Сегодня уже мало кто будет искать в текстах Фукидида, Полибия или Ломоносова законы и принципы, двигающие нашу историю. История, рассказанная Полибием, принципиально отличается от того, что сегодня считается историей, от той истории, которой нас учат в школе.
А что мы сегодня считаем историей? Почему Тойнби, Бродель или Даймонд лучше понимают законы истории, чем Фукидид или Полибий. В чем критерий истинного понимания истории? Этот вопрос остается без ответа.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что большинство из современных людей представляет себе историю как постоянно пополняемое и уточняемое собрание книг, содержащих все более расширяющийся набор фактов, позволяющих понять историю. В общем и целом, ход развития истории, как ее представляет современный человек, отражен в школьных учебниках. Историки лишь дополняют и уточняют эту картину.
Фернан Бродель.
Тут кажется все простым и понятным, до тех пор, пока человек не познакомится со школьными учебниками другой страны или с пониманием истории жителями других государств.
Тогда появляется подозрение, что либо они фальсифицируют историю, либо мы.
Что НЕ является историей
Давайте сначала выясним, что НЕ является историей.
История это НЕ хронология.
Хронология это не история как таковая. Это лишь расположение на шкале времени предварительно отобранных фактов, которые мы считаем значимыми. Хронология не раскрывает причинно-следственных связей и не дает понимания, как и почему развивается история. Хронология лишь дает иллюстрацию к изложению истории, но не более.
История это НЕ совокупность всех событий в прошлом.
Задумайтесь, сколько фактов сегодня накапливается за один час только в социальных сетях в интернете. Терабайты и терабайты сообщений. А если добавить к ним новостные сайты, переписку по электронной почте, выкладываемые в интернете материалы научных конференций самого разного уровня (от школьных до академических) хотя бы только по проблемам истории
Ни один человек и за всю жизнь не сможет обработать этот объем информации А это лишь мизерная часть всех событий, произошедших за час
Совокупность всех уже произошедших событий это ПРОШЛОЕ.
Прошлое и история это совсем разные понятия.
Пытаться представить историю как совокупность всех событий в прошлом это значит считать историю бессмысленной бесконечностью.
Чем событие отличается от факта?
События это все, что происходит или происходило вокруг, вне зависимости от того, замечено это кем-нибудь или нет, описано это кем-нибудь или нет.
Факт это ОПИСАНИЕ события, РАССКАЗ о событии, РАССКАЗ, созданный человеком. Факт это осмысление события через РАССКАЗ, через ИСТОРИЮ, через слово.
Существует множество неописанных событий. Неописанных событий вообще гораздо больше, чем описанных.
Но и одно событие может быть описано совершенно по-разному. Всё зависит от той истории, в которую рассказчик вписывает это событие.
И тут перед нами встает вопрос:
Что первично история или факт?
Все истории от личной и семейной до истории страны и человечества в целом строятся по единому принципу, по единым правилам.
Нам кажется, что мы просто наблюдаем множество событий вокруг нас, описываем их, а из этих фактов (то есть событий, уже описанных, названных, отраженных чьим-то словом) мы составляем истории, расставляя факты в хронологическом порядке, выделяя факты-причины и факты-следствия.
Но верна ли это схема?
Может быть, верна обратная схема?
Не факты складываются в истории, а наоборот, уже имеющаяся в нашем сознании модель истории подсказывает нам, какие из мириадов фактов включить в историю, а какими пренебречь; какие факты посчитать значимыми, типичными и подлинными, а какие третьестепенными, неважными или, вообще, выдумкой.
Ещё до начала рассказывания истории, мы уже имеем в голове схему, позволяющую нам отличить значимое от незначимого и правду от вымысла.
Все мы, независимо от выбранной нами истории чувствуем боль. И даже если нам кажется, что те истории, через которые мы объясняем мир, полностью субъективны, то уж боль то должна быть абсолютно объективной. Но, во-первых, мы осмысляем боль через истории. И есть такие истории, которые позволяют нам даже добровольно принимать боль, если мы считаем, что в боли есть смысл, что она принесет нам благо. Во-вторых, осмысление событий может вызвать и чисто субъективную боль, то есть боль, зависящую только от нашего личного и пристрастного понимания происходящего.
