Когда мы вошли, Вояна вскинула глаза, будто от каждого ожидала новостей. Мы с Эльгой тоже видели ее жениха, и нам он не слишком-то глянулся: рослый молодец, худощавый, с выступающим длинным носом и глазами цвета желудя. Ему тогда было восемнадцать, но нам он показался староват не только для нас, но и для Вояны. Не хуже других, но и позавидовать нечему. Так рассуждали мы в семь лет, когда будущий муж представляется красным солнышком, наряженным в шелковый кафтан.
Однако старики Судогость и его княгиня женихом остались довольны. Он был старшим сыном будгощского князя, а значит, под стать старшей невесте нашего рода.
Весь прошлый вечер мы корпели над заправкой бердышка нитями трех цветов, чтобы сделать узорные пояски. Их нужно заправлять в известном порядке, по счету: две желтых, зеленая, желтая, зеленая В щели еще куда ни шло, но засунуть нитку в дырочку нашим детским пальчикам было не так легко. «Ужо я вас!» угрожающе бормотала Эльга, склоняясь над бердышком и в третий раз облизывая лохматый кончик нити. Нас утешало то, что это самая трудная часть работы, потом думать не нужно: знай, просовывай челнок туда-сюда и меняй зев, а узор будет получаться сам собой.
У меня поясок был из нитей желтого, бледно-зеленого и бурого цвета: четырнадцать, двенадцать и одна. Летом мы с матерью и Эльгой красили белую пряденую шерсть крушиной, толокнянкой и дубовой корой с ржавиной водой, настоянной на разных мелких железных обрубках из Радульвовой кузни. Радульва мы любили: закопченный и страшный, с черными руками, он был добрым человеком и охотно разрешал нам набрать всяких кусочков, хотя мог бы вновь пустить их в дело.
У Эльги заправка была еще лучше моей: из белой шерсти, бруснично-красной и синей. Это две Домаша красила дорогой привозной краской соткала себе большой платок на голову, а остаточки отдала дочери. Прочие сестры уже заранее завидовали Эльге, которая будет носить такую красоту.
В беседе обнаружилась старая княгиня Годонега, бабка Вояны и Эльги.
Она сидела напротив старшей внучки и смотрела на нее, подпирая подбородок, будто пригорюнясь, но морщинистое лицо ее было радостным. Услышав, с чем приехал зять, князь и княгиня явились к нам в Варягино, хотя обычно это дядя Вальгард ездил к ним.
Авось доживу я, старая, до твоей свадебки, а там и помирать пора, говорила бабка. Успею, дадут боги веку, тебя в мужний дом снарядить, а сама к дедам отправлюсь.
И взгляд ее светлых глаз был при этом таким отрешенным, что нас пробрало морозом.
Мы не сомневались, что княгиня Годонега для нас баба Годоня и правда знает дорогу «к дедам», то есть к предкам своего рода. Вот так однажды утречком выйдет за ворота, в платочке, с палочкой и котомочкой, и пойдет туда, где они живут с тех пор, как умерли Сперва по земле, потом по небу
Вас уже не успею проводить она посмотрела на нас с Эльгой (мы поспешно поклонились) и покачала головой. А жаль! Вас отцы-то как еще снарядят замуж
Она помрачнела, свет ее лица угас, сменился тенью недовольства.
Мы мало что об этом знали и еще меньше понимали, но улавливали из обрывков разговоров, что у взрослых нет согласия насчет нашего воспитания и подготовки к замужеству. Что мы должны учиться прясть и всему прочему это само собой. Расхождения касались чего-то загадочного, что имело отношение к лесу.
Однажды мы услышали, как кто-то произнес странные слова «медвежья свадьба». Эльгин отец тогда вскипел, что для него было редкостью, злобно выругался и сказал, что придушит каждого, кто еще хоть раз заговорит об этом. Нас это успокоило: мы выросли на страшных сказках о медведе лесном хозяине, хотелось держаться от этого подальше.
Вояны споры не касались: как воспитывать ее, решал князь. Обсуждали только нас с Эльгой и еще Володейку с Беряшей. Но их срок должен был наступить на три-четыре года позже, а вот с нами уже подходила пора что-то решать.
Наши отцы не хотели пускать нас в страшный лес, и это радовало. Но было и смутное впечатление, что этот пугающий поход немалая честь, что в него снаряжают только лучших дочерей самых знатных старинных родов. Тех, что происходят от пращуров племени и сами в будущем станут владычицами и жрицами.
Эта честь была опасна, но уклониться от зова предков стыдно. Однако мы были слишком малы, чтобы во всем разобраться и решить, как для нас лучше. Да и зачем: мы знали, что решать будут другие.
А вы сами-то что скажете? неожиданно обратилась к нам баба Годоня. Неужто забоитесь в лес идти, медведю кашу варить? Или варяжское ваше племя гораздо только на пирах смелостью своей похваляться, а как до дела так в кусты?
Эта честь была опасна, но уклониться от зова предков стыдно. Однако мы были слишком малы, чтобы во всем разобраться и решить, как для нас лучше. Да и зачем: мы знали, что решать будут другие.
