Леонид Ильич Брежнев
Спиртное считалось тогда негласным и обязательным реквизитом в кабинете руководителей. Но в данном случае это была улика. Нашли еще какие-то чистые бланки комсомольских билетов, лежащие вне сейфа. Это уже расценивалось как необеспечение руководства комсомольской организации. Эти действия по поиску компромата длились больше трех часов, все устали. Медичка начала плакать. То ли ей противно было смотреть на происходящее, то ли она жалела себя, что не смогла исполнить партийное задание по безосновательному освидетельствованию и за это могла получить нагоняй. Мне стало жаль ее и себя. Дома меня ждали друзья, они переживали. На эти партийные рожи смотреть не было сил.
«Лучше уехать отсюда. Теперь я знаю цену настоящей аппаратной партийной дружбы!» подумалось мне.
Давайте вашу трубку, куда тут надо дуть? сказал я.
Медичка встрепенулась, протянула мне свой аппарат. Хмель у меня уже давно выветрился. Но в трубочке все равно произошло изменение цвета.
«Инквизиторы» ликовали. Я пожелал успехов в их грязной работе и уехал домой. После исключения меня из партии по вышеназванным основаниям я решил не оставлять такую подлянку без реакции и поехал в Москву в ЦК КПСС.
Москва
На Старую площадь я пришел в пять утра, меня научили, что надо занимать очередь заблаговременно. Народу уже было много, приехали со всех концов Советского Союза.
Люди разные. Завмаг, инженер, директор и еще всякий разный народ. Они галдели, гневно рассказывали свои истории, жестикулируя и срываясь на рыдания. Шло время, толпа только прибывала. Перед началом рабочего дня приехала машина с медицинскими красными крестами. Толпу начали грузить.
Куда это их грузят? поинтересовался я.
Да в психушку опять повезут, тут есть постоянные посетители, их уже знают, вот и увозят, прокомментировал какой-то мужик.
Психушка
Время тянулось к обеду, наконец, я вошел в подъезд.
В «амбразуре» усталый дежурный спрашивает меня:
По какому вы делу?
Я растерялся и что-то невпопад ляпнул.
Он вежливо сказал:
Вам сначала нужно пройти в подъезд номер такой-то, часы приема такие-то.
И указал на дверь. Я, ошарашенный, вышел обратно на улицу. Там меня позвал к себе мужик, с которым я уже подружился во время ожидания. Он стоял в другом потоке, в другую «амбразуру». Через пять минут уже иному дежурному говорю, по какому я вопросу, и меня направляют в кабинет ответственного работника комиссии партийного контроля. В кабинете сидит мужчина.
Москва
Он усталым взглядом осматривает меня. Духота на улице, я немного вспотевший. Графин с водой вдали. Я улыбнулся, вспомнил какой-то анекдот про воду, рассказал. Мужик расхохотался и поставил со мной рядом графин и стакан. Глаза у него повеселели. Он мне пожаловался, что приходится графин подальше отставлять. Бывали случаи, когда нервные посетители стремились им огреть по голове. Тут я над этим посмеялся.
Он спросил меня, кто я, откуда, зачем приехал. Я коротко все как есть рассказал. Он задумался, потом задал уточняющие вопросы и начал набирать номер телефона. Я догадался: звонит в Иркутск.
Здравствуйте, он представился и задал вопрос, знает ли его собеседник в Иркутске Сергея Алексеевича Решетникова.
Тот, по-видимому, ответил, что знает и коротко что-то пояснил. Мой мужик, представляющий ЦК КПСС, тогда в трубку резко отчеканил:
Мы ежегодно восстанавливаем в партии тридцать тысяч человек, так вот, я думаю, что Решетников один из них. Вам понятно?! и повесил трубку.
Посмотрел на меня, опять улыбнулся и сказал:
Езжай домой, Сергей, все будет нормально.
Так и получилось. «Друзья» -партийцы исправили свои ошибки, им было неловко, в глаза мне не смотрели. Смешно, но я, исключенный из КПСС и формально еще не восстановленный, восседал на всех заседаниях бюро горкома партии. А это высший орган оперативного руководства города Усть-Илимска. Меня официально туда приглашали, так как я был ранее избран на городской партийной конференции его членом.
«Какие бедные, крепостные люди», думал я.
Мне было искренне их жаль. Я-то был свободен. Я не упал в своих глазах, не прогибался, оставшись бойцом, пусть в этот раз не кулачным. Но я, как мне кажется, победил.
