Он попытался представить себе Эмили там, где она сейчас. В похоронном бюро? В морге? Где здесь морг, кстати Он не указан на этажах около лифта. Крис неуклюже задвигался, морщась от головной боли, пытаясь вспомнить последнее, что сказала ему Эмили.
У него болела голова, но сердце болело гораздо сильнее.
Крис? Голос матери обволакивал его, как дым. Она села в изножье кровати, на ее щеке отпечатался след от одеяла. Милый, ты в порядке?
Он почувствовал на щеке ладонь матери, прохладную, как речная вода.
Голова болит? спросила она.
В какой-то момент проснулся отец. Теперь родители сидели по обе стороны от кровати. На их лицах были написаны сострадание и боль. Крис повернулся на бок и закрыл лицо подушкой.
Когда вернешься домой, сказала мать, тебе будет легче.
Я собирался одолжить на выходные колун для дров, добавил отец. Если врачи тебе разрешат, не вижу причины, почему не заняться этим.
Колун для дров? Долбаный колун для дров?
Солнышко, поплачь, поплачь, погладила его по плечам мать, повторяя одну из банальностей, которые вчера проповедовал психиатр скорой помощи.
Крис как будто не собирался убирать подушку с лица. Мать несильно потянула за ее край. Подушка упала с больничной койки, выставляя напоказ покрасневшее рассерженное лицо Криса с сухими глазами.
Уходите прочь, четко выговаривая каждое слово, произнес он.
И, только услышав в конце коридора звонок лифта, Крис поднес к лицу трясущиеся руки, прикасаясь пальцами к бровям, носу и пустым окнам глаз, пытаясь понять, во что он превратился.
Джеймс скомкал бумажную салфетку и засунул ее в свою кофейную чашку.
Что ж, взглянув на часы, сказал он, мне пора идти.
Гас посмотрела на него сквозь поднимающийся пар от забытой чашки чая.
Идти? спросила она. Куда?
У меня операция в девять утра. А сейчас уже полдевятого.
У Гас от удивления в горле застрял ком.
Ты собираешься сегодня оперировать?
Джеймс кивнул:
Сейчас уже не могу отменить. Он принялся складывать на поднос кафетерия чашки и бумажные тарелки. Если бы я подумал об этом ночью, тогда другое дело. Но я не подумал.
Он сказал это так, будто в этом виновата она.
Ради бога, сдавленным голосом произнесла Гас, твой сын пытался покончить с собой, его девушка мертва, а в полиции по-прежнему находится твой револьвер, но ты пытаешься делать вид, что прошлой ночи не было? Ты в состоянии вернуться к обычной жизни?
Джеймс встал и шагнул к двери:
Если я не смогу, то как требовать этого от Криса?
Мелани сидела в приемной похоронного бюро, ожидая, когда один из сыновей Зальцмана познакомит их с практическими аспектами скорби. Рядом с ней Майкл возился с галстуком, одним из трех имевшихся у него, так как решил надеть его для визита сюда. Сама Мелани отказалась сменить одежду, которая была на ней ночью.
Мистер Голд, сказал мужчина, торопливой походкой входя в комнату. Миссис Голд Он по очереди пожал им руки, задерживая в своей руке чуть дольше, чем было необходимо. Искренне сочувствую вашей потере.
Майкл пробормотал слова благодарности, Мелани недоверчиво взглянула на него. Как может она доверять этому человеку, столь неточному в словах, организацию похорон? Нелепо говорить о потере. Человек может потерять туфлю или связку ключей. Смерть ребенка это не потеря. Это катастрофа. Опустошенность. Ад.
Джейкоб Зальцман скользнул за свой широкий письменный стол:
Уверяю вас, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы этот переход прошел для вас более спокойно.
Переход, подумала Мелани. Бабочки из кокона. Нет
Вы можете мне сказать, где сейчас Эмили? спросил Зальцман.
Нет, ответил Майкл, но потом откашлялся.
Мелани стало за него неловко. Он вел себя так нервозно, явно боясь совершить промах на глазах у этого человека. Но что ему надо доказывать Джейкобу Зальцману?
Ее привезли в Мемориальную больницу Бейнбриджа, но обстоятельства ее смерти потребовали вскрытия.
Значит, ее отвезли в Конкорд, ровно произнес Зальцман, делая записи в блокноте. Полагаю, вы захотите провести погребение как можно быстрее, поэтому предлагаю вам понедельник.
Мелани поняла, что он считает день на вскрытие, день на то, чтобы привезти тело обратно в Бейнбридж. Почувствовав щекотание в горле, она с трудом сдержала рыдания.
Есть несколько моментов, которые нам предстоит обсудить. Первый, конечно, это гроб. Джейкоб Зальцман встал, жестом указывая на дверь в соседнее помещение. Не желаете зайти и рассмотреть варианты?
