Через неделю позвал его Петрович, райкома партии тогдашний секретарь для личного теперь уж разговора.
Монастырь возьмете? Для техникума нынче строим здание, и к лету переедет он туда, чтоб год учебный им начать на новом месте. Монастырю хозяин нужен новый, а то растащат все окрестные крестьяне. На хлев свиной пойдут полы, а стены начнут долбить киркой на кирпичи. И вот еще. Теперь сбербанк начальству по-тихому огромные кредиты дает с рассрочкой аж на двадцать лет. Тыщ сто, а то и двести тебе дать можем, стоит захотеть.
Кредит он взял тогда из уваженья больше, чем по нужде. Однако оказалась в том выгода, предвиденная теми, кто деньги на кредиты раздавал одним «своим», взяв деньги из сбербанка, куда народ приучен был годами тащить последнее, чтобы копить, и сохранить хоть что-нибудь «на книжке». Меж тем Полипий купил квартиру дочери в Москве, на Патриарших, в дорогом кооперативе. А через год, когда открыли перестройку, и деньги Павлов обесценил в тыщу раз по-честному отдал все до копейки с процентами всего с одной зарплаты.
За монастырь тогдашний старичок, Владыка Тихон, взяться испугался: «Откуда столько денег мы возьмем на реставрацию, скажи-ка мне на милость? «Владыко», «Нет, и нет! Не уговаривай меня, безумец, на эту авантюру. За нее лишусь я места на «покой» отправят, на пенсию позорную меня!». Ну, как с такими можно дело ладить? Они у Церкви на ногах, как гиря, с которой каторжанин связан цепью.
Прошло всего с полгода, и на праздник Тысячелетия Крещения Руси Полипий был представлен генералу, который от госбезопасности приехал курировать губерний подготовку, и мимоездом на день был у нас. Сказал в беседе между прочим о насущном: «Хорошая епархия у вас. Хозяин слабоват, но мы заменим. Придут к вам наши люди, помогите им почву подготовить для того, кто скоро место старика займет, чтоб править власти помогать разумно. Сегодня в нашей горестной стране, коль скоро партия вот-вот сойдет на нет с ее идеологией бессильной останутся две силы, стоящие всей жизнью за народ. Госбезопасность власть, а Церковь ее идейной стать должна опорой, и поддержкой, чтоб занять святое в душах место коммунизма, чтобы пустым оно не оставалось». На том расстались. И как прибыл из Америк, где восемь лет он пробыл при Советах, американской церквью управляя под мудрым предводительством ГБ, в котором он служил еще с Духовной Школы, строча на всех вокруг подряд доносы, Владыко новый, имя Евпидорий как они сошлись, едино понимая пользу Церкви в необходимом ей служеньи власти.
Выпитые за десяток добрый лет общения с начальством ведра водки, и, с точки зрения церковных правил, другие «вольности» были, он считал, необходимой и неизбежной «жертвой Богу», которую он приносил для блага Церкви, хотя и (что греха таить!) не без приятности, а также пользы лично для себя. Когда на исповеди каялся он в том духовнику епархии, и «старцу», архимандриту Васию, который в народе слыл известным чудотворцем тот, бывало, скажет ему:
С мукою рядом кто ж не замарался? Однако, мелют Божьи жернова во Славу Божью. Мне данной властью разрешаю я тебя от всех сих. Ступай, отец наш, и не сомневайся. И не забудь нас, грешных, ты в молитвах перед престолом нашего Владыки. Благословит тебя Господь во Славу Божью», да и обнимется он с ним вполне по-братски даром, что схимник, и в летах уже преклонных.
и, может, поживет у нас до лета? расслышал вдруг, и страшно всполошился:
Кто поживет, зачем? У нас здесь, дома?
Как кто? Да я уж битый час тебе толкую про Лёнину племянницу родную, которую привез он из Ростова.
Ты что, с ума сошла? Совсем свихнулась?
Да что ты, Полик ты вообще не слушал? О чем ты только думал это время? Ну, ты даешь Меня не уважаешь! За дуру держишь так отстань, не смей же хватать меня, я стану одеваться, разгневанная крайне, она с силой рвалась из рук его а он пытался, обняв, привлечь ее к себе. Ее внезапный гнев в нем снова пробудил желание, а ее сопротивление только распалило похоть. Теперь не мог он отпустить ее так просто, и нужно было срочно примириться.
Послушай, он сказал, не уходи. Давай поговорим, я провинился я, видно, просто задремал, сам не заметив. Так что там с этой девочкой, скажи мне?
Она, уже в подобранном халате, из спальни было выйдя, вдруг смягчилась. Остыв так быстро, как и прежде вспыхнув, она вернулась на постель, к нему в объятия.
