В этом я не сомневался, кивнул Кана. Мое любимое начальство, надо послать им открытку на Новый год. Ну и пусть уволили, плевать.
Хорошо, что ты воспринял эту новость спокойно, сказал Лукин.
А мне положена компенсация? спросил Кана. Как-никак, я вроде убытки потерпел из-за вашей ГМО-заразы. Лежу тут в четырех стенах безвылазно, ноги лишние, задница отвисла.
Ученые мужи снова переглянулись. Лукин поправил очки, а Климов почесал в ухе.
Понимаете, голубчик, ответил Климов. Тут такое дело Этот вопрос обсуждался, но Вы, по большому счету, сами спровоцировали данную реакцию своими неосторожными действиями. Если бы вы не трогали бутылочку, то с вами ничего бы не случилось.
Понятно, кивнул Кана. Сэкономить решило родное государство на гражданах. Несмотря на то, что я уникальный экземпляр и тому подобное. Ну ладно, ничего не поделаешь. Проходили, знаем.
Мы еще постараемся решить данный вопрос в твою пользу, приободрил Лукин. В случае успешного результата исследований. Думаю, нам даже удастся
Кане вдруг надоело слушать заумную болтовню. Взор застила красная пелена. Он молниеносно вскочил с койки, обхватил Лукина руками, намертво вцепился присосками. Клыки выдвинулись изо рта, раскрылись, обхватили голову Евгения Константиновича. Кана почувствовал себя львом в цирке, которому укротитель засунул голову в пасть.
Вы что делаете? Прекратите немедленно! запротестовал Айдынов. Схватил было Кану за плечо, чтобы утихомирить. Но заглянул в страшные выпуклые глаза Каны, следившие за его движениями, и отдернул руку.
А Климов, молодец, не растерялся. Покачал головой, языком зацокал.
Отпустите Женю, голубчик, чего вы взъелись? Сейчас мы вас накормим. С компенсацией решим вопрос, не проблема. Все в порядке, вы в надежном месте.
С верхнего клыка на ухо Лукина потекла струйка зеленоватой слюны. Коснулась и оставила сильный ожог, как от кислоты. Евгений Константинович застонал, задергал головой от боли, попытался освободиться.
А вот это уже лишнее, голубчик, сказал Климов. Зачем человека обижаете? Отпустите, пожалуйста.
И Кана успокоился. Клыки убрал, расслабился, повалился назад на кровать. Пробормотал: «Извините» и отвернулся.
А ничего, все в порядке, успокоил Артур Николаевич. Как вы, Евгений Константинович? Пойдемте, ухо обработаем.
Айдынов повел Лукина к выходу, а Климов задержался. Поглядел на Кану, утешил:
Ничего, Канат, скоро все образуется.
И тоже пошел к двери. Кажется, он довольно улыбался.
***Видно, в пищу подложили снотворное. Как еще объяснить, что после плотного обеда Кана не хотел и пальцем пошевелить. А потом уронил голову набок и захрапел.
Проснулся, а за окном уже стемнело. Голова тяжелая, будто булыжниками набитая. На новых руках и ногах следы от уколов. Вот нелюди, собрали анализы, пока он спал сном младенца. Поэтому и усыпили, как медведя в зоопарке. Боятся, что он кому-нибудь голову откусит.
Вот хрюндели очкастые, пробормотал Кана. Это что теперь, каждый раз так усыплять будут?
Светодиодная лампа горела над головой. Окно в палате большое, на пол-стены, сверху приоткрыто. Закрашено непроницаемым серебристым материалом, снаружи не видно, что внутри творится. Из палаты окрестности тоже не разглядеть.
Прислушался Кана, лежа на койке, а во тьме сверчки трещали, птичка задумчиво тенькала. Ни рева автомобилей, ни гудков тепловозов или стука колес по рельсам, как в его квартирке. И пьяных голосов с улицы тоже не слышно. Благодать, в общем.
Лежал Кана, слушал вечерние звуки умиротворяющие, и сам не заметил, как снова в обычного парня обратился. Руки лишние исчезли, круп конский с ногами длинными обратно в зад и спину втянулись. Глаза по бокам головы тоже пропали. Волосы по всему телу уменьшились, превратились в обычные маленькие волоски, как у нормального мужчины.
Кана когда заметил, не поверил. Ощупал все тело, убедился, что не сон. Зеркала в палате нет, но и так все видно. Это что же, значит, все обратно вернулось? Можно отсюда уйти, наверное?
Он вскочил с кровати, бросился к двери. Попытался открыть, но бесполезно. Заперли на замок.
Тогда Кана заколотил по двери. Закричал во все горло:
Эй, чувырлы, откройте! Я нормальный человек! Хватит меня здесь томить!
Ноль внимания, полное безразличие.
