В 70-80-е годы прошлого столетия это происходило под мощным воздействием официальной советской версии о причинах развязывания и основных этапах этой войны. Но уже в период так называемой перестройки у меня, как и у многих людей того времени, появились первые сомнения в правдивости не только официальной версии истории Великой Отечественной войны, но и всего советского периода в истории страны. Так, во время учебы в Академии общественных наук при ЦК КПСС я впервые подробно узнал об обстоятельствах гибели семьи последнего российского императора Николая II, познакомился с секретными протоколами Молотова-Риббентропа. Немало и других открытий в тот период я сделал для себя. За прошедшие десятилетия под воздействием новой, порой противоречивой информации о Второй мировой войне менялись и мои взгляды на те или иные события, подвергались ревизии, казалось бы, неоспоримые ранее факты и события далекого прошлого.
Очередным этапом в переосмыслении моих взглядов на историю Великой Отечественной войны стал период службы на Северном Кавказе в должности заместителя командующего Кавказским особым пограничным округом. А началось это так. Как-то в 1997 году в округ прибыла делегация пограничной службы Финляндии во главе с тогдашним ее руководителем. В составе делегации также были его помощник, переводчик и жена руководителя финских пограничников. По решению командующего округом мне было поручено ознакомить высоких гостей с достопримечательностями Ставропольского края и Карачаево-Черкесской Республики. В предпоследний день их пребывания на участке округа я преподнес гостям наши пограничные сувениры, подготовленные к 75-летию округа, которое мы отметили накануне. Среди них была и книга, изданная, как принято, к очередному юбилею, под названием «75 лет на страже южных рубежей Отечества». Я не сразу обратил внимание на то, с каким интересом финские офицеры стали рассматривать и листать эту книгу. Но вот переводчик, открыв очередную страницу, начал переводить текст для остальных членов делегации. Через некоторое время среди них послышался смех, нередко переходящий в громкий хохот. Удивленный столь необычной реакцией гостей на прочитанное, я поинтересовался у переводчика, что же так их рассмешило в подаренной им книге. Он, немного смущаясь, сказал, что изложенная в тексте наша версия участия Советского Союза в войне с Финляндией в 19391940 гг., мягко говоря, не соответствует действительности. Что не Финляндия, а СССР развязал ту войну.
За повседневными делами и заботами я как-то позабыл об этом случае, тем более что расстались мы с гостями как искренние и давние друзья. Уже потом, по истечении нескольких месяцев после этого случая, более основательно познакомившись с историей так называемой «Зимней войны» между СССР и Финляндией, я понял причину смеха финнов в тот раз. Они были искренне удивлены тем фактом, что в России по истечении многих десятилетий, минувших после завершения советско-финляндской войны (19391940 гг.), до сих пор считают, что тогда Финляндия напала на СССР, а не наоборот. Что мы по-прежнему героизируем все, связанное с той войной, забывая, что Лига наций квалифицировала действия СССР против Финляндии как неспровоцированную агрессию и исключила нашу страну из своего состава. Честно говоря, мне стало стыдно, потому что, как оказалось, живя в конце XX века, я, как и многие другие граждане России, по-прежнему руководствуюсь сталинскими оценками тех далеких событий.
В одном я был по-прежнему твердо убежден: боевая деятельность пограничных войск НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны представляет собой образец мужества, героизма, высокого профессионализма и верности долгу перед Родиной. Поэтому, как и абсолютное большинство моих сослуживцев, я продолжал рассматривать этот героический период в истории пограничной службы России в качестве основного средства воспитания у подчиненных любви к своей Родине, гордости за принадлежность к элите Вооруженных сил страны, готовности продолжать славные традиции воинов-пограничников.
Некоторые сомнения по этому поводу у меня возникли чуть позже. Нет! Не по поводу героического прошлого пограничных войск, а по поводу утверждения о том, что история страны вообще, а Вооруженных сил и пограничных войск в частности должна быть основой для воспитания патриотических чувств у граждан России, гордости за свое Отечество. Ведь у каждого народа есть как героические, так и трагические страницы его истории. Одними можно и нужно гордиться, другими нет. К примеру, как гражданам России можно гордиться массовым террором, развязанным сталинским руководством в отношении собственного народа в 30-е 40-е годы прошлого столетия? Или какие патриотические чувства может вызвать практически полный разгром кадровой Красной армии в начальный период Великой Отечественной войны? Не может наполнять душу гордостью и тот факт, что наши Вооруженные силы понесли в той войне значительно большие потери в личном составе, чем Германия и ее союзники.
