Лейф Туре, только что маячивший смутной тенью за желтым дверным стеклом, наконец появился в дверях. Вместе с ним на улицу выплеснулась волна теплого воздуха. У них всегда было жарко натоплено. Я ощутил слабый запах чего-то кислого и сладкого. Так пахло у них в доме. В каждом доме, кроме нашего, был свой особенный запах, у них он был кисло-сладкий.
А что мы будем делать? спросил он, захлопнув за собой дверь.
На горе стоит радуга, мы пойдем искать клад, сказал Трунн.
Тогда побежали! обрадовался Лейф Туре и ринулся вперед. Мы бегом за ним вниз на дорогу, которая вела на гору. Я заметил, что велосипеда Ингве возле дома все еще нет. Но зеленый «жук» мамы и красный папин «кадет» стояли во дворе. Когда я уходил, мама пылесосила в доме, хуже для меня ничего не могло быть, я терпеть не мог эти звуки, они надвигались стеной и давили на меня. Кроме того, во время уборки родители открывали окна, дом наполнялся ледяным воздухом, и этот холод, казалось, передавался маме, так что, когда она склонялась над ведром, чтобы отжать тряпку, орудовала шваброй или пылесосила, в ней уже ничего не оставалось от той мамы, какой она была обычно; а поскольку мне некуда было приткнуться в этом царстве холода, то по субботам я промерзал насквозь, до самых мозгов, промерзал так, что не мог даже читать комиксы лежа на кровати, хотя вообще-то очень любил это занятие, поэтому оставалось только одно: одеться и бежать на улицу в надежде, что там происходит что-нибудь интересное.
У нас в семье уборкой занимались и мама, и папа, что было довольно необычно. Насколько я знал, другие папы дома не убираются, за исключением разве что Престбакму, и то вряд ли, во всяком случае, я его за этим занятием ни разу не видел.
Но сегодня папа съездил в город, купил на рыбном рынке крабов, потом курил в кабинете, то ли проверял сочинения, то ли читал методические пособия, а может быть, занимался своей коллекцией марок или читал «Фантом». За нашим крашенным черной морилкой забором, там, где начиналась дорога к «Б-Максу», переполнился канализационный колодец и затопил подлесок. Ролф, брат Лейфа Туре, сказал на днях, что это ответственность моего папы. Слово «ответственность» было в его устах непривычным, и я догадался, что он повторяет то, что сказал его отец. Папа был членом нашего муниципального правления, они там решали, что надо делать у нас на острове, именно это имел в виду Густавсен, отец Лейфа Туре и Ролфа. Папа должен был заявить об аварии, чтобы прислали ремонтную бригаду. Поднимаясь с ребятами в гору и глядя на огромную лужу, стоявшую среди низкорослых, тоненьких деревьев, в которой кое-где плавали белые клочки туалетной бумаги, я решил сказать это ему при первой возможности. Чтобы он заявил об этом в понедельник на собрании.
Тут он как раз и появился. Вывернул из-за угла дома в синей непромокаемой куртке с откинутым капюшоном, в синих джинсах, которые надевал для работы в саду, и зеленых резиновых сапогах до колена. Он шел немного изогнувшись, потому что держал в обеих руках лестницу, в следующую секунду он упер ее в землю и прислонил к крыше.
Я повернулся и припустил догонять ребят.
Радуга еще там, крикнул я на бегу.
Сами видим! ответил Лейф Туре.
Я нагнал их в начале тропинки и вслед за желтой курткой Трунна вошел в заросли деревьев, с которых дождем сыпались капли, стоило кому-нибудь отвести на ходу ветку. Мы проходили в это время под коричневым домом Молденов, у которых детей не было, кроме уже почти взрослого сына в больших очках, который ходил во всем коричневом и носил брюки клеш. Мы не знали, как его зовут, и называли просто Молденом, как родителей.
Самая удобная дорога на вершину горы пролегала мимо их сада, вдоль него мы и шли сейчас, медленно ступая, потому что склон был крутой, а высокая желтая трава, которой он зарос, скользкая. Иногда я хватался за какое-нибудь деревце, помогая себе руками. Выше начиналась голая скала, образующая навес, так что подняться наверх было невозможно, тем более в такую сырую погоду, но по краю скалы шла трещина между основным утесом и его выступающей частью, туда можно было встать и с легкостью преодолеть последние метры до вершины.
Ой, куда она подевалась? воскликнул Трунн, первым вылезший на вершину.
Была вон там, сказал Гейр, показывая в сторону мокрого плато.
Надо же! сказал Лейф Туре. Вон где она, внизу.
Все повернулись и посмотрели вниз. Радуга стояла над лесом далеко внизу. Один конец упирался в деревья под домом Бека, другой стоял где-то на травянистом склоне, ведущем к заливу.
