Йеннингер вскинул голову. Такая же мысль пришла в голову и менеджеру, который тоже бросил взгляд на часы :
«Городской транспорт начинает ходить в пять тридцать, господин Микович»
Тот никак не выразил удивления : «Пусть выезжают самым первым рейсом.» И спросил Йеннингера :
«Я вам еще нужен, господин комиссар?»
Йеннингер хмуро кивнул :
«Тогда, с вашего позволения, я еще осмотрюсь в помещении»
«Конечно! Вы же должны делать вашу работу. Уверен, что вы справитесь», господин Микович дернул подбородком в сторону управляющего :
«Открываемся, как всегда..»
Проводив недобрым взглядом элегантно одетого, несмотря на внезапный вызов, хозяина, Йеннингер дождался, когда господин Микович покинул место расследования.
«Давайте адреса, мы сейчас всех сюда сами привезем»
Менеджер взялся за айфон, комиссар раскрыл блокнот и приготовился записывать
Лангеру позвонили ранним утром на мобильный с незнакомого номера. Голос с восточным акцентом «Рахим», сразу узнал Лангер просил о срочной встрече, но только не во Франкфуртер Берге, а подальше. Лангер, не назвав собеседника по имени, назначил место на Вестенд-Платц, в сквере у детской площадки.
«Насколько срочно?», -переспросил он.
«Очень, очень», заныли в трубке.
«Хорошо, через час», Лангер выругнулся так не хотелось отменять плановую поездку на велосипеде, но голос звучал настолько испуганно, что тревога передалась Лангеру
Оказалось, что испуг Рахима был неспроста.
«Ты точно видел именно его?», переспросил Лангер, еще не согревшись в утреннем ознобе.
«Не только видел! Он со мной говорил и мне грозил»
«Чем он тебе мог грозить? Ты же под моим прикрытием. Кто тебе вообще может угрожать?», настаивал Лангер. Рахим, полноватый, с коротковатыми руками, широко раскрыл нетипичные для афганца зеленые глаза :
«Что еще с араба взять? Они же к нам относятся как господа. А мы их терпеть не можем. Он это тоже знает, но так он же господин Хафез, полицейский»
Лангер невольно скрипнул зубами :
«Ну так с чем он на тебя наехал? Только не скрывай ничего, а то не смогу помочь.»
Рахим, говоривший бойко по-немецки, на этот раз то и дело сбивался и рассказывал невпопад. Было видно, насколько страх овладел им.
Накануне к нему подошел на улице сотрудник Лангера Хафез, одетый не просто в штатское «и разоделся по-мусуьмански, даже ноги босые в сандалиях» приказал(!) пройти на заброшенный стадион за станцией и ожидать.
Рахим, конечно, не стал возражать и через полчаса был там. Хафез явился не один, а с каким-то доселе не появлявшимся в этом районе странным типом.
«Не араб точно, но и не европеец.»
Требование Хафеза его спутник все это время молчал состояло в организации встречи их обоих с Лангером, как можно более скрытной. Мол, открылся выход на организаторов нелегальной иммиграции в Германию боевиков из Палестины. А для каких целей, этим как раз и хотели поделиться с Лангером эти двое.
«Ты, надеюсь, держал язык за зубами и не проявлял любопытства к другу Хафеза?»
«Вы же меня знаете, комиссар! На Востоке любопытство не поощряется. Только вот»
«Что только?»
«Этот друг вашего офицера самый настоящий еврей.»
«Почему ты так решил?»
«У него глаза внимательные, он, наверное, военный»
«Да почему ты так решил?»
Лангер вспомнил человека из свиты израильского посла около центра Игнаца Бубиса.
«Я бы на вашем месте не стал с ним встречаться. Он смотрит, как отсутствует. Люди, которые хотят что-то предложить, смотрят иначе. А этот внимательно и словно издалека.»
Лангер поежился. Рахим сидел, согнувшись, поставив локти на колени, будто ждал команды. Лангер раздумывал.
«Хорошо! Встретимся в Остенде-Парке, в четверг, в семь вечера, со стороны Гогенцоллерн-Аллее. Там место тихое, для разговора годится.»
«Хорошо, господин комиссар!»
«Ты только не трясись. А главное ты уже забыл про то, что я тебе только что сказал!» Рахим поднял испуганные глаза.
«Иди и не бойся. Я тебя всегда прикрою.»
Наблюдая за поплевшимся прочь афганцем, Лангер лихорадочно соображал, но в голову не приходило иного, чем удивление от незнакомого, хотя и вполне ожидаемого, обличья собственного сотрудника. Кем был его молчаливый спутник, Лангер уже не сомневался. Как не сомневался и в мотивах появления его здесь. И Лангер решился.