Мне было искренне их жаль. Я-то был свободен. Я не упал в своих глазах, не прогибался, оставшись бойцом, пусть в этот раз не кулачным. Но я, как мне кажется, победил.
Усть-Илимский ЛПК
Перейдя на работу на Усть-Илимский ЛПК, начал свою жизнь с нуля, с чистого листа. Принципиально не выбирал себе должность. Пошел простым рабочим-электромехаником в управление организации производства. За полгода разработал, изготовил и внедрил нестандартную систему вывода информации с СМ ЭВМ на пульт диспетчера целлюлозного завода. Мой начальник, конструктор и профессиональный изобретатель Зайцев Валерий Сергеевич отказывался верить, что это реальность.
На одной печатной плате, под управлением микропроцессора пятьсот восьмидесятой серии, умещалось все, что в стандартном решении представляло целую комнату, наполненную оборудованием.
Но моя плата работала четко и без сбоев.
Как такое может быть? спрашивал удивленно Валерий Сергеевич. Пришел парень с общественной профессиональной работы, не имеющей никакого отношения к электронике и вычислительной технике, ведь на освоение шины ЭВМ и стыка 2С необходимо минимум два года, а он все сделал на лету, и еще на уровне изобретения.
Не знал Валерий Сергеевич, что я в детстве был радиохулиганом и занимался электроникой, правда, аналоговой. Но если голова «варит», нетрудно перестроиться и на цифровые технологии. Вскоре я уже стал начальником своего начальника. Потом мне опять стали навязывать партийную, противную мне, работу, но неосвобожденную и с хорошей зарплатой по основному месту. Не очень приятно это вспоминать.
Наряду с честностью, высокой порядочностью и чистотой рядовых коммунистов в КПСС причудливым образом уживались послушность, лизоблюдство, подлость и предательство отдельных партийцев. Возможно, это наследие репрессий и расстрелов тех недавних лет, которые я не застал. А, возможно, холуйство было всегда.
С Николаем Ивановичем Мальцевым я разговаривал, спустя некоторое время. Я сказал ему: «Обид не держу, может быть, на его месте, тоже бы наказал выпрягшегося пацана, но, наверное, как-то по-другому»
Николай Иванович печально улыбнулся, потом нахмурился и ничего не сказал в ответ. Но я видел, он почувствовал облегчение. Какой-то груз упал с его плеч. Потом и его самого «выперли» со всех руководящих должностей, времена менялись. Я предлагал ему должности в своих коммерческих структурах, но он вежливо отказывался, профиль работы был ему совершенно незнаком.
Спустя время, я с печалью и грустью читал скромное, еле-еле заметное сообщение в газете «Восточно-Сибирская правда» от 15.02.2006 года:
«Иркутское областное объединение организаций профсоюзов выражает глубокое соболезнование родным и близким в связи со смертью председателя облсовпрофа 19861990 гг. МАЛЬЦЕВА Николая Ивановича».
Александр Мерзлый потом, по прошествии нескольких лет, уважительно отозвался о моей выдержке и твердости. Когда он во время «инквизиции» протягивал мне лист бумаги с требованием изложить письменно с кем из обкома, ЦК, партийными работниками я пил водку, я с нескрываемой иронией «согласился». И давай потешаться над ним, правда, он не сразу это понял.
Пишу: «Такого-то числа после банкета по случаю проведения отчетно-выборной конференции Усть-Илимской городской комсомольской организации, где присутствовали работники Иркутского обкома ВЛКСМ, представитель отдела рабочей молодежи ЦК ВЛКСМ»
Мерзлый отодвинул мою руку и начал читать. Потом ободряюще похлопал меня по плечу: «Ну, вот, Сережа, молодец, начал понимать ситуацию. В этом кабинете не такие, как ты, а очень большие, взрослые и серьезные руководители становились послушными. Продолжай, да поподробнее».
Я продолжил: «Ближе к завершению банкета, чтобы избежать позора, я был вынужден на руках выносить упившегося в сиську уважаемого человека»
Сан Саныч «Борман-Мерзлый» читал и все его тело наполнялось партийным теплом со сладким для него привкусом предательства и стукачества. Эти чувства он научился умело пробуждать в своих кроликах-собеседниках, однопартийцах. От ощущения своего превосходства он рос и рос в своих глазах, постепенно превращаясь в удава напротив «кролика», а потом в грозного льва. Как царь зверей, он начинал ликовать.
«Партийная дисциплина и мелкая трусость побеждают», ошибочно подумал он и на радостях отлучился.