Эльза ощутила всю нелепость и безысходность ситуации. Где, когда, в какой момент она потеряла нить реальности? И как? На этот счёт подсознание и нервные связи предательски молчали, ни единого намёка на случившееся, ни единого. Единственный выход пока спать, соглашаться и не пререкаться с персоналом, иначе её просто заколют здесь психотропными и седативными.
Пежо преданно ждал свою хозяйку. Девушка за рулём мчалась со скоростью ветра, её длинные волосы развивались, мешая обзору зеркала, в окно бил моросящий дождь, но ни один мускул не дрогнул на её лице, когда машина резким юзом вылетела с дороги в глубокий кювет, только зелёные линзы удивлённо звякнули, покидая свою хозяйку. Прошло ровно три года с момента «свободы». Она так и не научилась хоть что-то делать аккуратно, как это делала Эльза. Деньги не приносили желанного счастья. Часть состояния пришлось раздать за «мелкие» услуги, которые помогли выбраться из «ада Бельца». Наркотики приелись, тусовки раздражали, заветная операция сделала красивой, но не изменила «гнилой» характер. Всё чаще Грета вспоминала свою уютную палату, тихую сиделку и процедуры на ночь. Вот и всё!
В Бельц раздался звонок, он, как пение птиц, поднял всех на ноги с утра, новость была не из лучших, но для одной пациентки она пролилась бальзамом. Погибла в аварии Елизавета Громер. Слёзы, настоящие, искренние, вулканом срывались с ресниц, омывая годы заточения. Чего стоило добиться отмены лекарств в большом их количестве, выпросить себе книги и прибор для письма, хоть и в присутствии санитаров, а писать, своим прилежным поведением расположить весь персонал к себе. Это были ежедневные муки, перемешанные с тоской, одиночеством, горем и безумным, патологическим желанием выйти отсюда. Она знала: ещё немного, ещё чуть-чуть и она ступит на свою Родину, которую не покинет никогда. Оставался последний рывок к финишу. Эльза оживала!
Глава VI. Освобождение
Новая, новая жизнь! Она высвечивалась радужными перспективами впереди. Оставались недели до выписки, но Эльзе они казались секундами. Она спокойно отзывалась на своё новое имя, которое и новым-то не назовёшь! Оно до боли знакомое и родное. Иногда всплывала яростная мысль: «Как Грета могла со мной поступить так?» но она быстро исчезала под действием обстоятельств нынешних. Примерила к себе это имя и сочленилась с ним, кажется, что-то и с натуры «подруги» перехватила. Теперь «Эльза» казалась ей какой-то нелепой частью чужой жизни, невероятно правильной и нормальной, а Грета была данностью, реальной, ненормальной. Наверно, хоть это и прозвучит по-чёрному, но лучше быть живой Гретой, чем мёртвой Эльзой! Этим себя и успокаивала узница Белиц. Тем паче окончание заточения не заставило себя ждать.
Комиссия вынесла положительное решение с одним но. Это «но» беспокоило и напрягало покруче, чем жизнь вне этих стен, к которой так стремилась Эльза. Теперь она понимала ту часть пациентов, которые не желали покидать белых палат, покойных, тихих и беззаботных. Условие её свободы опекун. В течение трёх лет он должен следить за подопечной, за её состоянием в этом «будоражащем психические отклонения мире», как выразился глава экспертной комиссии. Само появление опекуна не настораживало, было непонятно, что принесёт его вхождение в и без того непростую судьбу Эльзы. Он мог знать Грету до того, как была совершена подмена. Желание дышать и действовать уступали место покорности судьбе и покладистости, к которой приучили слякотные от криков пациентов, промозглые своей болезненностью коридоры и напускная сдержанность с вечно слащавой улыбкой на устах сестёр и врачей. Как она и думала после первого посещения этого заведения в качестве навещающего, а не больного, все они здесь очень «любезные», чересчур.
Как ни странно, опекун адвокат семьи Греты, Эрих Шульц, при встрече счастливо растопырил руки и обнял «воскресшую».
Моя девочка! Вот и всё. Всё закончилось. Я знал, знал, ты поправишься, и я смогу видеть тебя снова светлой, с чистым разумом и желанием жить, путешествовать, вернуться в родной дом.
Господин Эрих был на вид человеком лет пятидесяти, маленький, лысоватый, со свинячьими глазками и приятной пухлостью. Так, конечно, говорят о малых детках, но сейчас данный вариант описания его внешности был весьма уместен. Этакий Карлсон, поседевший пупс, не потерявший своей «молочной» аппетитности.
Ну что ты такая испуганная? Пойдём. Вещей у тебя почти нет. Что было до отъезда в Белиц, вышло из моды. Прогуляемся по городку, вспомним, что ты красивая девушка и надо себя баловать! Оденем тебя с иголочки.
Да, да, пойдёмте.
Эльзе не терпелось побыстрее выбежать из этих стен, верилось, что вне их воздух свежее, солнце ярче, а люди более приветливы. Шальная мысль пронеслась в голове: «Интересно, как я могла бы надеть вещи Греты?»
