Аделина Раву: Мы ведь не подружки, о чем же нам говорить?
Маргарита Гаше: Говорить всегда есть о чем.
Аделина Раву: Не знаю, у нас мало общего.
Маргарита Гаше: Кое-что есть. Кстати, а зачем вам мой отец?
Аделина Раву: Хотела узнать подробности предстоящего события, годовщины смерти Ван Гога.
Маргарита Гаше: Не знаю, зачем он с таким рвением хочет всех собрать?
Аделина Раву: Они дружили. Ваш отец был очень добр к Винсенту.
Маргарита Гаше: Дело прошлое, зачем ворошить.
Аделина Раву: Всего год прошел, какое же это прошлое. И потом, мы все хорошо помним Винсента, он был необычным человеком.
Маргарита Гаше: Еще скажите: «и великим художником». Так мой отец всё время твердит, сидит и каждый день копирует картины Винсента и нервничает, потому что ничего не выходит.
Аделина Раву: А вы носите на его могилу цветы.
Маргарита Гаше: Вас это не касается. Если бы не я
Аделина Раву: Что значит, если бы не вы?
Маргарита Гаше: Ничего
Аделина Раву: Вы ощущаете себя виновной, потому что не ответили на его чувства к вам?
Маргарита Гаше: Что вы маленькая девочка можете знать о чувствах, а тем более о чувствах Винсента, взрослого мужчины?
Аделина Раву: Пусть я маленькая девочка, как вы выразились, но у меня тоже есть сердце, и я умею чувствовать. И много понимаю.
Маргарита Гаше: Что именно вы понимаете?
Аделина Раву: Я думаю, что Винсент любил вас!
Маргарита Гаше: Если даже так, то, что это изменит теперь? Я ничем не выказала, что знаю о его чувстве, теперь уже поздно сожалеть. В конце концов, у нас была разница в возрасте, да и вообще
Аделина Раву: Что вообще?
Маргарита Гаше: Ничего. Мне кажется, ваше любопытство должно иметь предел.
Аделина Раву: Извините, Маргарита, я приду чуть позже, когда ваш отец будет дома.
Маргарита Гаше: А вот уже и он.
Поль Гаше подходит к девушкам.
Аделина Раву: Добрый день, доктор!
Поль Гаше: Здравствуй, Аделина!
Маргарита Гаше: Аделина пришла узнать подробности предстоящего события.
Аделина Раву: Я по просьбе отца, он хочет знать, сколько гостей будут питаться у нас в таверне и сколько гостей заночуют? Он очень переживает, как бы нам всё успеть к положенному сроку.
Поль Гаше: Думаю, волноваться не стоит. Гостей будет немного. Из Парижа приедут художник Эмиль Бернар, папаша Танги и поэт Альбер Орье.
Маргарита Гаше: Это тот Орье, который написал хвалебную статью о картинах Ван Гога, и Винсенту эта похвала показалась чрезмерной?
Поль Гаше: Да. Я с ним не знаком, его представит нам папаша Танги, он-то уж всех хорошенько знает.
Аделина Раву: Отец говорит, что хорошо бы выставку у нас на первом этаже сделать. Собрать все картины Винсента, те, что в Овере находятся, да и папашу Танги попросить привезти 23 картины, пусть бы местные жители увидели их и узнали, что за художник жил в Овере.
Поль Гаше: Не поймут они ничего, я им всем не раз и не два говорил, что Ван Гог это художник великого дарования, а они только пожимали плечами и не то, что купить картину его не хотели, но даже взглянуть на нее гнушались.
Маргарита Гаше: А может, всё же сделаем выставку, для себя, для нас, для тех, кто любил Винсента, ведь ты любил его, папа?
Поль Гаше: Да. И он меня любил, называл братом. Третьим братом. Однажды они обедали с Тео у нас, и он произнес: «Поль наш третий брат». Так и сказал, так и сказал
Аделина Раву: Будет только трое гостей, говорите?
Поль Гаше: Планировал приехать и доктор Мозери, он мой коллега и остановится у меня.
Аделина Раву: Значит, парижане вполне могут остановиться у нас. А обед готовим на десять человек. Как же с выставкой?
Поль Гаше: Надо подумать.
Аделина Раву: Хорошо, доктор, я пойду, я и так задержалась. До свидания.
Маргарита Гаше: До свидания, Аделина.
Аделина уходит, доктор Гаше и его дочь заходят в дом.
Сцена четвертая
Поль Гаше и Маргарита сидят за столом.
