И чем я болею?
Ага, все-таки болеет. На дядю Вову похож, ну, и подарим ему дяди Вовину болезнь.
Сейчас определю. Ну-ка, киса, я опустила котенка на землю. Он некоторое время стоял, я глядела на него, потому что на этого бледного смотреть было страшно. Наконец котенок не спеша двинулся в сторону переговорщиков. На Митрохина не обратил внимания; у бледного понюхал ботинки, а потом стал карабкаться на ногу. Ага, так я и думала.
Что? испуганно спросил бледный.
Да не бойтесь вы, возьмите его на руки. Он наклонился и поднял котенка. Вы ведь не завтракали?
Что? повторил он с той же интонацией, потом обозлился. Ты о чем толкуешь, при чем тут болезнь?
Я к тому, что если вы сегодня до обеда к врачу попадете, то сможете кое-какие анализы сдать. И тогда я могу гарантировать, что все обойдется. На завтрашний день гарантий дать не могу. Кота не тискайте, но, если он сам на вас будет лезть, не гоните: он болезнь вытягивает. Так что спешите! А переговоры ваши бухгалтера закончат. Вы ведь пришли к консенсусу?
К какому врачу?
К урологу. А вы что подумали?
Ты!
Вам ведь больно. Зачем терпеть? А впрочем, как хотите
А если я тебя сейчас
А если у меня энергия разбалансируется? Я ведь лечить не умею, а вот неосознанно угнетать могу когда не в духе. Вон Сергей знает. Скажи, много я тебе крови попортила с детства?
Да уж
Бледный ошарашено поглядел на Митрохина, на меня и сказал:
Да ну вас к черту!
Да, насчет котика, продолжила я, вконец обнаглев. Он гарантия. Убегает теряет надежду, лежит на вас лечит, заболел не справляется с лечением. Берегите его как себя! Пока!
Эй, подожди!
Я через плечо ему сказала:
Поспешите. Если что не так, через Митрохина меня найдете. Я простая как веник: живу в коммунальной квартире, работаю в библиотеке, загранпаспорта не имею. Обладаю даром предсказания, но управлять им не могу. Всё.
И пошла. Зашуршала под ногами Трохи и Мули трава, значит, расходимся миром. Когда тропинка повернула к машинам, я увидела, что бледный и еще один стоят, а остальные бегут куда-то в сторону.
Что это они?
Котенок сбежал, нервно хихикнул Троха. Ничего, парни крепкие, догонят. Тусь, ты правду, что ль, говорила?
А ты как думаешь?
Шеф, вы о чем? спросил Муля.
Все путем, Муля. Поехали обедать!
Нет, давайте на Ленинградский вокзал!
Ты что, Туся?
Сергей, я к тебе на переговоры подрядилась. Причем присутствовать, а не участвовать.
Значит, обиделась
Да нет, разочаровалась.
Тусь, у меня и денег с собой мало
У меня на билет хватит.
На билет-то и у меня есть
Муля сбегал за билетом и сказал, что состав подадут через полчаса. Мы зашли в ресторан. На удивление есть не хотелось, хотя кроме подозрительных пирожков и мерзкого кофе с молоком в бумажном стаканчике, которые я употребила ночью на заправке, во рту за весь день ничего не побывало. Всю ломало и хотелось спать. «Заболеваю, что ли? подумалось. Да нет, сегодня же мой знаменитый нос давал о себе знать». После этого всегда подступала сонливость. Тем временем Митрохин выгреб из портмоне все деньги и стал их мне в сумку совать.
Нет, Сергей, сказала я. Билет купил и в расчете. Не возьму!
Тем временем официант принес счет и пакет.
Это тебе харчи, в дороге больше восьми часов качаться, сказал Муля.
Когда я влезала в вагон, время уже поджимало. Мужики смущенно топтались на перроне.
Идите, без вас не вывалюсь, сонно пробормотала я.
Туська, адрес, заорал Митрохин.
Не надо, Сережа. Мне так спокойнее.
Поезд тронулся, когда я еще пробиралась по коридору. Увидев в окно сутулую боксерскую спину Митрохина и его перебитый нос, я неожиданно поняла, почему так отчаянно влюбилась в Димку: у него такая же боксерская внешность. «А слабаки оба!»
В купе было трое мужиков. Поменять место на другое не удалось. А попутчики сразу стали пить. Они приезжали на один день, чтобы попасть на похороны какого-то великого хоккейного тренера. Куда-то их пустили, куда-то пролезть не удалось. Все разговоры вертелись вокруг одного: «Почему Ваганьковское? Почему не Новодевичье? Суки!» Выпили и опять по кругу: «Почему» Я залезла на вторую полку и уснула под их гвалт. Раза три они меня толкали: «Девушка, выпейте с нами!» Я отказывалась и снова засыпала. Последний раз я сказала:
Я тоже с похорон. Вашему Тарасову сколько было? Семьдесят пять? А моему Валерке тридцать пять. Еще раз толкнете убью!