А вы сами-то что скажете? неожиданно обратилась к нам баба Годоня. Неужто забоитесь в лес идти, медведю кашу варить? Или варяжское ваше племя гораздо только на пирах смелостью своей похваляться, а как до дела так в кусты?
Медведю кашу?
От изумления мы даже выпустили нитки и повернулись к ней.
Вот слушайте, расскажу я вам баснь одну. Да и посмотрю, внучки вы князей Судиславичией или так, мокрицы варяжские!
Внучкой плесковских князей из нас двух была только Эльга, и к нашим семи годам мы уже прочно усвоили: это различие неминуемо скажется на наших судьбах. Однако мы привыкли с рождения быть всегда вместе: матери зачастую укладывали нас в одну колыбель и смотрели за нами и кормили обеих по очереди. И вся усадьба привыкла видеть нас вместе, поэтому о нас часто говорили так, будто мы «двояки», то есть близнецы.
Жили-были старик со старухой, и была у них дочка Нежанка начала бабка.
В ее баснях девочка или девка всегда носила имя Нежанка. Позднее я узнала: так звали ее старшую дочку, что умерла, еще не успев надеть поневу.
И вот пошла она с девками в лес по ягоду: идет, аукает, и кто-то ей из леса все отвечает: «ау!» да «ау!» Так она брела, полное лукошко набрала малины, уже еле ноги волочет. Думает, пора домой собираться. Опять кричит «ау!» а отзыву нет. Кричала, пока с голоса не спала. Надо, видать, как-то самой пробираться Идет сквозь малинник, лукошко тащит, тяжко ей: кусты за подол цепляют, рубаху ободрали, ноги поцарапали, косу растрепали. Устала с походу. Вдруг слышит: ломит кто-то ей навстречу. Обрадовалась, кинулась туда, глядь: медведь!
Баба Годоня резко подалась в нашу строну, выставив руки, будто лапы с когтями; я от неожиданности вскрикнула, захваченная повествованием, а Эльга лишь крепче вцепилась в скамью. Однако она была непривычно бледна. Я хотела придвинуться к ней, но не смогла пошевелиться, будто старая княгиня, ведунья и старшая жрица плесковских кривичей, и впрямь набросила на нас путы колдовства.
Нежанка так и обмерла А медведь ей говорит: «Идем со мной, поживи у меня, послужи мне. Коли хорошо послужишь, я тебя потом домой провожу, в белый свет дорогу укажу». Пошли они
Краем глаза я заметила, что и Вояна оставила работу и сидит неподвижно, прислушиваясь к рассказу. А ведь она должна была уже все это знать. Вспомнились разговоры, что Вояна в свое время ходила на «медвежьи каши», но мы с Эльгой тогда были совсем дитяти и ничего не поняли. Взрослые дела такая чащоба непролазная, за всем не уследить!
Сварила Нежанка кашу, сидит, сама не ест. Вдруг вылазит из-за печки мышка-щурка и говорит: «Дай мне кашки, а я тебе помогу». Дала ей Нежанка кашки
Мы вспомнили, как на Осенних Дедах наши матери оставляли на столе угощения для невидимых ночных гостей, а потом клали ложку каши в черепок и посылали нас отнести за печку: «для мышки-щурки». В шкурке мышки приходили духи давно умерших прабабок, и считалось большой удачей, если удавалось увидеть какую-то из них возле поминальной каши.
Значит, Нежанке на помощь пришла прабабка, и у нас полегчало на сердце: теперь не пропадет!
Поел медведь каши и говорит: «Давай со мной в жмурки играть. Не поймаю твое счастье, а поймаю съем». Не успела Нежанка испугаться, как мышка на нее платок набросила и в угол толкнула. Она стоит там, ничего не видит, ни жива, ни мертва, а мышка стала по избе бегать. Топочет, попискивает, будто девка. Медведь ловит ее, ловит, а поймать не может, она у него под лапами проскакивает. Ловил медведь, ловил, не поймал, устал упал прямо посреди избы да и заснул. Тогда мышка с Нежанки платок сдернула, из берлоги ее вывела и дорогу домой показала
Бабка замолчала, но мы так и сидела застыв, едва смея дышать. Аська хмурился и тайком сжимал рукоять своего деревянного меча точного подобия отцовского. Ему хорошо, у него хоть такой меч есть. Но почему-то во всех сказках с медведем в лесу встречаются лишь девочки, а у них только ягоды лукошко, да и все
* * *В этот вечер все взрослые уехали в Плесков на обручение Вояны: выдавая внучку в другой княжий род, дед Судогость решил провести обряд возле старшего родового очага. Мы, дети, остались под присмотром одной только челяди; нас собрали в избу Вальгарда и уложили здесь. Ночуя вместе, мы с Эльгой всегда долго шептались и смеялись на полатях, пока мать не начинала бранить нас, что не даем спать, и грозила выгнать на мороз. Но в этот раз мы молчали. Баба Годоня неспроста рассказала нам «про медведя», и видения из ее сказки так живо стояли перед глазами, что навевали жуть. Особенно страшной казалась слепота зверя: это означало, что здесь, в земном мире он пришелец, чужак среди живых. Гость из мира мертвых. Позволь девочка ему поймать себя он проглотил бы ее и забрал с собой туда, в вечный мрак Кощеева подземья