Поль Гаше: Выставка дело нужное. Это будет значить, что мы помним его и любим картины, которые он нам оставил.
Маргарита Гаше: Хорошо бы, чтобы выставка Винсента продлилась неделю или две, чтобы другие люди увидели эти картины.
Поль Гаше: Знаешь, я вчера пытался скопировать мой портрет, что только не делал, как ни старался, ничего не вышло. И мазок крупный делал и пальцами краску поправлял, а в результате какие-то пятна неразборчивые вышли. Выбросил свою мазню и дал себе слово больше никогда не копировать.
Маргарита Гаше: Вам нужно писать так, как умеете рисовать только вы и темы выбирать такие, какие волнуют вас.
Поль Гаше: Его манера живописи мне близка, я хотел бы творить как он, свободно и широко, с размахом и со всей агрессивностью красок. Но что не делаю, ничего не выходит.
Маргарита Гаше: У каждого свой путь. В искусстве нельзя ступить на чужую тропинку и пройти по ней с тем же успехом. Мастерство не прилипнет к подошвам. Я думаю, копировать картины Винсента это с самого начала была ошибочная идея.
Поль Гаше: Теперь и мне так кажется. Столько сил впустую. Бывает, смотрю, как он пишет и всё кажется ничего особенного, вот только начинает и потом вдруг на холсте появляется нечто, что поражает и вдохновляет. Это какое-то чудо, фокус!
Маргарита Гаше: Художник именно потому и является художником, потому что создает в мире то, чего до этого самого момента не было.
Поль Гаше: Молоток тоже кто-то выдумал, молотка тоже раньше не было.
Маргарита Гаше: Не сердитесь, отец. Я хотела сказать, что, может, у Винсента было особое предназначение, какое-то небывалое призвание
Поль Гаше: Он часто говорил, что только в живописи может быть собой, только в картинах.
Маргарита Гаше: Нормальный человек после стольких неудач давно бы забросил занятия живописью, а он продолжал, продолжал рисовать. Картину за картиной. А их никто не покупал, никто.
Поль Гаше: Я напишу письмо к папаше Танги. Пусть привезет с собой несколько картин. И Бернару напишу. Выставку устроим, а чтобы заставить жителей Овера придти и посмотреть на картины, будем угощать всех вином.
Маргарита Гаше: Вино выпьют, будет выставка для пьяниц. Уж лучше абсент им всем наливать, тот, который любил Винсент.
Поль Гаше: В любом случае выставке быть. Пойду, напишу письма, а ты сходишь на почту, и отправишь их.
Маргарита Гаше: Хорошо, папа.
Маргарита Гаше уходит.
Сцена пятая
Поль Гаше за письменным столом. Один в комнате.
Поль Гаше: Обладать таким даром и не обрести должного места в обществе. Бедный Винсент! Когда он был жив, я по-отечески относился к нему, между нами никогда не было таких отношений, которые присущи отношениям врача и больного. Я никогда не считал его психически больным. Он был вспыльчив, мог выпить лишнего, иногда, но очень редко бывал сердит, но он хоть все свои пороки ненавидел, к недостаткам других относился снисходительно. Винсент был готов оправдать любого, даже того, кто издевался над ним. Достаточно вспомнить двух братьев, этих Секретанов, старший Гастон еще так себе, а младший Рене вот уж сущий дьявол! Что только они не вытворяли, а Винсент всё им прощал, относился к ним, как к детям, но они уже детьми не были, всё с девицами гуляли и выпивали. Винсента они часто угощали выпивкой, и за это он готов был многое им простить. Я сказал: «Бедный Винсент!» Но это, скажу вам, не так. Винсент был счастлив, по-настоящему счастлив. Говорить стоит иначе: «Бедный доктор Гаше!». Так будет точнее. В отличие от Ван Гога, я всегда занимался не тем, о чем мечтал. Стал доктором, а хотел быть художником. Пол ван Рейсел ну что это за ничтожный псевдоним? Поль Гаше и то звучит лучше. Неужели судьба подарит мне лишь одно сделает последним врачом психиатром, который наблюдал за великим художником. Смогу ли я избежать этой жалкой участи или всё же как-то иначе прославлюсь? Маргарита права, надо прекращать эти копирования, они ничего не дадут, я только еще больше разуверюсь в себе, еще больше пойму каким недостижимым становится для меня подлинное искусство живописи. Хватит! Я сел за стол, чтобы написать письма.