Все повернулись и посмотрели вниз. Радуга стояла над лесом далеко внизу. Один конец упирался в деревья под домом Бека, другой стоял где-то на травянистом склоне, ведущем к заливу.
Так что же нам, спускаться, что ли? спросил Трунн.
Но клад-то небось никуда не делся? сказал Лейф Туре. Надо хоть поискать.
То есть, как это звучит на местном наречии: «Пошукать, что ли, тута».
Да нет его здесь, сказал я. Он же всегда бывает, где радуга!
Интересно, кто это, по-твоему, успел его перепрятать, сказал Лейф Туре.
Кто-кто! возмутился я. Дурак ты, что ли? Никто его нигде не прятал. Это все радуга!
Сам ты дурак, сказал Лейф Туре. Не может он сам собой исчезнуть.
Еще как может, сказал я.
Нет, возразил Лейф Туре.
Не нет, а да, сказал я. Поищи, если хочешь. Сам увидишь.
Я тоже пойду искать, сказал Трунн.
И я, сказал Гейр.
А я не буду, сказал я.
Они повернулись, и, поглядывая по сторонам, пошли туда, где раньше стояла радуга. Я понял, что тоже пошел бы за ними, но теперь уже не мог. Оставшись на месте, я стал смотреть вдаль. Отсюда открывался самый широкий вид. Виден был мост, он словно вырастал из расстилавшегося внизу леса, и пролив, по которому всегда шли корабли, видны были толстые белые газгольдеры на том берегу. Виден был остров Йерстадхолмен, новая дорога и низкий бетонный мост, по которому она проходила, виден был весь залив Убекилен. Виден был и поселок. Множество красных и оранжевых крыш среди деревьев. Дорога. Наш сад, сад Густавсенов; остальное было не видно.
Небо над поселком уже почти целиком стало голубое. Облака белые. Они ушли в сторону города. А с другой стороны, за Убекиленом, все еще стояли густые, серые тучи.
Внизу я увидел папу. Маленькая-премаленькая фигурка, не больше муравья, на лестнице, прислоненной к крыше.
Интересно а он меня видит?
Налетел порыв ветра.
Я обернулся и посмотрел на ребят. Два желтых и одно светло-зеленое пятнышко двигались то туда, то сюда среди деревьев. Вершина посреди плато была темно-серая, примерно такого же цвета, как дальние тучи, кое-где из трещин торчали пучки зеленой и желтой травы. Большой упавший сучок не лежал на земле, а точно стоял на тонких боковых веточках. В этом было что-то странное.
С лесом, который там начинался, я по-настоящему не был знаком и доходил только до поваленного сухого дерева, метрах в тридцати от опушки. Дальше открывался склон, сплошь поросший вереском. Окруженный с обеих сторон высокими, тонкими сосенками и густыми стенами ельника, он был похож на большой зал.
Гейр говорил, что в тот раз видел там лисицу. Я не поверил ему, но с лисицами шутки плохи, поэтому мы на всякий случай забрались со своими бутербродами и бутылками сока на скальный уступ, с которого внизу открывался вид на знакомый нам мир.
Вот он, тут! крикнул Лейф Туре. Черт! Вон он клад!
Черт! закричал Гейр.
Не врите, все равно меня не обманете! закричал я в ответ.
Ого! крикнул Лейф Туре. Вот мы и богачи!
Черт возьми! крикнул Трунн.
Затем тишина.
Неужели они и правда его нашли?
Да ну! Просто дурачат меня.
Но конец радуги стоял точно на этом самом месте.
Вдруг Лейф Туре говорит правду, и котел не исчез вместе с радугой?
Я сделал несколько шагов в ту сторону, пытаясь получше разглядеть, что там делается за кустами можжевельника.
Ой! Да ты посмотри только! сказал Лейф Туре.
Тут я решился и кинулся к ним со всех ног, пробежал мимо стволов, сквозь кусты, остановился.
Они обернулись ко мне:
Обманули дурачка! Ха-ха-ха! Обманули дурачка!
Подумаешь, обманули! Я это сразу понял, сказал я. Просто решил вас догнать. Надо поспешить, пока не исчезла радуга.
Тоже мне, умный! сказал Лейф Туре. Признавайся лучше, мы тебя обманули, а ты и поверил.
Пошли, Гейр, сказал я. Спустимся вниз и поищем клад.
Он смущенно взглянул на Лейфа Туре и Трунна. Но он был мой лучший друг и пошел со мной. За нами потрусили Трунн и Лейф Туре.
Мне надо пописать, сказал Лейф Туре. Давайте вместе кто дальше? С уступа? Оттуда получится длинная струя.
Писать на улице, когда снизу это может увидеть папа?
Лейф Туре уже спустил непромокаемые штаны и расстегивал молнию. Гейр и Трунн встали рядом по обе стороны и крутили попами, снимая штаны.
Я не хочу писать, сказал я. Я только что пописал.