Пётр Африкантов
Старый дом под черепичной крышей
Отверженные
и позабытые
Часть первая
Вступление
Эту историю мне рассказал профессор Вениамин Павлович Позолотин, человек интеллигентный, большого ума и необычайной доброты. Он так мне и сказал, что если б сам не был участником тех событий, то ни за что бы не поверил в их реальность и посчитал бы всё произошедшее за досужие вымыслы и пустопорожние байки и попросил меня, за неимением времени у самого, так как улетал на симпозиум в Стокгольм, записать эту историю и изложить её последовательно и по мере сил художественно. Особой художественности в изложении я ему не обещал, а вот то, что перескажу всё в точности и даже слово в слово, за то поручился. Итак, слушайте.
Глава 1. Отверженные и позабытые
Загородные сумерки. Скоро, совсем скоро вылезет из ближайшего оврага лохматым привидением ночь и осторожно поползёт на запад.
Тихо. Всё примолкло при её приближении. Вот лохматая выпозла из оврага, ткнулась мохнатым носом в наполовину облупившийся ствол высохшей осины, что стоит рядом с покосившимся бетонным забором городской свалки, поднялась на задние лапы и тронула передними хрупкие нижние веточки. Вздрогнули ветки, потревожив сон сидевшей на суку древней горбатой вороны, на что та, ещё больше сгорбившись, втянула плешивую голову между крыл, засунув поглубже усатый клюв в перья и ворчливо выдохнула своё воронье: «Кра-ха-хе».
Немного погодя на фоне дубового леса, ещё более тёмного, чем пространство вокруг, проявилось внушительных размеров медленно движущееся тёмное пятно. Что это, или кто? неизвестно. Очертания пятна вряд ли могут напомнить кого из крупных диких животных, живущих в здешних краях, но это животное. Ни вздоха, ни гласа, только слышно, как приходят в движение под его могучей поступью овражные осыпи. Говорят, что это «Хранитель», но это не так, это не хранитель, это «Собиратель». Хранитель придёт позже.
Никто и никак не отреагировал на его появление, лишь одна плешивая ворона повернула в сторону таинственного пятна крючковатый нос, затем повернула этот нос в сторону мусорной свалки, откуда послышались непонятные скрипучие звуки и, не найдя в этих явлениях подлунного мира ничего необычного, задремала.
..
Кр-е-х раздался звук со стороны бетонного забора. Этот звук произнесли скрипучие петли двери сторожевого вагончика на территории городской свалки. Дверь вагончика приоткрылась и из неё высунулась по пояс голая фигура человека.
Профессор, а, профессор!! Где эта сивая морда шляется?! раздался из-за бетонного забора сипатый пропитой голос. Я тебя спрашиваю учёная харя где ты есть? Светило науки Иди посвети ни хрена не вижу Где ты есть?.. Золотой ты наш. Говоривший ехидно хихикнул. Не-е-т ты только позолоченный, до золотого тебе далеко-о-о. Иначе твоя фамилия была бы «Золотов», а ты только По-зо-ло-тин не шедевр А если бы был Золотов, то был бы человек, а не бомж на городской свалке.
Обладателю голоса явно нравилось изрыгать брань на этого Позолотина. Встречаются такие люди чаще из разряда ничтожеств, которые заимеют хотя бы какую-либо над кем власть, то уж считают себя вершителями судеб и никак ни меньше.
Подойди, объясни диспозицию, продолжал голос, иначе я тебя урою
Взвизгнула раскрывшаяся, теперь уже настежь, дверь вагончика, служащего на свалке караулкой, диспетчерской и бог знает чем ещё; жёлтое пятно света вывалилось в дверной проём, упало на землю и замерло. Так ничего и не осветив вокруг, оно просто лежало на земле, как пупыристая большая жаба с выкаченными глазами, которые невидяще смотрели в такое же пустое, чёрное и бессмысленное над головой ночное пространство.
На пороге раскрытой двери вагончика появился заспанный, с взлохмаченными редкими волосами, слегка покачивающийся человек. Эти слова принадлежали ему. Видно он накануне изрядно набрался, и теперь пытался привести себя в чувство и выяснить обстановку, так как в голове его перепуталось не только время, но и место его нахождения. Единственное, что этот человек знал, это то, что профессор должен быть всегда рядом и обязан являться по первому его зову, а тут его нет. Это непорядок. А кто, тогда ему, Симе главному распорядителю, одновременно сторожу и диспетчеру городской свалки разъяснит, какое сейчас время суток: утро, вечер или ночь и укажет час?
Немного погодя, в световом пятне появился маленький худенький старичок, Он шагнул в световое пятно из темноты. Жёлтая световая жаба под его ногами недовольно квакнула, пошевелилась и ещё больше выпучила лупоглазое око, с целью получше рассмотреть того, кто смел нарушить её покой и нельзя ли употребить этого бедолагу в поздний ужин. Жабий глаз поворочался туда-сюда, посмотрел, хлопнул раза два морщинистыми одутловатыми веками и тут же закрылся недовольный худобой и костлявостью старичка. Пришедший человек в порванной и через край зашитой рубахе и штанах, застёгнутых на одну пуговицу, с лямкой через плечо, мог только испортить аппетит и ничего больше. «Фу! Неинтересно и даже противно», подумала жаба и недовольно съёжила пупыристую кожу.
Хотя одежда старичка была и зашарпана, лицо же и манеры говорить, выдавали человека культурного и образованного.
