Я скажуя всё скажу, парни Тодд говорил всё тише, его тело обмякло на стуле и потихоньку сползало вниз.
Джо хлопнул его ладонью по щеке и отпустил волосы.
Я слушаю он вновь выпустил клуб дыма и взял сигару двумя пальцами.
Я сидел на складе, как вы и сказалино кажетсячёрт возьми, прости меня, Джоно кажется я уснул. Я клянусь, я не хотел, я не помню, как это произошло. А когда очнулся, то на складе не было вашего товара. А потом пришли те, кого ты послал его забрать. И подумали, что это я его спрятал илине знаюони просто избили меня. Джо, я правда этого не делал, клянусь тебе.
Генри впервые видел это. Впервые видел, как вечно злой, угрожающий и кричащий Тодд, говорит шепотом, скулит и умоляет о прощении. Он видел, как Джо стоит, возвышаясь над ним. Спокойный, со строгим взглядом. От него исходила сила. Та самая, которая и заставила Тодда вести себя так.
Какой же ты болван. Ты просто кусок жалкого труса.
Джо оперся на стол и ударил ногой в грудь Тодда, от чего тот, вместе со стулом, упал на спину и сильно закашлял, ворочаясь и сжимаясь на полу, словно ребенок.
Генри перевел взгляд на маму. Та плакала, зажавшись в углу. Она смотрела на Тодда, который продолжал ползать возле стула, издавая стоны.
Ты больше с нами не работаешь. На складе я тебя больше не должен видеть Джо швырнул остаток сигары в раковину и двинулся из кухни. Все трое пошли за ним, к выходу.
Генри смотрел им вслед, пока они не закрыли дверь, завели машину и звук её мотора полностью пропал с их улицы. Только тогда он кинулся к матери, чтобы крепко обнять ту. Она ему не ответила. Веллия продолжила стоять, закрыв рот руками. По её щекам текли слезы. Она всё еще смотрела на Тодда, который лежал возле стола, хрипя при каждом вдохе. Кровь залила его подбородок и грудь. Теперь она видела его истинное, трусливое, лицо.
Глава 4
1920 год. Чикаго. Иллинойс.
Небольшой бар, на окраине города, в это время ночи, начинал пустеть. Люди расходились, бармен начинал особенно интенсивно намывать стойку, осматривая оставшихся посетителей. Он работал до последнего и пытался оценить, как скоро сможет закрыться.
Генри сидел за небольшим, круглым столиком в самом углу, подальше от входа. Он поднёс кружку пива к губам и допил остатки, которые, по большей части, были просто горькой пеной. Его глаза слегка были прикрыты уставшими веками, взгляд тяжело фокусировался на собеседнике.
Тогда то я и пошёл с теми парнями, небольшая, но очень выгодная была сделка Лео сидел напротив Генри, сжимая в руке опустевший бокал из-под виски.
Парниэто те, из семьи Торрио?
Ну да. Знаешь их?
В тех местах, где я обычно провожу времяи зарабатываювообщем владельцы отстегивают им часть выручки.
Эти парни подминают под себя всё больше и больше, не удивлюсь если и этот бар платит им Лео осекся, посмотрел на бармена, который продолжал протирать блестящую барную стойку, не смотря в зал Ладно, не будем об этом, лишние разговоры о них вряд ли доведут до добра.
Тогда пойдем?
Генри встал, поправляя рубашку и снимая длинное пальто со стула. Леонард встал следом и, надевая небольшую шляпу, с курткой в руках, двинулся к выходу.
Генри кивнул бармену, тот, с явно радостью, попрощался с посетителями, махнув им рукой, не выпуская из неё тряпку.
Улица встретила их холодным ветром. По узкой улице, светя тусклыми фарами, проезжали автомобили, отблескивая горящими, вывесками. Тротуары, несмотря на холод, были заполнены людьми. Эта улица славилась барами, клубами и дешевыми мотелями. Генри и не помнил, когда на ней не было людей.
Когда у тебя выступление? Леонард оценивающе рассматривал проезжающий автомобиль.
Завтра. Часов в десять вечера.
А бар? Всё тот же?
Да. Бар УВинсента.
Ну и дебильное же у него название, всё никак не привыкну.
Тут я согласен. Но этот самый Винсент стоит там за стойкойи он мне платит, смотри не взболтни эту чушь там.
Очень уж постараюсь. Ладно. Тогда завтра там и увидимся? Лео протянул руку и улыбнулся во все зубы, которые от блеснули светом рядом стоящего фонаря.
Генри пожал ему руку и пошёл по тротуару, застегивая плащ. Ветер проникал под одежду, словно пытаясь вцепиться в кожу, проникнуть в неё и добраться до самых внутренностей. Этот ветер, привычный для жителей Чикаго, ознаменовал скорый приход зимы.
