Он поднял наконец заслонку своих век и показал глаза, столь водянистые, что казалось, они вот-вот вытекут на его впалые щеки. Гитл потянула Геца за штаны: ну давай уже, давай пойдем, однако узы страха и очарования приковали Геца к лежавшему человеку. Череп словно парил в воздухе. Лишь губы, глаза и усохшая кисть выказывали признаки жизни.
Меня омыли и облачили в саван, продолжил свой рассказ Лейзер, благословенной памяти. Пропели погребальные песнопения и прочли надо мной Кадиш. Я слышал запах свежих комьев земли и, хотя глаза мои были закрыты, ясно видел мою жену, соседей и сыновей, стоявших надо мной вокруг открытой могилы. Среди них я увидел и его, Самаэля, ангела смерти, желтого змия, окруженного ангелами-вредителями. Мечом в своей руке он нацелился ударить мне в горло. Я хотел заставить его отступить от меня, хотел закричать, что коза на бойне жирнее меня, но сумел вымолвить лишь одно слово. Я сказал: Ништ![19]
Я сказал ништ, и похороны остановили, ты понял? Ништ и меня вынули из могилы. Ништ и из рук могильщика я перешел в руки врача. Вот так просто. Одно слово отделяет мертвого от живого. Я вернулся к жизни. Шева-Рухл пожертвовала синагоге огромную сумму в знак благодарности Пресвятому, да будет благословен, за то, что Он сделал все, как было прежде, только вот ничего не стало как прежде. Ты слушаешь, Гециню?
Слушаю.
Слушай хорошенько, потому что сейчас дойдет речь и до твоего деда! После той смерти я уже не был самим собой. Когда-то я мечтал ступить на Святую землю, но после того, как меня почти похоронили заживо, я встать-то с кровати с трудом мог. Страх пронизывал меня. В каждом углу мне виделся он, Самаэль. Сидит и усмехается на стогу сена, таится на дне колодца, скачет на быке, поджидает меня под очком в нужнике, даже посверкивает в глазах Шевы-Рухл, Господи помилуй. И тогда
Он засмеялся.
Тогда
Поперхнулся и откашлялся.
Тогда
Лейзер, благословенной памяти, сплюнул и продолжил еле слышно:
Я решил провести ангела смерти. Откуда возникают такие идеи? Черт его знает Я попросил твоего деда вытесать для меня надгробие, которое ты здесь видишь. Заказал похожие памятники и для жены с сыновьями. Дед твой отказался наотрез, заявив, что не делает надгробий для живых людей. Я его умолял, объяснял, что в этом нет никакого греха, но он стоял на своем. Я себе в убыток продал быков буйному сынку помещика и отдал твоему деду все деньги. И тот согласился. Настоящий праведник! Когда он спросил, какой год выбить на памятнике в качестве года смерти, я тотчас ответил: Прошлый год.
Лейзер, благословенной памяти, зашелся смехом, щуплая грудь поднималась и опадала, рука, державшая руку Геца, дрожала, и Гец дрожал вместе с ней, опасаясь, что он наблюдает последние мгновения этого живого трупа.
Прошлый год! Лейзер внезапно снова стал серьезным и сделал глубокий вдох. Однако история имела продолжение. Когда надгробия были готовы, я погрузил их в телегу и оп! поехал домой. Шева-Рухл увидела надгробия и сделалась белая как молоко. Жена должна полагаться на своего мужа, не так ли? Когда будешь жениться, Гециню, бери только такую, что будет полагаться на тебя! Короче, я ей спокойно так объяснил: каждый из нас поставит надгробие со своим именем в изголовье кровати, и когда ангел смерти явится высосать наши души, он взглянет на надгробие, смекнет, что мы уже умерли, и уберется восвояси. Что скажешь, Гецале? Толково, а?
Гец не ответил. Что тут можно ответить?
Для человека, который боится показаться живым, ты не слишком ли много разговариваешь? издалека проговорил габбай. Киндерлах, оставьте этого мешигинера[20] и идите сюда, послушаете проповедь к Пуриму.
Что это, уж и поговорить нельзя? возмутился Лейзер, благословенной памяти. Мой язык никуда не сослан!
В языке нет костей, но язык ломает кости, донеслась откуда-то из потемок поговорка. Вы, господин мой, так боитесь смерти, что, верно, немало грешили в жизни.
Что это, кто? всполошился Лейзер, благословенной памяти: Откуда вы вообще меня знаете?
Знаю? Да что тут знать? Видел одного человека видел всех. Незнакомец вышел на свет, оказавшись крайне невысокого роста. Он был весь покрыт синяками и облачен лишь в тоненькую рубаху, прикрывавшую голое тело. Судя по его выговору, он не был уроженцем Хорбицы.
Ты печешься о спасении тела, вместо того чтоб заботиться о спасении души, укорил незнакомец Лейзера, благословенной памяти. Кто запачкает одежду, данную ему при рождении, получит новую от Пресвятого, да будет благословен. Запачкает новую получит еще одну. И так далее до бесконечности. Тело лишь постоялый двор для души, тело только корчма, тело богадельня. Не надо бояться смерти.
