Я была уверена, что, почувствовав мою тревогу, он перенесет меня в другое измерение, возможно, в куда менее опасную ситуацию, и наедине успокоит меня.
Вскоре моя уверенность оправдается или нет.
1 Оригинал: Barrie, J. M. (2006) The little minister. Reprint. Fort Worth, Texas: RDMc Publishings
ОБЛЕГЧЕНИЕ И НЕПРИЯТНОСТИ
Будущее принадлежит тем, кто верит в красоту своей мечты.1
Это и вправду был мой дед ласковый в старости, проказливый в юности.
Он всегда был резким, неоднозначным человеком; в какой-то мере типичным итальянским мачо. Темные волосы, темные испанские глаза, опаленная солнцем смуглая кожа, широкие плечи, он был невысоким, примерно моего роста, но намного сильнее. Только наши руки были абсолютно одинаковы: с длинными тонкими пальцами; руки пекаря и такова было дело всей его жизни. Он вставал еще до петухов и начинал работу, ему не требовался иной компаньон, кроме своего собственного голоса: теплого, дружелюбного и ободряющего баритона. Его-то я и услышала снова в своем путешествии во сне.
Наша встреча успокоила меня. Он положил мозолистую руку мне на плечо и прошептал мне не волноваться, что все в конечном итоге наладится: он понимал меня и знал, как мне было трудно. И правда, на моем пути росли шипы и сорняки, и мои ноги покрылись мозолями. Я совсем упала духом.
Он знал, через что я прохожу. Он руководил отрядом партизан, сражающихся против режима Муссолини. Он любил свободу, поэтому его так и назвали: Либеро. Он был свободным; он был воздушным. Сейчас он был духом, неожиданный сердечный приступ унес его жизнь в 1996 году.
Настолько неожиданный, что я не нашла в себе силы увидеть его до похорон.
Но сейчас он стоял прямо передо мной, такой, каким я его помнила: загорелый, подвижный и волнующийся за свою внучку, так быстро ставшую молодой женщиной.
Да, женщиной; внутри я становилась женщиной. Я все еще считала себя безобидной и наивной, но я знала, что мне предстоит многое, а жизнь длинна и полна проблем.
Мне кажется, что к каждому дарованному нам таланту Бог дает нам хлыст для самобичевания: моим бичом было чувство вины. Именно оно, вместе с моей любовью к детям, и послужило источником еще одного кошмара.
Мои ученики сосредоточились на возникшем из ниоткуда ребенке, он немедленно
побежал ко мне; он даже не улыбался: у него были когти и клыки, способные разорвать плоть. А еще он кричал от его воя кровь стыла в жилах что пугало меня до полусмерти; я покрывалась холодным потом и неудержимо дрожала. Я всегда была очень эмоциональна, настоящий «эмпат» в данном случая я испытывала страх.
Эмпаты чувствительные и сопереживающие люди. Они любят спокойную жизнь, улыбки и детей; страдают от чувства вины; держатся особняком.
Но сейчас я не могла спрятаться: меня преследовал злой ребенок и кричал, завывал, как ветер.
Я боялась столкнуться лицом к лицу с этим монстром и тем, что он символизировал утрату детской наивности. Я ни разу не спасла того, что стоило спасать, и моя совесть давила на меня. Я могла только снова убегать.
И я не могла причинить боль ребенку, так что я просто бежала, несмотря на то, что была на каблуках. Каждый шаг давался мне с трудом, мои ноги покрылись царапинами и мозолями. Это была настоящая пытка.
Потом я упала на четвереньки, и мне пришлось ползти по деревянному полу, прилагая еще большие усилия; скользкий и неприятный, он был таким же холодным, как и взгляд ребенка. Я знала, что заслужила этот холод, потому что не смогла достойно защитить детей, которых встретила в своей жизни, и не любила их достаточно, поэтому они все вернулись ко мне в форме этого монстра. Горькая, но полезная встреча: я должна была заплатить за свои ошибки, и я была готова их признать.
В этот момент мне пришло еще одно тревожное видение: маленькая девочка, связанная веревкой и бьющаяся об стены; и что хуже всего, я не могла ей помочь. Она выскальзывала из рук в непредсказуемом направлении похоже, ее облили маслом.
Она была истинным воплощением моего замешательства.
Я не знала, защищать ли мне ее или самой спасаться от все еще преследующего меня монстра, маленького мальчика, хватающего меня и воющего: «Почему, мама?»
Это слово меня парализовало, потому что хотя я и люблю детей я никогда всерьез не задумывалась о том, чтобы самой стать матерью и завести семью. Я всегда считала, что до этого еще слишком долго; что это ограничит мою экспрессивность и стыдно признать мое тело утратит грацию. Хотя забота о ребенке может принести много радости, каждый раз, когда друзья приходили ко мне с дочерьми, я боялась, что маленькие надоеды что-нибудь сломают или поранятся сами.
