Моя дорогая, говорила она своей сестре громким, кричаще-жеманным голосом, в большинстве своем эти доктора каждый раз стараются нагреть на тебе руки. В голове у них только деньги. Вот на прошлой неделе я вызывала к себе сюда одну даму, чтобы она обследовала мои ноги, так когда я глянула на счет, который она мне выписала, можно было подумать, что она мне как минимум вырезала аппендицит.
Как фамилия этой женщины? спросила миссис Мак-Ки.
Миссис Эберхардт. Она ходит по домам и обследует людям ноги на дому.
Мне нравится ваше платье, заметила миссис Мак-Ки. Думаю, оно просто прелестно!
Миссис Уилсон отвергла комплимент, презрительно приподняв брови.
Это платье?! Да это всего лишь старая-престарая тряпка, сказала она. Я иногда натягиваю ее, когда мне безразлично, как я выгляжу.
Но оно смотрится на вас великолепно, если, конечно, вы понимаете, что я имею в виду, продолжила миссис Мак-Ки. Если бы Честер смог вас заснять в этой позе, я думаю, он мог бы что-то из нее сделать.
Мы все молча посмотрели на миссис Уилсон, которая убрала с глаз упавшую прядь волос и посмотрела на нас с сияющей улыбкой. Мистер Мак-Ки посмотрел на нее пристально, склонив голову набок, затем медленно провел рукой вперед-назад перед своим лицом.
Мне нужно поменять свет, сказал он через мгновение. Я хотел бы выявить черты лица моделировкой. И я также попытаюсь захватить весь объем волос сзади.
А я бы не меняла свет, воскликнула миссис Мак-Ки. Я бы
Ее муж шикнул на нее, и мы все снова уставились на «модель», после чего Том Бьюкенен громко зевнул и встал на ноги.
Вы, супруги Мак-Ки, почему-то ничего не пьете, сказал он. Прикажи принести еще льда и минеральной воды, Миртл, пока все еще не пошли спать.
Я же говорила этому гарсону принести лед! Миртл подняла брови в отчаянии от неповоротливости этих представителей низшего сословия. Ох, уж эти слуги! Их все время нужно подгонять.
Она посмотрела на меня и отчего-то засмеялась. Потом она бросилась к собаке, поцеловала ее с большим чувством и поплыла на кухню с таким видом, будто с десяток шеф-поваров ждут там ее распоряжений.
Мне удалось отснять несколько великолепных вещей на Лонг-Айленде, заверил мистер Мак-Ки.
Том посмотрел на него безучастно.
Две из них мы уже вставили в рамки внизу.
Две из чего? спросил требовательно Том.
Из наших фоторабот. Одну из них я называю «Мыс Монток. Чайки», а вторую я называю «Мыс Монток. Море».
Сестра Кэтрин присела возле меня на диван.
Вы тоже живете там, на Лонг-Айленде? поинтересовалась она.
Я живу в Уэст-Эгге.
Неужели? Я была там на одной вечеринке с месяц тому назад. У человека по фамилии Гэтсби. Вы знаете его?
Я его сосед.
Говорят, что он племянник или кузен кайзера Вильгельма. Вот откуда происходят все его деньги.
Неужели?
Она кивнула.
Я боюсь его. Я бы не хотела, чтобы он что-нибудь узнал обо мне.
Этот захватывающе информативный рассказ о моем соседе был прерван миссис Мак-Ки, которая вдруг громко произнесла, указав на Кэтрин:
Честер, я думаю, ты смог бы кое-что сделать с ней, затараторила она, однако мистер Мак-Ки только устало кивнул головой в ее сторону и повернулся к Тому.
Я бы еще поработал на Лонг-Айленде, если бы смог достать туда пропуск. Я прошу только об одном: чтобы мне дали старт.
А вот, попросите Миртл об этом, сказал Том, громко рассмеявшись, когда миссис Уилсон вошла в комнату с подносом. Она даст вам рекомендательное письмо; ты ведь дашь, не так ли, Миртл?
Я? Дам? Что я дам? спросила она испуганно.
Ты дашь Мак-Ки письмо-представление на имя твоего мужа, чтобы он смог сделать несколько фоторабот с ним. Его губы беззвучно шевелились какое-то мгновение, пока он придумывал название фоторабот: «Джордж Б. Уилсон у бензоколонки», или как-то так.
Кэтрин наклонилась ко мне и прошептала мне на ухо:
Ни он, ни она терпеть не могут тех, с кем состоят в браке.
Терпеть не могут?
Не то слово не выносят! Она посмотрела сначала на Миртл, потом на Тома. Я и говорю: зачем продолжать жить с тем, кого терпеть не можешь? На их месте я бы уже давно добилась развода и оформила свои отношения.
Неужели и она не любит Уилсона?
