Не ври, дурак! девчонка в отчаянии топнула ногой. Лель любил Купаву. Любил! Ему Снегурочка во взаимности отказала. Я тебе, Лель, никогда не откажу Ты плохо знаешь пьесу, Игнат!
Что будет потом, решу сам. Нашу пьесу сочиняю я! паренёк намеренно усилил звук голоса, выделяя слово «нашу».
За перебранкой они подошли к реке, отыскали в камышах оставленную два дня назад лодку и, погрузившись, отплыли от берега, спрятав в тех же камышах велосипед.
Слушай, Игнат, прошептал Петр, энергично работая вёслами, зачем ты так с ней? Сонька любит тебя с детского сада. Таскается за тобой всюду. Тебе что, для неё ласкового словечка жалко? Девчонка переживает
Игнат приблизил злое лицо почти к самому уху друга, сказал, цедя сквозь зубы:
Петька, ты голову потерял? Она ведь знает о твоих чувствах. Ты тоже таскаешься за ней всюду, но ласковых слов для тебя она не находит.
То я. Петр виновато опустил голову. Я мужик, потерплю. Ты жениться на ней не собираешься? он с мольбой взглянул в глаза друга.
В ответ Игнат хмыкнул:
Ещё чего! Я её не люблю.
Значит, дождусь! выдохнул Мизгирь.
В это время девчонка улеглась животом на носу лодки и, блаженно улыбаясь, подставила солнцу, задрав юбку платья уже под грудь, шоколадную спину и ягодицы. Соня любовалась деревом на берегу острова. Его крона закрыла солнечный диск, но пучки света заселили каждую щёлочку в ветвях и листьях, превратили дерево в переливающийся новогодний шар. Слепыми от солнца глазами Соня иногда поглядывала на мальчишек. Они переговаривались между собой, бодро работали вёслами. Младшие, которых в компании берендеев звали Брусило и Малыш копались на дне лодки, разбирали в коробке снасти к удочкам. Брусило приходился братом Соне, а Слава Малыш братом Игнату. Мальчишки тихие, послушные не были обузой. Утро субботы удалось и Соня, мечтая, задремала. Разбудил её резкий толчок, лодка причалила к берегу.
Всё время до обеда ребята строили второй шалаш. Решено было ночевать так: Игнат, Петр и Малыш в большом шалаше, а Соня и Брусило в свеже построенном поменьше. Соня хлопотала с обедом, варила в котелке на костре кашу из концентратов. Рыбы для ухи ребята ещё не наловили. Малышня таскала сучья, резала у берега камыш. К обеду всё сладилось: и шалаш, и еда. Компания разместилась рядом с огнём.
Куда, Купава, собираешься поступать после школы? спросил Игнат, облизывая кашу с ложки, в кулинарный не хочешь? Каша у тебя отменная!
С её золотой медалью она может поступать куда хочет, вставил фразу Петр.
Соня суетливо выхватила у Игната плошку и выложила из котелка всю оставшуюся кашу.
Доедай, если понравилась, откликнулась раскрасневшаяся от жара костра и похвалы повариха. Мизгирь, посуду мыть тебе. А вы куда собираетесь?
Игнат живо доел добавок, повалился на спину и, поглаживая сытый живот, позёвывая, ответил:
Я с Мизгирём в университет на химико-технологический.
Я с вами! тут же воскликнула Соня.
Ты хотела на иностранные языки, удивился Петр.
А теперь хочу с вами, зыркнув злым взглядом на Петра, сказала Соня и вопрошающе посмотрела на Игната. Игнат спал.
Замучился наш Лель. Простудится на траве, от реки мокротой тянет. Надо разбудить его, пусть идёт в шалаш. Соня осторожно тронула парня за плечо, Лель, переходи в шалаш. Игнат перевернулся и, встав на четвереньки, не открывая глаз, пополз в направлении шалаша. Через минуту из убежища донеслось его сопение.
Мы что будем делать? спросил Петр, собирая грязную посуду.
За грибами пойдём, весело ответила Соня. Где моя корзинка? Если наберём, я вам вечером такую солянку на костре сварганю пальчики оближите
Грибов Соня с Петром набрали немного, хотя облазили все закоулки, овраги и лесистые пригорки острова. Но и то, что собрали было кстати. Мальчишки Брусило и Малыш наловили рыбы. Игнат пока берендеи ходили по грибы, прикрепил над костром котелок с водой, почистил рыбу и картошку. Соня сразу же принялась за дело.
Уха с грибами, по специальному Сониному рецепту получилась пальчики оближешь. Весь вечер парни наперегонки распевали песни под гитару. Каждый старался выкинуть музыкальные коленца, удивить. Игнат больше похрипывал песни Высоцкого, а Пётр Юрия Визбора:
Не утешайте меня,
Мне слова не нужны.
Мне б отыскать тот ручей
У янтарной сосны.
Вдруг там меж сосен
Краснеет кусочек огня,
А у огня ожидают, Представьте, меня, выводил он хорошим баритоном, поглядывал на Соню.
Ночь тихая и светлая укрыла реку, выбелила лунную дорожку. Прибрежные ивы опустили в воду косы, позволили волнушкам поиграть ими. Костёр потрескивал. Брусило и Малыш давно заснули. Пётр и Соня разморились, побрели по своим местам. Выспавшийся за день Игнат решил посидеть у костра.