Но дети бывают разные. Некоторые ведут себя странно с самого рождения. Я знаю, у каждого из нас свои особенности; но дети, которые, например, мучают животных недвусмысленное предупреждение для всех. Фактом является то, что некоторые серийные убийцы в детстве жестоко обращались с животными, и я думала, что ребенок, который меня преследовал, был как раз из таких. Мы очутились в грязном деревянном домике со множеством комнат.
Он яростно разбивал все, что попадалось ему под руки, и я поняла, что его никогда не любили, и он сам стал злым: его обижали, и теперь ему и самому нравилось обижать. Такое зло распространяется прикосновением, это болезнь, не оставляющая шансов на выживание, которая будет неотступно преследовать и медленно уничтожит. Ужасная и неотвратимая
Я знала, что мне стоит прекратить бегать и начать как-то действовать, но я все еще не чувствовала себя достаточно для этого сильной.
Мне нужно было не позволить этому мальчику ранить меня, а девочке ранить себя. Мне нужен был план, стратегия, как побороть монстра и спасти девочку.
Мои плечи тоже болели: моя обычная реакция на стресс. Например, из-за тревоги перед экзаменами я неосознанно напрягала плечи, отчего страдали мои лопатки и мышцы шеи.
И все же, мне следовало действовать немедленно.
Я подвинулась так, чтобы девочка врезалась в меня, а не в стену; я надеялась, что тяга вскоре уменьшится. Веревка, которой она была связана, была рваной, но очень прочной. Я попыталась ее схватить, но девочка все еще покрытая маслом каждый раз выскальзывала из моих рук. Масло было темное, как деготь, и от меня требовались дополнительные усилия.
Я чувствовала, как меня разрезал взгляд моего преследователя, и боялась, что смерть придет в любую секунду, любой вдох может стать последним. Мальчик был моей совестью, и не давал мне покоя.
Совесть не дает заснуть по ночам, заставляет неотрывно смотреть в потолок. Заставляет пересматривать всю жизнь прошлое и будущее в один миг; а потом - выбирать.
Я выбрала спасти ребенка. Я могу умереть, меня могут разорвать на куски, но я должна была пройти испытание.
Я надеялась, что по дороге обрету силу и научусь больше не убегать без крайней необходимости. Что-то внутри меня менялось, возможно, к лучшему. К бою меня побуждало парадоксально желание мира и справедливости, это врожденное сочетание добродетели и достоинства, которым обладали герои книг моего детства.
Для меня это значило никогда не принимать зло, без компромиссов, потому что предыдущие компромиссы привели к бегству, унижению и низкой самооценке. Я больше не могла жить с депрессией, мне нужно было с ней бороться. По правде говоря, я хотела спасти девочку еще и потому, что видела себя так же неустанно раскачивающейся, разрывающейся между двумя решениями, запутавшейся и неуверенной.
Мне придется действовать спонтанно, когда она окажется рядом со мной. Я попытаюсь обрезать веревку, но чем? Может быть, перочинным ножиком, которым я нарезала сушеное мясо и столь любимые мной ягоды? Он был маленьким и уже довольно разболтанным, но для моей цели подойдет, раз монстр был уже близко.
Я бросилась к девочке, думая, что она могла быть моей дочерью и моей моральной обязанностью было спасти ее или, по крайней мере, попытаться. Нож с легкостью прорезал половину рваной веревки, но затем застрял.
Чем больше я дергала, тем меньше он поддавался.
Когда я услышала за спиной смех, я почувствовала холодок в груди, по моей спине побежали мурашки, а руки задрожали но моя воля не дрогнула. В этот момент передо мной появился мой маленький преследователь, его зеленые глаза ужасали меня.
Он начинил веревку маленькими гвоздиками.
Я взбеленилась и принялась их убирать, используя свой вес, чтобы веревка не дергалась. Я отчаянно пыталась снова и снова, прокалывая пальцы и ругаясь от резкой боли.
И наконец веревка порвалась. Девочка упала на пол, но, по крайней мере, она больше не раскачивалась на веревке.
Я взглянула в ужасные зеленые глаза в последний, как я надеялась, раз, собрала всю свою храбрость и указала на лежащую девочку. Затем я закричала монстру, потому что у меня не было ничего, кроме голоса: «Вот что ты наделал, теперь у меня не осталось ничего, ничего! В будущем мы должны были быть вместе, и поэтому ты забрал ее у меня! Теперь убивай меня, если хочешь Что еще ты хочешь, моей крови?»