Единственным человеком, имевшим доступ к средствам, была Франси, и, несмотря на то что она лишь время от времени хранила верность Леонарду, пока он был жив (или благодаря этому она вышла замуж во второй раз практически через несколько минут после того, как сняла траур), она строго исполняла волю Леонарда. Ее интерес к детям, вялый и в то время, когда она за них на самом деле отвечала, свелся к редким бранчам по праздникам и звонкам в дни рождения. Лео был единственным, кто ни разу не просил Франси о ссуде под «Гнездо». Было время, Джек, Мелоди и Беа просили ее подумать о более раннем открытии средств, но она упрямо отказывалась.
До аварии Лео.
Глава третья
В тот день, когда Лео выписали из реабилитационной клиники, за несколько дней до семейного обеда в «Устричном баре», он отправился прямиком в свою квартиру в Трайбеке, надеясь договориться о каких-то цивилизованных условиях временного проживания со своей будущей бывшей женой, Викторией. То, что у нее на этот счет были другие планы, стало очевидно, когда его ключ не подошел к замку входной двери.
Не надо никакой борьбы, сказал ему по телефону Джордж. Просто найди гостиницу. Помни мой совет. Веди себя тихо.
Лео не хотел признаваться Джорджу, что Беа в ночь аварии забрала его бумажник. Он оказался в клинике лишь с ключами от дома, айфоном (который немедленно изъяли и вернули только в день выписки) и шестьюдесятью долларами в кармане (см. выше). Стоя на станции метро «Франклин-стрит» и листая контакты в телефоне, Лео с опустошающей ясностью понял, как мало на Манхэттене тех, кто с радостью пустит его к себе на диван. Скольким дружбам он позволил выдохнуться и сойти на нет за последние несколько лет, когда они с Викторией терзали друг друга и тратили деньги так, словно те каким-то магическим образом сами собой возвращались. Как мало тех, кто будет огорчен, узнав, что он в беде, и станет надеяться, что у него все наладится, вернется в норму. Он прожил в Нью-Йорке больше двадцати лет, и никогда не случалось такого, что ему некуда было пойти.
Клочок бумаги с номером, который сунул ему сосед по комнате в клинике, «на всякий случай», бился в заднем кармане мелкой рыбешкой. Лео вынул бумажку, забил цифры в телефон и, не дав себе времени подумать, отправил сообщение, что совершенно противоречило тому, о чем ему ежедневно талдычили в «Бриджес», реабилитационной клинике, куда его на три бесконечных месяца запихала семья. Его бесила каждая проведенная там минута. Индивидуальная терапия была еще куда ни шло; он почти без остановки говорил про Викторию и почти истощил злость, которую вызывала у него ее алчность. Ему уже казалось, что избавление от нее оправдывает огромный ценник. Почти. Но надо было как-то договориться насчет квартиры на ближайшую неделю-две.
Шерстяной пиджак, надетый на Лео, грел совершенно недостаточно. Стоял непривычно холодный для октября день. Лео смутно помнил что-то о зловещем прогнозе погоды. Заголовок «Нью-Йорк пост» на газетной стойке в метро кричал: «Снегтябрь!» Дожидаясь ответного звонка, Лео наблюдал, как двое попрошаек у входа в метро состязаются за мелочь. На одной стороне стоял старый бездомный, державший в руке вязаную шапку; он воодушевленно обращался к пассажирам с приветливым «Здрасьте! Не промокните! Сегодня холодно!». И это показалось Лео отличным рекламным ходом увещевал детей: «Читайте книжки!»
Вы сегодня читали, молодой человек? спрашивал он. Не забудьте почитать!
Дети робко улыбались и кивали, грызли пальцы и клали в бумажный пакет у ног бездомного сунутый родителями доллар.
На другой стороне стоял молодой студент-музыкант без головного убора (умно, подумал Лео, его светлые кудри выглядели впечатляюще) со скрипкой под подбородком. Он играл популярные классические трели, бесконечного Вивальди, немного Баха, и пользовался повышенным вниманием женщин без колясок; тех, что постарше, в шубах, и тех, что помладше, в наушниках или с многоразовыми сумками для покупок.
Проливной дождь, шедший все утро, понемногу превращался в дождь со снегом. Кто бы ни был на другом конце провода, он не спешил перезванивать. у Лео не было зонтика, у него даже шапки не было, плечи дорогого пиджака промокли насквозь. Он снова перелистал контакты в телефоне, посмотрел пару секунд на имя Стефани и нажал «позвонить».
Похоже, все хуже, чем я слышала, если ты умоляешь о переходе через мост в Бруклин, сказала Стефани. Она ответила уже после третьего гудка.
