Сейфула плечами пожал.
Ну, понятно. Заходите. Неужели вы думаете, что я вас без ужина отпущу?
Скоро они уже сидели за столом в летней кухне небольшого уютного домика ели окрошку и пили домашнюю настойку из ягод. После пары стаканов оба сразу опьянели.
Сейфула сделался веселым и очень разговорчивым всеми силами старался обратить на себя внимание хозяйки. Анна Михайловна раскраснелась, была очень мила и чрезвычайно смешлива. Она сбросила своё лёгкое пальтишко, ботиночки, измазанные коричневой грязью, и надела домашние тапочки.
Желание, охватившее бывшего зека в лесу, уже схлынуло, и ему больше чем женщину сейчас хотелось броситься на диван, уткнуться лицом в подушку и пролежать таким образом вечер и ночь, а утром уехать.
Анне Михайловне он рассказывал о своем детстве, о своей малой родине, о тех укромных местах в ее округе, где он прятался и в одиночестве, но с мечтами, следил за убегающими вдаль облаками. О, как бы он хотел вновь очутиться там и думать о том, о чем мечталось и думалось в те далекие годы. И пусть все-все-все на земле забудут о нем
А сколько вам? лукаво спросила Анна Михайловна.
Двадцать пять.
Совсем молоденький, с душевной тоской произнесла она.
А потом
Что вы на меня так смотрите? Я вас в лесу не испугалась, а сейчас боюсь.
Сейфула встрепенулся наверное, он действительно на нее засмотрелся; а тоска и злость зековская хлынули через глаза наружу. Он попытался рассмеяться не получилось. Прет и прет из него ненависть он это остро даже чувствует. Не к хозяйке, радушной и симпатичной, а ко всему миру. Ух, как он его ненавидит! Его, закрывшего Сейфулу в мрачном сыром бараке на долгих четыре года, заставившего глотать цементную пыль проклятого завода ЖБИ.
Эх, черт! Должно быть, напился развезло.
Простите, я, наверное, увлекся далеко в память нырнул.
Анна Михайловна начала собирать посуду со стола.
Вы останетесь ночевать?
Да, если можно. А завтра на электричку и поеду дальше.
Вы, ей богу, как тот киногерой самовара вам в вагоне не хватало явно
Кашапов не понял, о чем она это.
Простите, скажу от сердца увидел вас и будто кирпичом по голове.
Бывает, сказала Анна Михайловна с тоской и устало. Только вы очень молоды для меня, старой бобылки.
Кого-кого?
Она махнула рукой, усмехнувшись:
Ладно, проехали
Что-то в лице этой женщины вызвало в Сейфуле ощущение бесконечной жалости. Это было правдой сердце кольнуло даже страданием за нее. И довольно сильно. Вот собой он был недоволен увалень какой-то, не кавалер. Недостает слов, которыми надо выразить свои чувства. Он теперь, в эти минуты, вполне ощущал, что эта женщина нужна ему не только для секса. А вообще может быть, даже для жизни Если бы он был несудимый, а она вышедшей на свободу зечкой, он бы ей все простил и пригрел на своем сердце
Что с вами? спросила Анна Михайловна. У вас опять такое лицо!
Он повернул к ней голову, поглядел на нее, заглянул в ее черные, сверкавшие в эту минуту глаза, попробовал усмехнуться, но не смог был мрачен как ночь и задумчивым очень.
Хозяйка попробовала было спросить:
О чем это вы сейчас думали? расскажите.
Но Кашапов пробормотал ей в ответ с самою кислою миной что-то неопределенное.
Вы верно устали и спать хотите Я постелю вам здесь, на этом уютном диванчике она помедлила, поймала его сомнение, поспешно добавила Да вы не замёрзнете! У меня летняя кухня, знаете, как берлога. Тут одной теплоизоляции столько
Сейфула посмотрел на миниатюрный диванчик, скорее похожий на широкое кресло, и покачал головой:
Удобнее будет на полу.
Он раскладывается. Помогите мне.
Разложенным, диван мог вместить не только Кашапова как минимум, места было для двоих.
Не желая мешать хозяйке, Сейфула вышел на террасу, прислонился виском к шершавому стояку. В небе зажглись звезды было поздно и совсем смеркалось; во тьме вдали светили огни какого-то города. Воздух остыл, было немного зябко Сзади послышались шаги вышла Анна Михайловна в домашнем халате. С виду хозяйка была спокойна, хотя голос её вибрировал.
Ну, как думаете, не замёрзнете? спросила она. Не шибко прохладно будет?
Сейфула что-то пробормотал, конфузясь рукой он держался за перила веранды и свет из дома как раз ярко освещал сейчас тюремную наколку. Но Анна словно бы не замечала её.
Как вам настоечка моя? Кружит голову? Может еще налить?