и, может, поживет у нас до лета? расслышал вдруг, и страшно всполошился:
Кто поживет, зачем? У нас здесь, дома?
Как кто? Да я уж битый час тебе толкую про Лёнину племянницу родную, которую привез он из Ростова.
Ты что, с ума сошла? Совсем свихнулась?
Да что ты, Полик ты вообще не слушал? О чем ты только думал это время? Ну, ты даешь Меня не уважаешь! За дуру держишь так отстань, не смей же хватать меня, я стану одеваться, разгневанная крайне, она с силой рвалась из рук его а он пытался, обняв, привлечь ее к себе. Ее внезапный гнев в нем снова пробудил желание, а ее сопротивление только распалило похоть. Теперь не мог он отпустить ее так просто, и нужно было срочно примириться.
Послушай, он сказал, не уходи. Давай поговорим, я провинился я, видно, просто задремал, сам не заметив. Так что там с этой девочкой, скажи мне?
Она, уже в подобранном халате, из спальни было выйдя, вдруг смягчилась. Остыв так быстро, как и прежде вспыхнув, она вернулась на постель, к нему в объятия.
Понимаешь, подумав, начала она с начала. И обнаружила, что Как? Опять?
Да погоди ты. Потом поговорим мы, с ними вместе. Пускай они мне сами все расскажут.
Нет, ты скажи мне, ты согласен, Полик? Согласен или нет скажи теперь же? В конце концов, я Тоне обещала. Ей это нужно, ты не понимаешь? Так ты согласен? Или нет?
Согласен, ладно. Что с вами, бабами, поделаешь всегда ведь вы своего добьетесь через это, он сжал, чуть ущипнув, местечко женское, А ну-ка, повернись ко мне. Придвинься.
Спустя недолог срок, в изнеможении они лежали рядом, отдыхая от пережитого совместно достижения той радости, которую супруги основой счастья брачного считают и разбежались вскоре по сторонам. На кухню Сонька чтобы стряпать завтрак. А батюшка, неспешно облачившись в домашнюю из теплой байки рясу, проследовал в просторную, зеленым каррарским мрамором отделанную ванну, с «джакузи», с итальянским унитазом, биде, и мебелью, и теплыми полами (в копеечку влетело ох какую!). Разоблачившись в ванной, мельком глянул он в зеркало от потолка до полу, да и невольно аж залюбовался в нем отразившимся своим он ладным телом, по-молодому гибким, и без всяких признаков дебелости. А что? Еще он с виду хоть куда: строен, моложав, и в голове ни волоса седого. Лишь борода с краев чуть серебрилась нестойкой, будто иней, сединою. Усы понизу чуть заиндевели так это ведь мужчину только красит. Эх, в самую бы пору тут с молодкой! «Прости нас, Господи, и за грехи помилуй!». И аж зажмурился, когда, влезая под струи терпкие напористого душа, он зримо на мгновение вдруг представил, почти увидел прямо пред собою, видение нагое, что приснилось поди ж ты, привязалось наваждение. Видать, была любовь та да не вышла.
С Сонькой-то они женились «по благословению». Он вспоминал не раз тот «день субботний». Как с замирающей душой, ликуя в то же время и страшась сбегал вприпрыжку с лаврской горки, из Академии, где учился на последнем курсе. И с ним вперегонки неслись с горы, и кубарем катились с шумом, бурля и клокоча, потоки вешних вод, натаянных за день из снежной массы сиянием буйным играющего солнышка на Пасху. В Ильинский храм ко всенощной спешил он. Там ждать его был должен на исповедь отец Угрюм Иванчик, духовником студентов бывший много лет. И ими прозванный «попом венчальным». На территории Сергиевой Лавры, где задолго до Советов определилось место для Духовных Школ, венчать не полагалось. И повелось у бурсаков венчаться «под горою», в ближайшем к Лавре храме, но вне стен обители самой. Тамошний настоятель традиционно назначался духовником не только одних семинаристов, но также и воспитанниц училища духовного при Лавре, из числа которых выбирались его мудрым усмотрением будущие матушки в пару определенным к посвящению студентам. Настал черед Полипия принять священный сан, день был назначен, и надлежало получить с благословением от духовника бумагу, что нет «препятствий к рукоположению». Препятствие, однако, было Полипий неженат был, а пойти в монахи, хоть и склоняли, он так и не решился за восемь лет, что он провел, учась, здесь, рядом с монастырской жизнью. «Ну что же, не беда, ступай к попу венчальному, он все тебе устроит в срок, не беспокойся», так сказал ему Владыка Ректор, назначив дату посвящения в сан. И вот теперь бежал он на назначенную встречу с выбранной ему в жену невиданной пока еще невестой.