В клинике она очень похудела, но по сравнению с Гретой осталась пышной, а рост? Это как одеть Санчо Панса в костюм Дон Кихота. Странное сравнение, но что не придёт на ум после трёх лет каторги. Эльза наслаждалась каждой секундой похода по магазинам. Не так страшна свобода, как её малюют! Гардероб сменила не только хозяйка до этого смирительной рубашки в одном варианте и в пир, и в мир, но и её внешность. Эльза не замедлила высказать желание зайти в салон и изменить всё, что могло напомнить о Белиц. Она больше не желала быть «куколкой»! Локоны полетели на пол, рыжим листопадом засыпая всё вокруг, брови сменили направление и ширину, теперь из зеркальной глади ей подмигивала серьёзная блондинка со стрижкой боб, с чёткими скулами, готовая получить от этой жизни всё, чего была лишена долгие годы. Шульц сказал, что они поедут в особняк на окраине Берлина. Странно, что у Греты была здесь недвижимость. Место оказалось опрятным, небольшой уголок старины, напоминающим чем-то Родину. Он располагался между Ораниенбургерштрассе и Торштрассе. Эта часть города старое рабоче-еврейское Шпаундское предместье. Сейчас оно гудело туристами. Небольшие бары, кафе, уютные магазинчики и приятная архитектура вызвали улыбку на лице. Здесь живёт счастье, так охарактеризовала Эльза место своего пребывания. ВОВ не покалечила орнамент домов, не истребила уюта и атмосферы гостеприимства в этом маленьком оазисе. Исключение из всего, что она слышала и видела об этой стране. Благодать в прямом смысле слова. Спросить, откуда у неё этот особняк, было как-то неудобно, она же не знала истории жизни Греты за те десять лет, что они не виделись, а лишние вопросы были ей ни к чему. Хоть её ещё посещали мутные мысли, почему Шульц не высказался и не подал виду, что она не Грета. В его взгляде не было намёка на подозрение или недоверие в её сторону.
Месяц прогремел, как ливень после долгой душной и сухой погоды, быстро и стремительно. Он был насыщен походами по магазинам, выставкам, галереям. Ничего не предвещало изменений. Вдруг яростно и безнадёжно навалилась тоска, унылая, вялая и тягучая. Голова раскалывалась. Не было желания не только выходить на улицу, но даже встать с кровати. Веки наливались тяжестью. Неординарное желание вернуться в Белиц топило разум. Зачем? Это слово всплывало и тонуло в мягкости подушек, засасывая тело поглубже в тишину и покой. На третий день Эльза занервничала. Ей не свойственна ипохондрия и депрессивный психоз. Что-то было не так! Она не находила ответа. Шульц, как заботливый папаша, исполнял все её теперь немногочисленные прихоти. Особенно он расстарался с питанием, как по мановению волшебства появлялись самые экзотические фрукты и блюда. Потянулись серой чередой завтраки, обеды, ужины в постель. Но и такая отеческая забота нисколько не изменила состояние Эльзы. Её ничто не радовало. Желание угодить «папаши Шульца» выбешивало всё сильнее, с каждым днём росла агрессия, и настал момент, когда поднос пролетел рядом с его головой. Шульц до этого не отпускал подопечную ни на минуту от себя. Теперь она чувствовала себя пленницей в «своём» доме, если так можно назвать особняк Греты.
Прошло две недели. Утром Шульц убежал в свою контору, и Эльза набралась сил встать и выйти в гостиную. Она долго шарила в поисках обезболивающего, но это Германия, а не Россия. Здесь ты таблетку без рецепта не добудешь. Врач по правому уху лечит правое, врач по левому левое. И не стоит мечтать, что в аптеке вам подадут, пусть и без наигранной улыбки, анальгин или «Но-Шпу», основываясь только на том, что у вас болит. Голова сводила с ума пульсирующей болью до тошноты. В ванной холодный душ чуть помог, появилась небольшая ясность сознания, и череда стройных мыслей вылилась в вопросы. Прям как тогда, в день встречи с Гретой. «Почему мне так плохо? Что случилось? Когда это началось?»
Глава VII. Адвокат
«Так, сначала надо на воздух!» Эльза оделась и вышла в старый город. Приятная прохлада после дождя окутала тело. Она потеряла счёт времени и не заметила, как голову отпустила удушливая змея боль. Сейчас стало намного легче, только вот она, кажется, немного заплутала. Надо было найти свой дом. Без Шульца девушка растерялась. Хорошо, что она помнила уроки немецкого, которые так настойчиво преподавала Грета. Опять странное чувство, обостряющее воспоминания последних дней, мысль цепляется за мысль и вытаскивает всё новые новости о новой жизни. Шульц фамилия немецкая, а он после клиники разговаривает с ней на русском языке. Может, он родом из России? Надо будет спросить! Подойдя к ближайшему кафе, Эльза спросила у сидевшей за столиком фрау: