Следующие часы прошли в постоянных телефонных переговорах с областными комитетами партии. Хрущев приказывал, распоряжался, угрожал, орал матом и требовал, требовал, требовал провести все мобилизационные мероприятия в срок, любой ценой. Снова позвонили с Орджоникидзе; в штаб КОВО, все предыдущее высшее командование которого «ушло» на фронт, назначили новых командиров. Округ возглавил бывший первый заместитель Кирпоноса генерал-лейтенант В.Ф. Яковлев. Он просил Хрущева о встрече и содействии с мобилизацией, на что тот сухо ответил, что с утра только этим и занимается, а встречаться не может, так как вот-вот должен отбыть в Тарнополь.
Где-то в 16:00 к нему в кабинет ворвался багровый от нервного перенапряжения, недосыпа и лютого гнева Жуков, только что прилетевший из Москвы. При заходе на посадку его самолет обстреляли наши же зенитчики, посчитав грузопассажирский ПС-84 вражеским бомбардировщиком. За последние пару лет советская авиапромышленность выпустила много новых моделей, и теперь перепуганные бомбежкой киевские пэвэошники вовсю лупили по своим самолетам к счастью, так же бездарно, как и утром по чужим. Пилот уже хотел уходить на запасное летное поле, но генерал, накричав, заставил его сесть, после чего устроил на аэродроме разнос.
Жуков грозился устроить взбучку и главкому ВВС Жигареву, на что Хрущев резонно заметил, что заместитель Жигарева генерал-майор Ф.Я. Фалалеев только что звонил. Его самолет также обстреляли, и пилот посадил свой СБ вместо Жулян в Житомирской области на Овручском аэродроме. Фалалеев в это время как раз добирался оттуда в Киев машиной. Жуков на это только недовольно хмыкнул.
В Тарнополь решили ехать машинами в сопровождении охраны. Лететь было опасно, немецкие истребители уже безнаказанно гонялись в небе Западной Украины за одиночными советскими самолетами. Наземное путешествие, впрочем, тоже обещало стать опасным приходили сообщения о наводнивших приграничные области группах немецких диверсантов. Они резали провода, нарушая телефонную и телеграфную связь, захватывали мосты, убивали посыльных, атаковали легковые автомобили. В полях уже стояла высокая рожь, и нападающие запросто могли спрятаться в ней и прицельно, в упор расстрелять беззащитную кавалькаду машин. Однако начальник Генерального штаба не привык пасовать перед подобными мелочами, и Никите Сергеевичу пришлось на ночь глядя отправляться в долгую дорогу.
22.06.1941, начальник оперативного управления ЮЗФ полковник И.Х. Баграмян, 43 года
Первый день войны уже заканчивался, когда к Ивану Христофоровичу зашел полковник Е.В. Клочков, начальник шифровального отдела штаба Юго-Западного фронта. Он сказал, что из Москвы по аппарату Бодо передается оперативная директива Народного комиссара обороны. Клочков принес первые листы сообщения с наклеенными телеграфными полосками и сказал, что по окончании сеанса связи принесет остальные. Баграмян засел читать, и чем глубже он вникал в суть директивы, тем больше бледнел. Когда его отдел днем направлял в Москву сведения о ситуации на границе, они ее еще толком не знали, многое пришлось домысливать, потому донесения оказывались излишне бодрыми. Москва принимала решения, исходя из этих докладов, и теперь пришло время пожинать плоды их собственного неуемного оптимизма.
Директива содержала совершенно не соответствовавшие действительности итоги первого дня. В ней было просуммировано количество дивизий противника, которые оперативный отдел фронта указывал в сводках, при этом совершенно не учитывалось, что во втором и третьем эшелонах немцы могли разместить гораздо больше войск. В Москве сочли, что против четырех дивизий 5-й армии, например, наступает всего пять дивизий противника вполне сопоставимые силы. О том, что противник сбил наши приграничные заслоны и от Сокаля на Радзехув двинулся один его танковый корпус, а второй такой же корпус пытается от Устилуга прорваться к Луцку, в Москве вообще пока не знали.
Исходя из неправильной оценки обстановки, Наркомат ставил совершенно непосильную для фронта задачу: «Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов, и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин» Схватив стопку покоробившихся от клея листков, Иван Христофорович бегом бросился к Пуркаеву.
Баграмян зачитал ему содержание директивы вслух. Начштаба сначала не поверил. Выхватив листок с текстом приказа о наступлении, он перечитал его, нахмурился, затем, тяжело вздохнув, кивнул на дверь надо было идти докладывать командующему. Всегда сдержанный в эмоциях Кирпонос, в отличие от своего начальника штаба, не спешил расстраиваться. Он снял трубку телефона и попросил зайти Члена Военного Совета фронта корпусного комиссара Николая Николаевича Вашугина.
Тот был, как всегда, бодр. По его мнению, приказ следовало выполнять. Вашугину оппонировал рассудительный Пуркаев, терпеливо объясняя, что в сложившейся обстановке атаковать противника на участке 5-й и 6-й армий самоубийственно. За последние часы разведка выявила присутствие на главном направлении немецкого удара еще пяти дивизий. Кроме того, в районе Устилуга было замечено около 200 танков, и нет никакой гарантии, что во втором эшелоне не следуют дополнительные танковые и механизированные силы, которые вскоре введут в бой. К утру же фронту в этом районе удастся собрать в лучшем случае семь дивизий: находящимся на удалении 31 и 36-му стрелковым корпусам потребуется пять-шесть суток, чтобы преодолеть пешком расстояние в 150200 километров, на котором они находились от границы. 9 и 19-му мехкорпусам (мк) для этого понадобится три-четыре дня. Ближайшие к противнику 4-й, 8-й и 15-й мк смогут вступить в бой в лучшем случае через один-два дня.
Следовало признать противник переиграл их. Когда готовился план прикрытия границы, штаб фронта наиболее вероятным направлением нанесения удара противником посчитал Краков Львов, потому что здесь на территории Польши проходила мощная железнодорожная магистраль и была хорошо развита сеть дорог. Именно поэтому самые подготовленные и хорошо укомплектованные 4-й мк генерал-майора А.А. Власова и 8-й генерал-лейтенанта Д.И. Рябышева были сконцентрированы в районе Львова. Теперь они оказались в стороне от разгорающейся баталии. Если же учесть, что штатная численность пехотной дивизии вермахта более чем в полтора раза превышала численность советской стрелковой дивизии, преимущество окончательно выходило не в нашу пользу. О каком наступлении в таких условиях могла идти речь?
Пуркаев предлагал просить Генштаб дать разрешение на постепенный отвод войск от границы с навязыванием противнику арьергардных боев, а за это время привести на старой границе в боевую готовность укрепрайоны, сконцентрировать там войска второго эшелона, перебрасываемые из восточных округов корпуса, подготовить мехкорпуса и через неделю встретить здесь противника мощным контрнаступлением.
Лица Вашугина и Кирпоноса мрачнели с каждым приводимым Максимом Алексеевичем доводом. Сначала Николай Николаевич, горячась, пытался перебить начальника штаба, но потом примолк. Когда же Пуркаев закончил излагать свои мысли, ЧВС фронта первым взял слово. Он согласился, что, возможно, все сказанное правильно, однако нельзя упускать из виду моральной составляющей. Если Красная Армия начнет отступать, это сильно ударит по боевому духу народа. Все межвоенные годы населению упорно внушалось, что мы будем громить врага на его территории. И вот теперь, когда есть и необходимые силы, и приказ, мы начнем отступать?.. Нет! Это недопустимо. Свою бравурную тираду Вашугин закончил замечанием, что если бы он не знал Максима Алексеевича все эти годы, то он подумал бы, что тот запаниковал.
Потом заговорил Кирпонос. Он сказал, что приказ надо выполнять, а не обсуждать. Если командующий каждого фронта начнет выдвигать контрпредложения, вместо того чтобы действовать согласно разработанному общему плану, то ничего хорошего из этого не выйдет. Кирпонос приказал развернуть на север переданные 6-й армии 4-й и 8-й механизированные корпуса и ударить ими в основание вражеского танкового клина. Туда же направить и 15-й мехкорпус. 5-й армии Потапова следовало сдерживать врага до последней возможности. Находившимся в отдалении от фронта войскам предстояло максимально быстро выдвигаться к границе. Захватить Люблин они, конечно, в ближайшее время вряд ли смогут, но контратаковать противника фронт обязан. Пуркаев промолчал.
В это время в штаб прибыли начальник Генерального штаба генерал армии Г.К. Жуков и назначенный утром членом Военного совета фронта Н.С. Хрущев. Они одобрили принятые Кир-поносом решения. После этого Максиму Алексеевичу ничего не оставалось, как окончательно подчиниться.