Силуэт бригантины с зарифленными парусами чётко рисуется на искристом фоне моря в лёгкой прозрачной дымке. Она стоит на якоре в трёх кабельтовых от берега. Наблюдатель в «вороньем гнезде» да одинокая фигурка вахтенного на баке, вот и все признаки жизни
Вдруг левый борт парусника окутался беловатым дымком. Мгновеньем позже донёсся приглушённый раскат пушечного выстрела. Полдень! От борта отвалила шлюпка и, взяв курс на берег, стала медленно приближаться с каждым взмахом трёх пар вёсел, вода, стекавшая с них при взлётах, сверкала на солнце расплавленным серебром.
Скучно, им там от безделья, вот и решили на песочке поваляться, не иначе как Искупаться, что ли, ещё разок? Да подыматься лень; ну и акулы Так и лежал бы себе, размышляя о пиратах, спрятавших где-то, на этих островах, свои несметные сокровища, о южных морях о том, что завершилась наконец, эта нудная четвёртая четверть, а с нею и шестой класс, будь он неладен!
Шлюпка тем временем уже подошла к берегу, и её теперь невозможно было разглядеть сквозь заросли камыша. Вот-вот, казалось, нос её зароется в прибрежный песок. Ещё один хороший гребок, ещё один дружный взмах вёсел и
И вдруг в камышах, с обеих сторон обступивших пляж, что-то и впрямь зашуршало и на берег вылез обвешенный тиной Борька.
Не, раков здесь нету, констатировал он, отвлекая Вениамина от сладостных грёз, за раками на реку Сестру надо, а тут, на Разливе, нету их.
Ну и дёрнуло ж его со своими раками! В самом интересном месте прервать!
Шестой класс, надо сказать, завершён не как-нибудь, а с отличием! В этом, пожалуй, и заключена прелесть таких долгожданных летних каникул. Теперь и оттопыриться не грех на всю катушку, о пиратах помечтать, о кладах там о южных морях!
Всего лишь позавчера Венька приехал со своими на лето, в их старинный каменный дом, «родовое гнездо», как его прозвали домочадцы. Приехали налегке: всё необходимое для дачной жизни много лет находилось постоянно в доме и никогда на зиму не увозилось. В их добротном домике можно было б и зимовать, да не очень-то хотелось заморачиваться топливом на зиму, ну и «удобства» во дворе тоже не располагали. А так, летом, жили они в Александровке уж много лет: жил и Веня с самого рождения, жили его родители, жили и бабушка с дедушкой Вот, и в этом году приехали и не как-нибудь, а на новеньком «москвичонке». Только въехали во двор, а Боб со своими уже здесь, в нынешнем году они у тёти Ульяны сняли весь второй этаж, улыбается, рот до ушей, и рожицы строит всякие.
Борька перешёл в шестой, и всего одна тройка! уж больно хлестался. Да только не стал Веня со своими пятёрками пусть повыламывается. Они просто были рады встрече: снова можно вместе ходить в поле, на залив, на озеро! Эх! Хорошая это штука, лето!
Соседка, тётя Ульяна, хозяйка небольшой дружной семьи, жила в своём доме постоянно и за имуществом Вениных стариков приглядывала, ключи на зиму оставляли. Меж огородами границ не было. Кроме того, дедушка Вени очень дружил с её мужем, дядей Аликом. После войны им, переселившимся в эти места из-под Порхова (на землю предков, как любил поговаривать дядя Алик), он одолжил большую по тем временам сумму на обустройство и с возвратом долга не торопил. Ну и жили все вместе, наслаждаясь природой, воздухом и красотой человеческих отношений
Посёлок же в ту пору восхищал глаз! Ещё и теперь в нём, испахабленном глухими заборами новороссов, можно отыскать следы былой красоты!
Расположенная под Ленинградом (ныне Санкт-Петербург), меж озером Разлив и Финским Заливом, Александровка была построена в середине XIX века самим Александром Стенбок-Фермором, скупившим под строительство дач земли от Ольгино до Тарховки. C тех пор она гордо носит его имя. Усадьба её владельца находилась неподалёку, в Тарховке. Если читающий эти строки, бросится искать Александровку на карте, то он скорее отыщет название маленькой железнодорожной станции «Александровская». Но посёлок, тем не менее, именуется жителями Александровкой.
Настоящим же достоянием Александровки в ту далёкую пору было не озеро и даже не залив, с берега которого в хорошую погоду можно различить форты, Кронштадт и даже Ораниенбаум а было широкое поле, отделённое от посёлка задёрнутым ряской Горским Ручьём и ещё не отданное «на растерзание» садоводам, чьи халупки, дачи и коттеджи в настоящее время образовали, по существу, Нью-Александровку.