Войдя в будку с телефонным автоматом, он снял трубку и набрал номер. Ответил мужчина. Лангер произнес короткую фразу, выслушал такой же короткий ответ, сказал :
«Сегодня, в два, на Alte Flughafen». Лангер не сразу повесил трубку
Виндхук был похож на декорации, напоминавшие Лангеру театр «Felsenbühne» в Ратене. Немецкий квартал выделялся так же, как и везде, куда раскидывала немцев по свету судьба. Дома времен Второй империи не смешивались с игрушечными фахверковыми. В последних, по иронии судьбы, ныне обитали разбогатевшие потомки пионеров, решивших распространить «Орднунг» за экватор. Тем, кто не возвратился в Европу от отчаяния и тщетности устроиться в Стране Обетованной, пришлось перетерпеть долгие годы истребления духа предков. К этим упорным добавились другие, тоже упорные, не желавшие смириться с крушением иллюзии предпочтительности оружия всем прочим средствам.
Они, в отличие от упрямых первопоселенцев, обладали изворотливостью ума, опытом жизни в Большом Мире и, что во многом определило смену ролей, ухитрились неведомыми путями прибыть небедными. Они умели ценить время, которое для первопоселенцев застыло среди вечных камней и песков, омываемых вечными водами океана. Они решительно меняли традиции и привычки тех, кто их принял. И первым видимым признаком необратимых изменений стал вызывающий вид фахверковых домов, в которых на далекой родине жили низшие сословия.
Теперь дом, выглядевший как скелет, на скорую руку обложенный камнями, явился вместилищем зажиточной жизни, счастливого смеха, нарядных платьев и людей, не задумывавшихся о будущем. Они управляли этим будущим, во всяком случае, в тех пределах, в котором им было отпущено. Вечерами на аккуратных площадках стояло множество скромно выглядевших автомобилей, сделанных по индивидуальном заказам . Из домов лилась музыка и разносился вкрадчивый звон бокалов.
.Лангер проснулся в полной темноте от шороха шагов. Каждую ночь за неделю пребывания в Намибии, в доме дяди, его будто накрывала и растворяла в себе мгла. Казалось где-то высоко над душной палаткой черного бархата разгорался нестерпимой силы знойный шар. Его лучи выжигали бесчисленные отверстия в пологеСловно приподнимались у поверхности края и раскрывался бесконечный мир
Первые проблески солнца пробивались по горизонту, и душная черная палатка ночи таяла в холодном предутреннем воздухе, на миг ослепляя взор
Лангер натянул футболку от влажной африканской ночи не спасала даже простыня и, прислушался. Шорох проникал со двора. Лангер спустился по лестнице и открыл наружную дверь. Прямо перед собой он сначала увидел разгоравшийся красный огонек, а потом, подняв глаза, встретился взором с дядей Вилли. Тот держал сигарету на отлете и рассматривал племянника. В каждом его глазе отражался огонек сигареты.
«Я сразу понял, откуда ты явился» Лангер встрепенулся, но тут же почувствовал облегчение от того, что ему не придется придумывать причину для разговора, ради которого он оказался здесь..
«Я даже не справлялся в посольстве. Мне хватило того, что ты никогда не был в Кёльне. И я тебе не стану объяснять, в чем ты ошибся. Просто, чтобы не терять времени.»
Лангер молча выдержал взгляд дяди.
«Конечно, перед тобой поставили одну только цель. Твоим шефам не откажешь в изобретательности и обладании истинным немецким духом.» Дядя Вильгельм снова задумался, медленно выпуская дым. Лангер решил не спрашивать его ни о чем, только теперь он понял, насколько точно рассчитали те, кто его послал. Ему оставалось лишь выслушать до конца то, что он предполагал услышать.
«Только настоящий немец знает, насколько у нас крепки родственные связи, хотя родственники могут придерживаться самых враждебных взглядов. И только за то, что твои хозяева остались настоящими немцами, пусть они и строят так называемое пролетарское государство, я отношусь к тебе, как к своему. Особенно мы должны быть своими далеко от нашей родины»
(«Понесло дядю на сентиментальность», усмехнулся про себя Лангер).
Лангер-младший ничуть не выдал насмешливости. Он все-равно не знал, чем может завершиться столь откровенный разговор, и просто ожидал. Но он ошибся дяде надо было отдать должное. Он остался немцем, распределявшим время и число фраз на заданную тему.
«Я противник изменений в вековых традициях, касается ли это обустройства общества или отношения к ненемцам..» Он поглядел пристально на Лангера и, выдержав паузу, продолжил :