Есть несколько моментов, которые нам предстоит обсудить. Первый, конечно, это гроб. Джейкоб Зальцман встал, жестом указывая на дверь в соседнее помещение. Не желаете зайти и рассмотреть варианты?
Лучший, твердо произнес Майкл. Самого высокого качества.
Мелани взглянула на Джейкоба Зальцмана, слегка кивнув. Она подумала, что в другое время могла бы посмеяться над этим с Гас похоронный бизнес, прибыльное дело. Какой скорбящий родственник стал бы торговаться о цене гроба или покупать модель по бросовой цене?
У вас уже есть программа? спросил директор похоронного бюро.
Майкл покачал головой:
Вы этим тоже занимаетесь?
Мы занимаемся всем, ответил Зальцман.
Мелани сидела с каменным лицом, пока мужчины обсуждали объявление в газете, охлаждение, открытки с выражением признательности за соболезнование, надгробие. Прийти сюда было все равно что быть допущенными в святая святых, где человек молча обращается с вопросами, на самом деле не желая получить ответы. Мелани и представить не могла, что смерти сопутствует столько деталей: открытый или закрытый будет гроб, в какую папку кожаную или картонную поместить список приглашенных на церемонию прощания.
Мелани наблюдала, как счет вырастал до ошеломляющих цифр: 2000 долларов за гроб, 2000 за цементную окантовку, 300 за раввина, 500 за напечатание сообщения о смерти в «Таймс», 1500 за подготовку могилы, 1500 за использование часовни при морге. Где они возьмут эти деньги? Но потом она сообразила: из фонда Эмили на учебу в колледже. Джейкоб Зальцман передал Майклу окончательный счет, но тот даже бровью не повел:
Отлично! Я хочу все самое лучшее.
Мелани очень медленно повернулась к Зальцману:
Розы. Гроб из красного дерева. Цементная окантовка вокруг него. «Нью-Йорк таймс». Она задрожала. Лучшее, без выражения произнесла она. Это не сделает Эмили менее мертвой.
Майкл побледнел. Он протянул директору похоронного бюро хозяйственную сумку.
Думаю, нам пора идти, тихо сказал он. Здесь одежда.
Мелани, привстав со стула, замерла:
Одежда?
Для погребения, мягко произнес Джейкоб Зальцман.
Мелани потянулась к бумажному пакету и достала оттуда летнее платье с принтом радуги, слишком тонкое для ноября, сандалии, которые уже два года как были малы Эм, потом выудила пару трусиков, все еще пахнувших кондиционером для белья и заколку для волос со сломанным зажимом. Майкл не положил ни бюстгальтер, ни комбинацию. Помнят ли они одну и ту же дочь?
Зачем ты взял эти вещи? прошептала она. Где ты их раскопал?
Эту одежду устаревшего фасона Эмили ни за что не надела бы. У них оставался последний шанс доказать, что они знали Эмили, что прислушивались к ней. Что, если они понимали все неправильно?
Мелани выбежала из помещения, стараясь не думать о реальной проблеме. Дело не в том, что Майкл сделал неправильный выбор, а в том, что вообще сделал выбор.
Когда они приехали домой, на подъездной дорожке их ждала Энн-Мари Марроне.
Ночью Майкл кратко пообщался с детективом, и у него тогда не было особого желания ее слушать. Она сообщила им неприятную новость о том, что Эмили и Крис пытались покончить с собой. Поскольку Эмили умерла, Майкл не представлял себе, что еще эта женщина может им рассказать.
Доктор Голд, выходя из «тауруса», обратилась к нему детектив Марроне. Она подошла по гравийной дорожке к их машине. Если даже она заметила, что Мелани продолжает сидеть на переднем сиденье, уставившись в пустоту, то не стала комментировать. Я не знала, что вы врач, дружелюбно произнесла она.
Она указала на припаркованный слева пикап, на котором значилось название его практики.
Животные, лаконично ответил он. Не одно и то же. Он вздохнул. Каким бы ужасным ни выдался сегодняшний день, причиной тому была не Энн-Мари Марроне. Она всего лишь выполняет свою работу. Послушайте, детектив Марроне, у нас было трудное утро. У меня, право, нет времени разговаривать.
Я понимаю, просто сказала Энн-Мари. Я займу у вас всего минуту.
Кивнув, Майкл указал на дом:
Там незаперто. Он заметил, что детектив открыла рот, чтобы отругать его за беспечность, но потом передумала. Майкл подошел к переднему сиденью, открыл дверь и заставил Мелани выйти из машины. Иди в дом, сказал он ласковым приглушенным голосом, каким обычно успокаивал норовистую лошадь.