От порога я услышала голос Димки. Он что-то втолковывал Любови Михайловне, а она умильно тянула: «Ну, надо же!». Я на цыпочках прошла к своей комнате, почти бесшумно открыла ее и осторожно прикрыла за собой.
Замок все же щелкнул. Послышались приближающиеся голоса:
Наташенька! это Любовь Михайловна.
Один удар в дверь и голос Димки:
Наташка, открывай, твой любимый пришел!
Пауза. Потом дверь затряслась. Что-то хрустнуло:
А, блин, ручка отломилась! Всё у нее на соплях!
Нет ее, Димочка, показалось нам. Может, просто стены трещат. Дом-то старый.
Еще некоторое время Димка пинал дверь ногами и уговаривал меня открыть дверь. Потом сказал:
Наверное, показалось. Будь она здесь, давно бы открыла. Наташка мне никогда не могла отказать.
Это правда. И я тихо заскулила от отвращения к себе.
Хотелось пить, но я не могла пройти на кухню, там по-прежнему бубнили Димка и соседка. Да и в туалет хотелось. «Буду терпеть», подумала я, вытирая слезы. Так, а пакет? Муля говорил, там харчи. Может, и воду положили?
В пакете, действительно, была банка сока. Но еще там лежала пачка денег, та самая, которую Митрохин пихал мне в сумку. Я невольно обрадовалась: вроде бы, гордо отказалась, и в то же время получила. «Без греха и досыта», вспомнила я старинный анекдот. Так, Инке долг отдам. А на остальные железную дверь вставлю! Инка давно мне об этом толковала. Вся притолока в дырках от сломанных замков. Я меняла замки, а Димка их ломал, когда ему нужно было зайти в мое отсутствие. В последний раз очередной Инкин хахаль укрепил дверь железной пластиной, и она Димке, похоже, не поддалась. Когда же он уйдет? Так и не дождавшись этого, я уснула одетой на не разобранной постели.
На рассвете зов природы разбудил меня. Дверь обо что-то стукнулась. Господи, да это Димка устроился в коридоре на соседкиной раскладушке! Слава богу, сон у него крепкий. Я пробежалась в конец коридора и вернулась, никого больше не задев.
Утром я сквозь сон услышала, как Димка гремит раскладушкой, но перевернулась на другой бок и снова заснула.
Встала я поздно, благо отпуск за свой счет взяла на неделю. Позевывая, вышла на кухню и поставила чайник. Вслед за мной влетела соседка.
Доброе утро, Любовь Михайловна!
Наташа? Ты когда приехала?
Вчера.
Так ты дома была, когда мы стучали? Почему не открыла?
Не хотела.
Как ты разговариваешь? Я с твоим мужем возилась
Я в разводе, Любовь Михайловна.
Не придирайся к словам! Я что, должна его спать укладывать?
Не знаю, почему вы укладываете мне под дверь постороннего мужика
Разбирайтесь сами! Он к тебе пришел!
Вы впустили значит, к вам.
Загремели ключи во входной двери. Коридор наполнился шумом: гудел третий наш сосед дядя Паша, визгливо смеялась Инка. Они прошли на кухню.
Ну как ты, бедная моя? Инка посерьезнела. Усталая, расстроенная? Любовь Михайловна, что это вы такая сердитая?
Вот, извольте видеть, подружка твоя приехала вечером и заперлась.
А что, она песни вам петь должна?
Дима пришел.
А зачем вы этого козла впустили?
Инка, золотые твои слова, загудел дядя Паша. Точно козел! Я ему дверь никогда не открываю!
А Любовь Михайловна его на раскладушке у моей двери устроила.
Так это он ручку отломал? возмутилась Инка.
Иннуля, прибью я ручку, не сердись, сказал дядя Паша.
Спасибо, не надо. Инна, мне деньги дали родственники. Пойдем, я тебе долг отдам. А на оставшиеся дверь железную закажу.
Господи, наконец! Я с долгом потерплю, лишь бы ты от этого козла отгородилась!
Дима у меня тридцать одолжил, вставила соседка.
Это вы зря, сказала я злорадно. Очень он на отдачу тяжелый.
Он сказал, ты отдашь.
Вот глупости! С чего это?
А с того, что всегда отдавала.
Вот дура я была! Но теперь поумнела.
Ну, знаешь!
Знаю. И вы мое материальное положение знаете. Однако помогаете этому меня обирать.
Он что, не возвращает тебе?
Более того, вы его запустите в мое жилье и он мой холодильник очистит. А я потом голодаю.
Наташа, я не знала!
Вы не видели, что он жрет?
Я думала, он приносит
Михална, ты совсем дура? включился в разговор дядя Паша. Он же здесь лет пять жил, паразит, и никогда Наташке даже платка носового не купил.