Проливной дождь, шедший все утро, понемногу превращался в дождь со снегом. Кто бы ни был на другом конце провода, он не спешил перезванивать. у Лео не было зонтика, у него даже шапки не было, плечи дорогого пиджака промокли насквозь. Он снова перелистал контакты в телефоне, посмотрел пару секунд на имя Стефани и нажал «позвонить».
Похоже, все хуже, чем я слышала, если ты умоляешь о переходе через мост в Бруклин, сказала Стефани. Она ответила уже после третьего гудка.
Я не умоляю. Мне нужно побыть с кем-то нормальным, с кем-то, кто мне на самом деле нравится.
Стефани молчала. Она не собиралась облегчать ему задачу.
А что ты вообще слышала? спросил Лео. О моих делах.
Он собрался. Это было еще одной причиной увидеться со Стефани: узнать, что известно в городе, проверить, сделал ли Джордж то, что обещал.
Почти ничего, сказала Стефани. Я слышала, ты лег в «Бриджес». И все. Твой консильери молодец. Так как оно?
Как что?
Поездка на карнавал, съязвила Стефани, пытаясь понять, насколько сильно можно давить на него по телефону. Наверное, не очень сильно.
Ты все еще не так остроумна, как тебе кажется, ответил Лео, пытаясь решить, сколько ей открыть, прежде чем она пригласит его куда-нибудь. Наверное, не очень много.
Как оно в «Бриджес», Лео? О чем еще я могу спрашивать?
Все нормально. У Лео начинали стыть от холода пальцы.
Вы все благодарны за лучшее в себе? Продвигаетесь по шагам?[11]
Это не такое место, сказал Лео.
А какое?
Стеф, я не знаю, когда ты в последний раз выглядывала из окна, но я стою на улице, посреди урагана и дождя со снегом. Я промок до нитки. Тут очень холодно.
Он легонько затопал, пытаясь согреть пальцы ног. Он не привык к такому положению: ждать ответа на просьбу.
Приезжай. Ты знаешь, где я живу.
Какое метро?
Он поежился, услышав, как радостно и благодарно прозвучал его голос.
Господи, со смехом сказала Стефани. В Бруклин и не лимузином? Похоже, сильные мира сего и правда пали. Ты ведь знаешь, что жетонов больше нет, да? Надо купить такую штуку, называется «МетроКарта».
Лео не ответил. Конечно, он знал про «МетроКарты», но понял, что, кажется, никогда ни одной не купил.
Лео? спросила Стефани. У тебя хватит денег на «МетроКарту»?
Да.
Тогда приезжай, сказала она уже мягче. Сядь на вторую или третью до Берген-стрит. Я жарю баранину.
Когда у Стефани зазвонил телефон, она разбрасывала пригоршни каменной соли на крыльце в ожидании предсказанной бури. Еще не взяв в руки телефон, она поняла, что это Лео. Она не была суеверна, не верила в тайное зрение, предзнаменования или призраков, но в том, что касалось Лео, у нее всегда срабатывала интуиция. Так что она не удивилась, услышав его голос, и поняла, что какая-то ее часть ждала этого звонка. Несколько недель назад она столкнулась с его женой перед бистро в Сохо, и та вылила на нее поток возмущения и злобы подробностей мало, обвинений полно.
Туда и дорога этому социопату-нарциссу, сказала Виктория и взяла под руку того, с кем у нее явно было свидание телеактера, которого Стефани помнила по какому-то полицейскому сериалу. Когда Стефани спросила, почему Лео в реабилитационной клинике, Виктория ответила туманно.
Потому что он трус? сказала она. Потому что думает, что лучше переночевать в Коннектикуте, и надеется, что все простят и забудут? Как всегда.
Простят и забудут что? настаивала Стефани.
Бар был переполнен, толпа их слегка толкала, и они втроем покачивались, будто стояли на палубе корабля.
Виктория посмотрела на Стефани в упор.
Ты меня никогда не любила, заявила она, скрещивая на груди тонкие, как у скелета, руки и улыбаясь Стефани той самодовольной улыбкой, какой улыбается человек, только что разгадавший загадку.
Я тебя не не люблю, сказала Стефани, что было неправдой. Она очень даже не любила Викторию, вернее, то, что Виктория воплощала все поверхностное, бездумное и безответственное в Лео. Все то, что только усугубилось с тех пор, как он продал «Спикизи Медиа» и бросил их всех, включая ее. Я тебя толком даже не знаю.
Ну так знай: когда Лео снова появится, сообщила Виктория, придвигаясь к Стефани так близко, что та почувствовала запах чеснока, моллюсков и сигарет и увидела пятнышко сангиново-алой помады на одном из ее ненатурально белых передних зубов, я заберу все, до последнего цента. Лео может гнить в клинике или в аду, мне все равно. Передай всем.