Ответ на эту реплику был неожиданным. Он пришел от Миртл, которая услышала мой вопрос, и был грубым и непристойным.
Терпеть не могут?
Не то слово не выносят! Она посмотрела сначала на Миртл, потом на Тома. Я и говорю: зачем продолжать жить с тем, кого терпеть не можешь? На их месте я бы уже давно добилась развода и оформила свои отношения.
Неужели и она не любит Уилсона?
Ответ на эту реплику был неожиданным. Он пришел от Миртл, которая услышала мой вопрос, и был грубым и непристойным.
Вот видите! сказала Кэтрин торжествующе. Потом снова понизила голос: Это из-за его жены они не сходятся вместе. Она католичка, а католики не верят в развод.
Дэйзи не была католичкой, и я был немного шокирован изощренностью этой лжи.
Когда они все-таки поженятся, продолжала Кэтрин, они уедут на Запад и поживут там какое-то время, пока скандал утихнет.
Было бы благоразумнее уехать в Европу.
О, вы любите Европу? воскликнула она удивленно. Я совсем недавно вернулась из Монте-Карло.
Неужели?
Буквально в прошлом году. Я ездила туда с одной подругой.
Долго там пробыли?
Нет, мы только приехали в Монте-Карло и почти сразу же уехали назад. Мы добирались туда через Марсель. У нас было тысяча двести долларов, когда мы отправились, и всего за два дня у нас их все выцыганили в частных номерах. С какими мытарствами мы возвращались назад, я не могу вам передать! Боже, как же противен мне тот город!
Поздневечернее небо в окне привлекло к себе мое внимание на какое-то мгновение своей голубизной, похожей на ласковую лазурь Средиземного моря, потом пронзительный голос миссис Мак-Ки резко вернул меня в комнату.
Я тоже чуть не совершила ошибку, заявила она с энтузиазмом. Я чуть было не вышла замуж за одного жида-карлика, который домогался меня много лет. Я знала, что он ниже меня по сословию. Все мне говорили: «Люсиль, этот человек гораздо ниже тебя по положению в обществе!» Но, если бы я не встретила Честера, он бы точно заполучил меня.
Да, но, видишь, сказала Миртл Уилсон, качая головой вверх и вниз, ты хотя бы не вышла за него замуж.
Не вышла.
Ну вот а я вышла сказала Миртл двусмысленно. В этом вся разница между твоим случаем и моим.
Но зачем тебе нужно было делать это, Миртл?? спросила Кэтрин. Никто ж ведь тебя не принуждал.
Миртл задумалась.
Я вышла за него, потому что думала, что он принадлежит к высшему сословию, наконец, ответила она. Я думала, он знает что-то о манерах людей с родословной, но он оказался недостойным даже лизать мне ноги.
Ты какое-то время была без ума от него, сказала Кэтрин.
Без ума от него?! воскликнула Миртл скептически. Кто тебе сказал, что я была без ума от него? Да я была без ума от него не больше, чем вон от того мужчины.
Она вдруг указала пальцем на меня, и все посмотрели в мою сторону осуждающе. Я попытался показать всем видом, что не принимал никакого участия в ее прошлой жизни.
Я была без ума единственный раз когда вышла за него замуж. Я сразу поняла, что совершила ошибку. Он взял напрокат чей-то самый лучший костюм, чтобы жениться на мне, и никогда не говорил мне об этом; и вот однажды, когда его не было дома, этот человек явился за своим костюмом. Она обвела комнату взглядом, чтобы увидеть, кто ее слушает. «О, это точно ваш костюм? спросила я. Просто я впервые об этом слышу». Но я все же отдала ему этот костюм, после чего повалилась на кровать и проревела, как белуга, весь вечер.
Ей на самом деле нужно уйти от него, сделала заключение Кэтрин, обратившись ко мне. Они живут в том гараже уже одиннадцать лет. И Том ее первый в жизни возлюбленный.
Бутылка виски уже вторая пользовалась теперь постоянным спросом у всех присутствущих, кроме Кэтрин, которой «и без всякого виски было очень хорошо». Том вызвал дворника и отправил его за этими знаменитыми сэндвичами, каждый из которых уже сам по себе является полноценным ужином. Мне очень хотелось выбраться отсюда и пройтись пешком на восток, к Парку, в мягком свете сумерек, но каждый раз, когда я уже готов был уйти, я увязал в каком-то совершенно ненужном и крикливом споре, который тянул меня, будто веревками, обратно в кресло. К тому же, ряд наших ярко светящихся высоко над городом желтых окон, должно быть, вносил свою долю секретности в тайные человеческие дела в глазах случайного наблюдателя на темнеющих улицах, и таким наблюдателем, смотрящим вверх на эти окна и изумляющимся, был также и я. Я находился одновременно и внутри, и снаружи; меня одновременно и завораживало, и отталкивало это неистощимое разнообразие жизни.