Я здесь, проговорил старичок немного испуганно и чуть склонил голову набок. Во всей его фигурке: в склонённой седенькой голове, в немного растопыренных в коленях ногах и обвислых плечах сквозила абсолютная покорность.
Вижу что здесь!.. не слепой!.., раздался опять тот же голос, а вот ты, наоборот, у меня сейчас ослепнешь Это тебе Сима говорит, а у него слово с делом не расходится, сам знаешь!! Что, не видишь, что Сима встал и ему надо уяснить диспозицию!?
Да, хозяин, вкрадчиво сказал старичок, ещё больше склонив голову, тем самым показывая свою уже не абсолютную покорность, а сверхпокорность; такую покорность, которую только можно умозрительно представить, но описать уже никак нельзя, потому как имеющиеся образы никоим образом не идут с ней ни в какое сравнение.
Не правильно отвечашь! надменно пробасил Сима. Я тебе не хозяин, я твой начальник, а хозяин у нас один сам Фома Фомич! и, назвавшийся Симой человек, поднял палец к верху, как бы указывая, на особое величие этого Фомы Фомича, а может быть его перст указывал на небо, в знак особой богоизбранности этого Фомы Фомича, который, в общем-то, являлся ни кем иным, как директором городской мусорной свалки.
А чтобы ты, учёная каналья, впредь понимал перед кем стоишь, а стоишь ты, повторяю, перед самим Симой, то тебе за это следует долбан, и он, приставив к лысине профессора три пальца, оттянул средний и резко отпустил, больно ударив профессора в затылок, после чего на голове несчастного сразу появился малиновый рубец. Это тебе не Рио-де-Жанейро, за непочитание старших положено, а теперь пошёл вон, рваная черепаха, а ещё говорит, что лекции в Сорбонне читал, падаль Ха-ха-ха!! Ещё скажи, что ты в Рио-де-Жанейро был
И в нём тоже, тихо сказал пришедший.
А это ты, братец,,.. загну-ул. Удивлённо произнёс Сима. За враньё положен долбан, но я сегодня добрый, иди, откуда пришёл, кочерыжка плешивая.
Старичок поклонился и, не разгибаясь, стал пятиться, через несколько секунд ступил в темноту и исчез, а Сима продолжал ругаться и посылать вслед старичку нелицеприятные слова:
И помни, что ты давно не профессор!! громко говорил Сима в пространство ночи. Кхе кхе кхе Я тебя разжаловал. Ты господин «никто», понимаешь? «Ни-кто» и звать тебя ни-как. И человечек, затрясся в неудержимом хохоте, затем дверь с тем же противным визгом захлопнулась и вместе с её закрытием в вагончик, облизнувшись и громко чмокнув губами, впрыгнула грязно-жёлтая световая жаба.
....................
Вот мразь, проговорил профессор, втискиваясь в тесную дощатую хибарку, приютившуюся в дальнем углу территории свалки о двух ржавых кроватях, стоящих одна на другой и маленьким оконцем, в стене, в которое был вставлен осколок зеленоватого стекла.
В этой хибарке Вениамин Павлович Позолотин живёт вместе с таким же бедолагой как и он художником Крокычем. Оба они приживалы городской мусорной свалки. Семён Ваганович Крокыч в отличии от профессора высок, красив, статен, с вьющейся шевелюрой чёрных как смоль мягких волос, которые всегда спадают вниз и красиво обрамляют его тонкое с необыкновенно живыми глазами лицо. Главным украшением этого, как я уже сказал, «необыкновенно живого лица» является очень изящный чуть-чуть длинноватый с горбинкой по средине аристократический нос. Этот нос показывал, что его обладатель человек чувственный, эмоциональный, тонкий, а высокий лоб говорил о его недюжинных мыслительных способностях. Внешне он немного походил на писателя Гоголя.
Семён Ваганович всегда очень следит за своей внешностью и хотя, одежда его была с той же свалки, но костюм на нём сидит всегда очень аккуратно, ботинки не стоптаны, он их вовремя подколачивает какой-нибудь резинкой, не давая им окончательно изорваться и по внешнему виду он мало походит на бомжа, а точнее сказать, в его внешнем виде не было даже следов бомжевания. Про него можно даже сказать, что в обстановке, в которой он находится, по сравнению с другими бедолагами задворков сегодняшнего мира, он эстет. Слово «эстет», отображает не только его манеру говорить, следить за своим внешним видом, но относится и к образу его мыслей, которые всегда проявляются в разговоре с профессором самым изысканным и деликатным образом. Поговаривали, что он и не бомж совсем, а имеет в городе квартиру, только отдал её какой-то беженке с горячей точки из ближнего зарубежья с многочисленным семейством, а сам переселился сюда, сколотив себе эту дощатую хибарку без какого -либо комфорта и даже без элементарных жизненных условий и стал рисовать. Возможно всё это и враки, только на него это очень похоже. Именно человек высочайшей культуры и внутренней самоорганизации так и мог поступить. Мир денег, золота и гламура мстил художнику за добровольный уход на задворки от сверкающих прелестей мира, но он не обращал на это внимания. Крокыч всегда был весел и только, когда садился за мольберт, то сосредоточившись, уходил в себя и становился таинственно угрюм, а в часы наивысшего напряжения даже жёлчен. Кровь как бы отливала от его лица, а глаза уходили глубже в синету подбровных дуг. Рисовал же он с упоением, иногда днями просиживая за этюдами. Выберет какую- нибудь заплесневелую кадку из под рыбы, прикрепит на неё планшет и рисует, рисует, рисует.