый брезент мягко колыхался на ветру, а у моих ног сидела женщина и смотрела на меня.
Как ты себя чувствуешь?" спросила женщина.
Я медленно села, пытаясь понять, что произошло. В голове у меня гудело, как рой разъяренных пчел. Когда я огляделась вокруг, мой разум прояснился, но все казалось странным: потрескивающий огонь, едкий дым, вьющийся в мою сторону, и столы, окружающие огонь для приготовления пищи, как жестконогие животные, терпеливо ожидающие, когда их накормят. Желтый солнечный свет косо падал на верхушки деревьев, заливая все вокруг золотом и янтарем. Лицо женщины сияло в предвечернем сиянии.