Ночь тихая и светлая укрыла реку, выбелила лунную дорожку. Прибрежные ивы опустили в воду косы, позволили волнушкам поиграть ими. Костёр потрескивал. Брусило и Малыш давно заснули. Пётр и Соня разморились, побрели по своим местам. Выспавшийся за день Игнат решил посидеть у костра.
Ночью Пётр проснулся, рядом беспокойно спал Малыш. Во сне он, вероятно, ловил рыбу. «Подсекай!», «Тяни!», «Подсекай!» выкрикивал мальчишка, ворочаясь с бока на бок. Игната в шалаше не было. Пётр решил сходить по нужде и заодно посмотреть: не заснул ли друг у костра чего доброго, обожжётся.
Костёр догорал, а из шалаша Сони доносились необычные хлюпающие звуки и страстный шёпот Сони:
Лель, любимый Ты ведь любишь меня, правда? Никакая я не Купава, я твоя Снегурочка
И недовольный ворчащий голос Игната:
Молчи Молчи Брата разбудишь
Петр не помнит, как добрался до своего места в шалаше. Помнит, что обмочился и от ужаса, стыда и страха, закусил мякоть большого пальца до крови лишь бы не закричать Лишь бы не закричать
Глава 3. ДЕЛО ЗАКРЫТО. ЗАБУДЬТЕ!
С чего начнём? профессор Мизгирёв встал, подошёл к портрету жены. В интерьере гостиной картина была самой яркой точкой. Только сейчас Михаил понял всё вокруг сделано для того, чтобы выделить портрет. Написанный маслом, он отражал не только лицо, но и характер женщины. Она смотрела на мир голубыми с лёгкой грустинкой глазами. Тёмно-русые волосы тяжёлыми прядями ложились на плечи. Выражение лица казалось безмятежным и почти счастливым. Слово «почти» острым коготком карябало Исайчева.
«Терпеть не могу это убогое почти. Когда оно возникает, подумал Михаил, то всё, что было до него и после становится ущербным. Слово вгоняет в тоску, делает окружающее декорациями к постановке. Жизнь утекает из этого спектакля, превращаясь в ванну с тягучей тёмно-вишнёвой жидкостью!»
Исайчев взглянул на стоящего рядом Петра Мизгирёва. Хозяин тоже всматривался в портрет.
И всё же она не Купава. с застывшим на лице выражением безнадёжности выговорил Пётр, Сонька Снегурочка! Снегурочка! Никак не сговорчивая, плывущая по волнам обстоятельств Купава.
Мне кажется, что и Снегурочка не обладала особо решительным характером, откликнулся Исайчев, какое-то мятущееся, сонное существо
Ну что вы? решительно не согласился профессор, Снегурочка предпочла растаять, но не приняла предложенные ей условия существования. Это поступок прыгнуть в огонь! Так и Соня Пётр сглотнул комок в горле и уже спокойнее сказал, давайте по порядку
Мизгирёв взял с журнального столика медный колокольчик размером с куриное яйцо, позвонил. Дверь тотчас открылась, прислуга в этом доме была отлично вымуштрована. В проёме появилась заплаканная девушка в тёмно-синем платье и белом, отделанном кружевом переднике. Она вопросительно, не говоря ни слова, воззрилась на Мизгирёва. Лицо Петра Владиславовича исказила гримаса недовольства:
Вера, к чему этот карнавальный наряд? Переоденься сама и переодень прислугу. В доме траур! Принеси два кофе, папе чай
Нет! воскликнул старший Мизгирёв. Мне тоже кофе
Папа, сердце попытался остановить отца Пётр.
Я сказал кофе! рявкнул Владислав Иванович, стукнув бадиком о пол.
Профессор поднял обе руки с развёрнутыми вовне ладонями и покивал:
Как скажешь, папа. Как скажешь. Я всего лишь забочусь о твоём здоровье, Пётр обиженно вскинул подбородок, обратился к прислуге, Вера, всем кофе. Папа, я просил тебя не выражать свои эмоции при помощи клюшки. Ты портишь пол
Девушка кивнула и юркнула за дверь. Мизгирёв жестом руки пригласил мужчин пересесть в другую мягкую зону гостиной, там вокруг журнального столика стояли три кресла. Исайчев и Владислав Иванович последовали приглашению. Разговор предстоял долгий, неприятный. Профессор приступил к нему не сразу, ждал кофе. Когда одетая во все чёрное Вера принесла напиток, он, сделав глоток, прервал молчание:
Мы с Соней и Игнатом росли в Хвалыне районном городке близ Сартова. Городок совсем крохотный, но красавец. Сейчас его называют Волжской Швейцарией. Настроили пансионатов, отелей. Раньше было тихо, скучно. Одна школа. Один клуб. Одна церковь. С приходом весны Хвалынь становилась похожей на Берендеев посад. Представьте: полночь, горки, покрытые снегом, кусты и березняк; дальше сплошной частый лес из сосен со снеговыми сучьями; в глубине, под горой, река; полыньи и проруби обрамлённые ельником. Дома деревянные, с причудливой резьбой ставень, в окнах огни. Полная луна. Вдали кричат петухи. Чем не царство Берендея?