Н-нет Я не знаю
Ну а кто может знать? Вы стесняетесь? А взгляд ваш такой страшный бывает порой почему?
Не знаю. Порой и сам себя боюсь.
Серьезно? Вы трус?
Наверное, нет. Трус это тот, кто бежит от опасности, а я еще ни от кого не бегал.
Вы крепкий парень, я заметила. Вам приходилось с кем-нибудь драться?
Много раз и даже не пустыми руками.
Как это?
Палкой, кастетом, дужкой кровати или заточкой
Заточка это что-то типа ножа? Так вы же могли убить человека.
Убить можно и кулаком
Я бы не хотела быть мужчиной
Так и не все мужики дерутся иные в милицию звонят.
М-да Теперь уже не стреляются из пистолетов, как раньше по-благородному. А вы умеете стрелять?
Из пистолета? Никогда в руках не держал. Из ружья могу.
Ее серьезный вид при таком разговоре, несколько удивил Сейфулу зачем она его о таких вещах пытает? Он чувствовал, что не для этого она пришла к нему в начале ночи в домашнем халате, под которым угадывалось обнаженное тело. Но не находил слов, чтобы завлечь ее в объятия.
Спокойной ночи, сказала Анна Михайловна, но не двинулась с места.
В темноте террасы лицо ее трудно было разглядеть волнуется она? грустит? чего-то ждет от него? Если бы Кашапов был постарше и имел побольше опыта общения с женщинами, может быть, он разгадал причину ее ночного визита. Хотя, конечно, он догадывался Что-то ему в душе подсказывало
Но не было самого главного отправной точки.
Сейфула вдруг ужасно покраснел хотя кто бы заметил в такой темноте! чуть отступил назад и вдруг охрипшим голосом выдавил:
Иди ко мне.
Анна Михайловна пожала плечами:
Я думала, ты не решишься.
Она больше ничего не произнесла, повернулась спиной и пошла в комнату. Уже в коридоре шедший следом Сейфула увидел она развязывает пояс халата. На пороге одним движением сбросила с плеч одеяние, представ в полумраке во всем великолепии своей наготы. В следующее мгновение она юркнула под одеяло
Кажется, сама темнота позвала его ласковым шёпотом: «Иди ко мне».
Анна спала, когда он ушёл из этого домика, как вор, не прощаясь тихо ушёл, половицей не скрипнув. По дороге брёл словно сомнамбула, часто натыкаясь на лужи. Добрался до полустанка без всякой надежды на электричку. Но в той стороне, куда она шла днем, светился багрянцем горизонт наверняка город.
Сейфула долго шел по рельсам, пока вдали не показались огни. А потом мелкие домишки окраины.
Нет, зря он ушёл. Какой страх, какая холера погнала его прочь?!
Теперь надо искать вокзал, как место на ночлег.
Он с рельсов сошел по нужде и притулился к забору. В доме за ним распахнулась форточка. И хриплый, прокуренный голос спросил:
Чево ползаешь, вошь дровяная?
Ничего. Спи давай, хозяин. Я проходом
Зажёгся свет в маленьком окошке, потом тень его заслонила хозяин разглядывал Сейфулу. А потом и просверк жёлтый лёг от входной двери, и калитка скрипнула. На мужчину глядел бородатый дед в ватнике, бязевых кальсонах и исподней рубахе морщинистые ноги в резиновых калошах.
Может быть, он разглядел наколки? Может, просто учуял звериным нюхом?! Густо прохрипел:
Сиделец? Скитаешься? Нехде переночевать?
Да.
Заходи. До утра приму.
И широкую спину показал бесстрашно, зашаркал калошами по дорожке. В эти спину и ватник Сейфула спросил с наигранной дерзостью:
А не боишься, дед? Придушу да ограблю.
Всякой твари свой срок! откликнулся старик, не оборачиваясь. А грабить можешь тока хрен свой, коли найдёшь. Больше нечего грабить у меня
В сенцах хаты было тепло видать, самодельное отопление с газовой печкой. Топчан, старое одеяло, подушка серой ткани.
Старик морщинистой рукой показал: «Вот для тебя» и прибавил:
В избу не ломись. Глуховат я, да и сплю крепко.
И скрылся за тяжелой дверью, наглухо задвинув щеколду.
Утром хозяин пригласил разоспавшегося Сейфулу к столу. Глазунья со щедрыми шматами сала, маринованные огурчики, дольки луковицы, черствый хлеб, самогон
Не беглый?
Кашапов предъявил справку об освобождении.
Не нашенский, стало быть Куда путь правишь?
К корешу еду лагерному может, подскажет, где какую работу найти; как с жильем устроиться. Домой Сейфула на миг задумался не хочу! Там мать, сестры замужние правильные все будут стыдиться, корить-совестить, а я уж не маленький