Кана покричал еще, но без толку. Пнул дверь со всей силы:
Вот ушлепки яйцеголовые. Попадитесь мне только
Эй, чувырлы, откройте! Я нормальный человек! Хватит меня здесь томить!
Ноль внимания, полное безразличие.
Кана покричал еще, но без толку. Пнул дверь со всей силы:
Вот ушлепки яйцеголовые. Попадитесь мне только
Вернулся к кровати, и дверь отворилась.
Вошел профессор Лукин с забинтованной головой.
Канат, что стряслось, чего шумишь?
Вы ничего не замечаете? спросил Кана. Никаких изменений?
Лукин тонко улыбнулся.
Когда я был женат, меня супруга постоянно так спрашивала. Ты тоже поменял прическу? Или купил новое платье?
Да нет же, буркнул Кана. Вы что, не видите? Я снова обычный. Никаких клыков и волос.
Лукин вздохнул, улыбка исчезла. Профессор покачал головой.
А, ты поэтому звал? Рано радуешься. Это временная трансформация.
Но все исчезло.
Нет, я же говорю, просто скрылось на время. Я только что смотрел твои анализы, все показатели остались прежними. У тебя уже было такое, когда ты лежал без сознания.
Кана стукнул по тумбочке.
Едритьзаногуалюминий. И что же, значит, я остаюсь здесь дальше куковать?
Евгений Константинович подошел ближе.
Да, все остается по-прежнему. И, кстати, Канат, у меня есть серьезное подозрение, что ты можешь управлять этим процессом самостоятельно.
В смысле?
Ты можешь превращаться в фалангу усилием воли.
Кана замотал головой.
Оно мне надо? Зачем мне быть волосатым уродцем?
Лукин подошел вплотную.
Канат, ты еще не осознал до конца всех преимуществ своей метаморфозы. Тебе повезло, что твой генетический код смешался с кодом именно фаланги, а не, положим, с кодом мыши или гусеницы. Ты знаешь, кто такая фаланга?
Кана помотал головой.
Ни разу не слышал, что за тварь такая.
Лукин уселся на кровать.
Тогда, позволь немного рассказать про это чудесное творение. Фаланга или сольпуга, как угодно, одно из бесстрашнейших существ на земле. Ее легко разозлить, и в припадке ярости оно может напасть на любого врага, не обращая внимания на его размеры или численность. Поэтому, кстати, я не сержусь на тебя за тот инцидент, когда ты зажал мою голову хелицерами, и выразительно коснулся пострадавшего уха.
Ах да, извините, пожалуйста, смутился Кана. Не знаю, что на меня нашло.
А я и объясняю, это было влияние твоего, скажем так, генетического собрата. В обычной жизни ты вполне мирный человек, я смотрел досье, тебе не свойственны подобные вспышки.
Кана подумал немного, и спросил:
Скажите, профессор, а что еще могло передаться мне от этой твари?
Ну, как же, ответил Лукин. Если моя гипотеза верна, а пока ничто ее не опровергает, ты приобрел, можно сказать, сверхъестественные способности. Можешь идти и бороться с преступностью, как в фильмах.
Ух ты, оживился Кана. А какие способности?
Евгений Константинович поправил очки и снова улыбнулся.
А вот это нам и предстоит выяснить.
Глава 3. Разгрызть гранит науки
С самого дня перерождения Кану постоянно терзал голод. Только, вроде бы, поел, умял плотный обед из трех блюд с добавкой, а через пару часов в желудке снова пустота. Когда Кана поведал о чересчур отменном аппетите Лукину, тот не удивился.
Фаланга очень прожорливое животное. Живет ради того, чтобы набить свое брюхо. Так что привыкай, это тебе подарок от нее, в упаковке с неукротимой свирепостью. Так сказать, два в одном, еще и хохотнул в придачу, бессердечный.
Встав из-за дастархана, Кана на час выключался из активной жизни. Еле двигался, предпочитал лежать на кровати, с головой укрывшись одеялом. Посмотрел ролики о повадках фаланг, они, оказывается, тоже так себя ведут после кормежки.
Вообще, днем Кана норовил отлежаться в укромном уголке. Плохо переносил яркий свет, морщил глаза. Оживал ближе к ночи. Около восьми часов вечера приходил Лукин, начинал тренировки.
Поначалу Кана освоил мгновенное превращение в человека-фалангу. Оказалось, вполне несложная штука. Маленькое волевое усилие, пару дней практики и Кана сначала за полминуты, а потом и за десять секунд преображался в животное. А потом и разговаривать наловчился. Хелицеры задвигал наполовину в челюстную кость, тогда мог издавать членораздельные звуки.
Глаза, тем временем, постепенно привыкли к яркому свету, и уже почти не болели. А чуть погодя обнаружилось, что Кана теперь, подобно кошкам, прекрасно видит в темноте. Даже лучше, чем днем.