Ещё до начала рассказывания истории, мы уже имеем в голове схему, позволяющую нам отличить значимое от незначимого и правду от вымысла.
Все мы, независимо от выбранной нами истории чувствуем боль. И даже если нам кажется, что те истории, через которые мы объясняем мир, полностью субъективны, то уж боль то должна быть абсолютно объективной. Но, во-первых, мы осмысляем боль через истории. И есть такие истории, которые позволяют нам даже добровольно принимать боль, если мы считаем, что в боли есть смысл, что она принесет нам благо. Во-вторых, осмысление событий может вызвать и чисто субъективную боль, то есть боль, зависящую только от нашего личного и пристрастного понимания происходящего.
Конечно, события существуют независимо от нашего сознания и независимо от наших моделей истории. Но мы воспринимаем события не столько через непосредственный личный опыт и личное наблюдение, сколько через рассказ, через историю, через набор уже отобранных фактов, то есть уже проинтерпретированных кем-то событий. Наш мир гораздо больше и шире того, что мы можем лично ощущать и наблюдать.
Наш мир это мир историй, в который встроены и наши непосредственные наблюдения, то есть наш эмпирический опыт. И этот наш опыт мы тоже должны перевести в формат истории, рассказанной себе и другим.
И именно история, которой мы объясняем мир, воспринимается нами как наиболее правдивая и истинная. И через эту модель мы и смотрим на мир.
Почему мы считаем, что схема, присутствующая в нашем сознании, позволяет нам верно отличать значимое от незначимого и правду от вымысла?
Только по одной причине: все вокруг думают так же и не подвергают это сомнению. Мы думаем, как все, и потому уверены, что правы.
История может существовать только в сообществе, только как социальное явление.
Это вовсе не похоже на то, чему нас учили. Это вовсе не укладывается в рамки философии позитивизма.
Но и сам набор фактов, которые лежат в основе той истории, которое разделяет сообщество, может сложиться только в том случае, если значительная группа людей мыслит в схожей модели истории. Вне этой общности людей и сам набор фактов теряет смысл.
У каждой общности свой набор основных фактов и своя модель истории.
Тогда встает вопрос: «А есть ли смысл в накоплении и собирании фактов?». Факты это отражение модели истории. Иные модели иные наборы фактов и иное восприятие фактов, иная интерпретация фактов.
Понимание истории это не огромный багаж «дней минувших анекдотов», а осознанный выбор модели истории.
Почему мы выбираем ту или иную модель?
Мы либо бездумно соглашаемся с той моделью, которую навязывает нам ближайшее окружение и школа, либо, пережив катастрофу и не найдя ей адекватного объяснения внутри знакомой модели, мы сознательно или бессознательно ищем новую модель. И дело здесь не в объясняющей силе модели. Любая модель истории при совсем незначительной корректировке при желании может подойти для объяснения любой ситуации. Главное при выборе модели понять, с кем я хочу быть, частью какого МЫ я хочу стать. При смене модели сначала мы выбираем другую общность, с которой мы хотим себя соотносить.
И еще один очень важный момент: имея в голове модель истории и уже принадлежа к определенной общности людей, человек еще до знакомства с историческими событиями (точнее, с их описаниями) уже «знает» что возможно, а что невозможно; что может быть правдой, а что явная ложь. Модель истории представляет собой и фильтр возможного-невозможного.
Постараюсь пояснить это примером.
Самый понятный пример отношения к факту Воскресения Христова. Присмотритесь. Еще до того, как обратиться к свидетельствам о Воскресении, мы изначально решаем для себя, относится ли воскресение к классу вероятных событий или оно совершенно невозможно. И это, прежде всего, зависит от нашей модели истории, а конкретно, от ответа на вопрос о том, кто, кроме человека оказывает влияние на события.
Туринская плащаница
Если мы считаем человека единственным действующим лицом истории, то и воскресение мертвого человека будет для нас совершенно немыслимым и невероятным. Если же мы убеждены, что кроме людей существуют другие разумные существа (ангелы, демоны), что существуют разумные существа, стоящие гораздо выше человека (Бог), что сам человек есть лишь творение, созданное Творцом, то и воскресение совсем не представляется невозможным.