Засунув руки в карманы, он шёл и разглядывал прохожих. Глаза, как и почти тридцать лет назад, горели тем же любопытством. Привычка с возрастом не изменилась. Он старался рассмотреть каждого, кто шёл ему на встречу или кого он обходил. Со многими встречаясь взглядом, за эту долю секунды, он старался понять мысли, привычки, поступки прошлого. Узнать, как можно больше. И естественно всё это были лишь предположения, которые он пытался выстроить из накопленного опыта. В большинстве своем, он всё чаще ловил себя на мысли, что ему просто не хватает людей, а от того, ему всё интереснее стараться быть рядом с ними.
Засунув руки в карманы, он шёл и разглядывал прохожих. Глаза, как и почти тридцать лет назад, горели тем же любопытством. Привычка с возрастом не изменилась. Он старался рассмотреть каждого, кто шёл ему на встречу или кого он обходил. Со многими встречаясь взглядом, за эту долю секунды, он старался понять мысли, привычки, поступки прошлого. Узнать, как можно больше. И естественно всё это были лишь предположения, которые он пытался выстроить из накопленного опыта. В большинстве своем, он всё чаще ловил себя на мысли, что ему просто не хватает людей, а от того, ему всё интереснее стараться быть рядом с ними.
Он прошёл всю улицу, свернул через источающий темноту переулок. Запах отходов резко бил в ноздри, но спрятав нос за воротником, он смог пройти это препятствие, что позволило значительно сократить путь. Лучше уж несколько минут вони, чем лишние двадцать минут на таком ветру подумал он, выйдя из переулка на более широкую, чем прежде, улицу.
В квартире пахло сигаретами и чем-то скисшим. Он скинул плащ, оставив его в большом кресле и сразу же открыл холодильник. Вонь усилилась. Он поморщился, увидел остатки еды на небольшой тарелке, открытый пакет молока. Сколько они тут стоят? Несколько недель? Пожалуй, месяцев. Он взял банку пива, открыл её и ногой закрыл холодильник. Усевшись в кресло и закинув ноги на небольшой столик перед собой, он нащупал в кармане мятую пачку сигарет. Встряхнул. Открыл. Пусто.
Пустая квартира, состоящая из зала-кухни, спальник и туалета с ванной. Пустой, для него, город, без каких-либо надежд. Кошелек выпал из широкого кармана плаща и упал прямо ему на ногу. Бросив пачку сигарет на пол, он взял кошелек и открыл. Пустой кошелек в придачу. Всё это каким-то образом цеплялось в его голове, накапливалось, давило на него. И давило, постепенно, очень медленно, но всё сильнее и сильнее.
Завтра удастся заработать он сделал большой глоток, успокаивая себя.
Приятный, слегка горький вкус, прошёлся по горлу, опускаясь ниже, и разливаясь привычным теплом по желудку. За окном девятого этажа сияло ночное небо. Ветер дул с такой силой, что казалось, он давит на стекло, стараясь вдавить его внутрь комнаты, прокинуть вовнутрь. Добраться до сидящего в кресле человека. Помешать теплу, которое окружило его, благодаря алкоголю.
Генри уснул там же, в кресле, едва удерживая банку пива в пальцах. Они постепенно слабели, разум всё сильнее погружался в сон. Он пару раз всхрапнул, голова то падала на грудь, то закидывалась назад, облокачиваясь на кожаную спинку удобного кресла. В сознание пробирались сны.
Он видит лицо матери. Видит кровь. Кровь на кухне. Кровь у входной двери. Небольшие пятна крови на лестнице. Снова лицо матери. Сломанные перила. Его комната, кровать перевернута, окно разбито. Снова кровь, но теперь на лице его мамы. Пустые, холодные глаза.
Банка пива выскользнула из пальцев и упала прямо на пол. Светло-желтая жидкость, вместе с пеной, полилась на запыленный ковер, пропитывая его. Комната наполнилась хмельным запахом.
Глава 5
Двигаясь по оживленной улице он думал над материалом. Шутки, которые он рассказывал с небольшой сцены, раз за разом, прекращались удивлять старых постояльцев бара. Новый материал он ещё не начал, а это становилось всё более необходимым. Выручка становилась всё меньше, практически с каждым выступлением.
-По крайней мере Винсент ещё наливает бесплатно. Если я не лишился бесплатной выпивки значит могу жить сказал он вслух, смотря себе под ноги.
Сегодня ветра не было, и впервые пошёл снег. Большие хлопья сразу же таяли на асфальте, но зима укрепит свои позиции, почти всегда так и происходит.
Генри шёл по дороге, которой проходил раз за разом, и вот спустя ещё несколько минут, вдали загорелась ярко-оранжевая вывеска УВинсента. Большое заведение, с барной стойкой от входа и до противоположной стены, множеством круглых столиков посреди зала. Напротив стойки было небольшое возвышение. Подобие сцены. Именно там предстоит стоять Генри через час, перед собравшейся толпой, хотя в последнее время, толпой это называть всё труднее.
-Я уже заждался, говнюк Винсент, упираясь огромным животом в барную стойку, злобно взглянул на Генри, который только вошёл в бар.
Я же вроде бы не опоздал.
Ты должен приходишь раньше и всё отрепетировать, если не хочешь обосраться, как в прошлый раз. Забыть половину шуток, это надо же быть таким бездарным владелец заведения усмехнулся.