Подобные мысли привели меня к твердому убеждению в том, что если история это научная сфера деятельности, а не средство манипулирования общественным сознанием, то она прежде всего должна быть строгим и бесстрастным учителем для нынешних и будущих поколений граждан нашей страны, особенно для людей в погонах. Потому что настоящая историческая наука оперирует только теми событиями и фактами, которые получили объективное отражение в архивных документах или свидетельствах очевидцев. Она не приемлет политической конъюнктуры и связанных с нею исторических мифов. Очень точно по этому поводу высказался выдающийся русский историк Н.М. Карамзин, заметив, что «история не роман, не мирный сад, где все должно быть приятно: она изображает действительный мир>». А если этого не происходит, то мы все время будем «наступать на одни и те же грабли». Будем повторять одни и те же ошибки, которые в годы Великой Отечественной войны в ряде случаев приводили к поражениям, а победы нередко достигались за счет ничем не оправданных человеческих жертв.
Эти мои мысли вскоре нашли свое реальное подтверждение в ходе непосредственного участия в подготовке и осуществлении специальной пограничной операции «Аргун» на территории Чеченской Республики в 19992000 годах. До этого мне не приходилось участвовать в реальных боевых действиях, я не занимал командных и штабных должностей, поэтому был твердо уверен в том, что при подготовке и проведении этой уникальной в своем роде пограничной операции ее разработчики в Федеральной пограничной службе обязательно учтут богатейший опыт пограничных войск, накопленный как в годы Великой Отечественной войны, так и в ходе локальных вооруженных конфликтов. Однако действительность оказалась несколько иной.
Первые тревожные сомнения в этом появились у меня на этапе приема и доподготовки резервов, прибывающих из других региональных пограничных управлений для участия в этой операции. По долгу службы этой работой пришлось заниматься мне и моим подчиненным. Оказалось, что абсолютное большинство подразделений на местах были сформированы наспех, укомплектованы по принципу: только бы отправить в срок положенное количество личного состава без учета требуемого количества военных специалистов и в ряде случаев не имеющего даже элементарных знаний и навыков в обращении с конкретным видом оружия. И как следствие при проверке указанных резервов оказывалось, что вчерашний повар погранзаставы назначался снайпером, дизель-электрик был определен наводчиком АГС-17, которого он и в глаза не видел. Аналогичное положение складывалось и с прибывшими минометными подразделениями, которые по месту дислокации имели на вооружении 120-мм, а по новому штату вооружались 82-мм минометами. К сожалению, подобных примеров было предостаточно. На этом фоне заметно выделялась своим уровнем подготовки ДШМГ из Воронежа, укомплектованная военнослужащими контрактной службы. По этой причине начальником СКРУ генерал-полковником Е.В. Болховитиным было принято решение об увеличении сроков доподготовки прибывших подразделений. По сути на месте офицерами отделов боевой подготовки, воспитательной работы и инженерного отдела заново осуществлялась подготовка и боевое слаживание прибывших подразделений. Еще за несколько месяцев до десантирования в Аргунское ущелье выяснилось, что на вооружении пограничных подразделений, которым предстояло там действовать, нет крупнокалиберных пулеметов, которые весьма эффективны при ведении боя в горах. Первые современные образцы крупнокалиберных пулеметов «Корд» с оптическим прицелом появились в наших подразделениях только по истечении нескольких недель с начала специальной пограничной операции «Аргун». Проведя, так сказать, внеплановую ревизию на складе арттехвооружения в г. Ставрополе, офицеры отдела боевой подготовки обнаружили двенадцать пулеметов ДШК 1939 года выпуска, которые после ускоренной подготовки для них пулеметных расчетов были переданы в состав пограничных подразделений, которым предстояло первыми десантироваться на территории Итум-Калинского района Чеченской Республики. К слову сказать, ДШК здорово помогли нашим подразделениям на первом этапе этой операции.
Понимая, что после десантирования в Аргунское ущелье нашим подразделениям предстоит вести с боевиками не открытые общевойсковые бои, а в большей мере использовать тактику так называемой контрпартизанской войны, мы попытались найти в наших секретных и несекретных библиотеках хоть какие-нибудь материалы, обобщающие подобные действия пограничных и внутренних войск в прошлом. Но, к нашему изумлению, их там не оказалось. Не получили мы подобных материалов и из Федеральной пограничной службы России. Перелопатив весь интернет, офицеры отдела боевой подготовки нашли всего лишь один добротный опыт организации контрпартизанских действий войск НКВД СССР на Северном Кавказе в 1944 году, который и был взят нами на вооружение. А ведь подобные действия войскам НКВД приходилось вести и в Прибалтике, и в западных районах Украины, и в Белоруссии. Да и в Афганистане пограничники применяли подобную тактику. Но куда подевался этот оплаченный кровью тысяч советских солдат и офицеров опыт узнать так и не удалось.