Что это, уж и поговорить нельзя? возмутился Лейзер, благословенной памяти. Мой язык никуда не сослан!
В языке нет костей, но язык ломает кости, донеслась откуда-то из потемок поговорка. Вы, господин мой, так боитесь смерти, что, верно, немало грешили в жизни.
Что это, кто? всполошился Лейзер, благословенной памяти: Откуда вы вообще меня знаете?
Знаю? Да что тут знать? Видел одного человека видел всех. Незнакомец вышел на свет, оказавшись крайне невысокого роста. Он был весь покрыт синяками и облачен лишь в тоненькую рубаху, прикрывавшую голое тело. Судя по его выговору, он не был уроженцем Хорбицы.
Ты печешься о спасении тела, вместо того чтоб заботиться о спасении души, укорил незнакомец Лейзера, благословенной памяти. Кто запачкает одежду, данную ему при рождении, получит новую от Пресвятого, да будет благословен. Запачкает новую получит еще одну. И так далее до бесконечности. Тело лишь постоялый двор для души, тело только корчма, тело богадельня. Не надо бояться смерти.
Простите, вскипел Лейзер, благословенной памяти, я не спрашивал вашего мнения. Если вы не боитесь умереть, пожалуйста, умирайте, по мне хоть сегодня. Я же, в отличие от вас, уже один раз умер
Смерть не окончание жизни, упорствовал незнакомец; он повернулся к изумленным детям: Видели когда-нибудь гусеницу, ведь так? Она маленькая, мерзкая, ползает на брюшке. Таков человек, когда он появляется на свет. В течение жизни он покрывается сотканной из паутины оболочкой, скорлупой. И только если сумеет прорваться сквозь нее лишь тогда он обращается в поистине великолепное создание, способное к полету, в бабочку.
Человек не бабочка! Жилы на шее Лейзера, благословенной памяти, вздулись, казалось, что этот человек, вознамерившийся при жизни играть роль покойника, сейчас соскочит со своего ложа и набросится на незнакомца. Если уж тут нам рассказывают притчи, то я бы сказал, что человек как раз рождается как бабочка, маленькое и прекрасное создание, на котором нет греха, с годами же превращается в тошнотворную волосатую куколку и заканчивает свои дни как гусеница, в земле! А теперь замолчите и дайте мне закончить рассказ.
Незнакомец удрученно вздохнул и отступил обратно в темноту. А Лейзер, благословенной памяти, снова зашептал, глядя на Геца:
На чем я остановился? Да, так моя Шева-Рухл, да будет земля ей пухом, скисла как молоко, услышав о моей идее спать в сени надгробий, дабы запутать ангела смерти. Отвернулась от меня, не проронив ни слова. Я думал, она еще сделает по слову моему и послушает меня. Принялся я выгружать могильные плиты из телеги, прежде всего, ее надгробие, из уважения к хозяйке дома, затем надгробия детей. Вдруг появилась Шева-Рухл с молотком. Только чудом я не успел выгрузить из телеги мое надгробие. В последний раз взглянул ей в лицо, красное от гнева, и погнал лошадь прямиком сюда, в богадельню. Занес внутрь мое надгробие и лег. Она пришла, орала на меня, но ничего не помогло. С тех пор я не вставал. Ни ради нее, ни ради кого бы то ни было. Когда придет Мессия и позовет меня в Святую землю, тогда я встану. Но ни минутой раньше.
Домой, Гец, умоляюще протянула Гитл, но рассказ еще не кончился.
Шева-Рухл разбила свое надгробие и надгробия детей на мелкие осколки. Вскоре после этого у нее стали гноиться ноги, и она умерла. Два года спустя, утром в день своей свадьбы, старший мой сын упал в колодец. Второй сын сгорел в огне. В пожаре, занявшемся в амбаре. А ты что думал? Только один Иов тут в богадельне? Мы все Иовы. И не спрашивай, какая судьба была уготована Мирале Хуже всего. Вышла замуж за богача, и тот увез ее в большой город. Если бы только она осталась в Хорбице, я бы попросил твоего отца или даже тебя вытесать новое надгробие с ее именем, и Мирале лежала бы здесь, подле меня, и вместе мы сумели бы ускользнуть от Самаэля до пришествия Мессии. Ведь я был прав, теперь уже все знают, что я был прав Я его провел. Ангел смерти частенько посещает нас. Забирает того, забирает этого, а мимо меня проходит. Я все еще жив!
Закончив свой рассказ, Лейзер, благословенной памяти, потер глаза.
Ибо прах ты, и в прах возвратишься[21], я же не возвращусь ни в какой прах Нет, нет и нет. Ноздри мои не заполнит земля, в чреве моем не будут кишеть черви. Я жив, Гециню, ущипни-ка меня посильнее, и ты услышишь, как я закричу. Мертвые не кричат, если их ущипнуть. Ну же, ущипни меня, Гецале, ущипни и беги сделать и себе надгробие, чтобы ангел смерти не забрал тебя. Ущипни же, ну! Ущипни или ты глухой?!