Настоящим же достоянием Александровки в ту далёкую пору было не озеро и даже не залив, с берега которого в хорошую погоду можно различить форты, Кронштадт и даже Ораниенбаум а было широкое поле, отделённое от посёлка задёрнутым ряской Горским Ручьём и ещё не отданное «на растерзание» садоводам, чьи халупки, дачи и коттеджи в настоящее время образовали, по существу, Нью-Александровку.
Поле это, обрамлённое с двух сторон лесом, уже упомянутым ручьём, а с четвёртой Левашовским шоссе (по которому проходит теперь окружная дорога, идущая по дамбе в Кронштадт), было не очень-то большим: километра четыре в длину и два в ширину. Но если взобраться на один из пригорков, раскиданных в живописном беспорядке по всему пространству (и теперь уже исчезнувших под лопатами садоводов), если окинуть восхищённым взором волнующееся море тимофеевки, всмотреться в бездонную синеву неба, отыскивая вмороженных в её ледяную глыбу жаворонков то можно было ощутить бесконечность! Бесконечность пространства и бытия!
А если «опустить взор долу», то на редких картофельных грядках на склонах холмов можно разглядеть и важных чибисов с кокетливыми косичками, оглашавших окрестности своими пронзительно-писклявыми криками.
Особенно же неповторимо было поле в закатные часы, когда косые лучи заходящего солнца, придавая рельефность каждому кустику и былинке, создавали именно то настроение, в котором даже не слишком утончённый человек способен сочинять стихи!
А по вечерам, когда сумерки, сгущаясь, опускались на землю, оседая ночною росой на траве, когда туман лёгкой ленточкой начинал виться над болотцем, расстилаясь затем огромным слоистым покрывалом над засыпающим полем, как хорошо в такие вечера выйти подышать влажной прохладой, подводя нехитрые итоги уходящего дня
О нём-то, об этом поле, и пойдёт рассказ. Именно оно станет сценой тех драматичных и поистине таинственных событий, о которых речь дальше.
Боб! Так ты всё лето хочешь своих раков ловить?
Скажешь тоже! Это я так. Вот, если б лодку достать, тогда можно заняться ловлей. Да только у дяди Алика нету, а чужую отвязывать, пендалей надают! Борька с сожалением покосился на плескавшуюся в заводи лодку, привязанную цепью с замком к забетонированному в берег толстенному железному столбу.
У дяди Алика лодки, и правда, не было. Зато были другие странности, да ещё какие! они-то и явились причиной этого повествования, но об этом чуть позже, а пока
Да-а! поддакнул Венька, с лодкой было бы куда интересней! Можно б и на залив отсюда махнуть, к островам Там старинные пушки и клад какой-нибудь спрятан! В пиратов поиграли бы в острова с сокровищами! Вот было бы здорово!
Верно мыслишь, старик! вздохнул Борька, вырасту, обязательно капитаном стану, дальнего плавания! Или куплю резиновую лодку.
На другой день, с утра, моросил мелкий противный дождик. Весь день, до вечера, ни в поле выйти, ни к озеру смотаться! После обеда сидят Веня с Борькой на крыльце у тёти Ульяны и не знают чем бы заняться.
Мне вчера отец из города книжку приволок, «Остров сокровищ», вот это да-а! с восхищением произнёс Боря, весь вечер читал. И сегодня буду.
А мне дашь потом? спросил Веня, дунув на головку одуванчика; маленькие парашютики тут же опускались, едва вылетев из-под навеса крыльца на дождик.
Потом дам
Они замолчали. Каждый о своём думал, о своём острове сокровищ в южных морях. Вот бы туда, на бескрайний простор, где, куда ни глянь, изумрудные волны до горизонта! А на горизонте остров с пальмами и пиратскими сокровищами!
А знаешь, Веник Борис разглядывал божью коровку на стебельке тимофеевки; она, спотыкаясь, доковыляла до кончика травинки, а затем, вдруг, расправив крылышки, полетела куда-то под дождём, на небо, «где её детки кушают котлетки», так это за кладами надо на другой берег Разлива смотаться, он умолк, загадочно улыбаясь в предвкушении эффекта, который, по его мнению, должен был оказать на собеседника ещё не озвученный им остаток мысли, там раньше была финская территория, и на заброшенных хуторах, говорят, они много кладов зарыли.
Туда на поезде придётся ездить; мне столько денег и не даст никто, Веня с сожалением причмокнул, разве что редиской торговать пойти вместе с Тонькой.