«Братья бы поняли меня, подумала она с горечью, привязывая коня у ели. Облюбовав это местечко, она застелила на траву одеяло и села на него, наслаждаясь утренней свежестью. Шалико уж точно».
Деда ужаснулась бы, увидев, как дочь сидела на холодной траве зимой. Она бы сказала: «Встань сейчас же, бесстыдница, а то застудишь себе чего-нибудь!.. И как ты будешь рожать детей? Что тогда скажет твой муж?!» Дети, муж!.. Неужели в этой жизни нет ничего интереснее?
Странные для кавказской девушки мысли посещали Софико, и она сама это понимала, но справиться с собой так и не смогла. Чем старше она становилась, тем яснее понимала, как отличалась от других барышень своего круга. Прыткий ум тянулся к приключениям, она мечтала вырваться на свободу из душной золотой клетки, испытать себя, стать где-то полезной!.. Оставить, наконец, свой след! Хорошо же братьям, они мужчины, а для мужчин все пути открыты! Не хочешь воевать, можешь быть дипломатом. Не хочешь и этого, уходи в науку, в медицину, в астрономию, физику! Стань кем угодно, только не сиди на месте! Если уж тебе повезло родиться мужчиной
«Повезло родиться мужчиной!». Эта мысль пронзила княжну в самое сердце, и ей сделалось больно. Её руки сами потянулись к припрятанному за пазухой листку бумаги, который она получила ещё вчера, но до сих пор не распечатывала, ожидая подходящего момента.
Явные различия между социальным положением мужчин и женщин не остудили её пыл, а лишь всколыхнули изобретательность. Да, Софико знала, что была слишком юна и неопытна, чтобы изменить устои, которые закладывались на Кавказе веками. Однако во все времена находились люди, которые так или иначе обходили эти правила, и всё равно делали то, что хотели.
Ваграм Артурович, главный редактор и издатель «Кавказского мыслителя», писал:
«10 декабря 1887 года
Уважаемая Софико Константиновна!
Или, быть может, мне лучше обращаться к Вам, согласно ставшему столь популярным псевдониму Никандро Беридзе?
Решайте сами, княжна, я готов принять любой вариант. Теперь, когда наша газета зацвела, будто роза в апрельскую капель, мне остается только пасть к Вашим ногам и извиняться за то, что не верил в Вас раньше. Я надеюсь, что Вы в добром здравии и не скучаете. Впрочем, в последнем я сомневаюсь, зная Ваш неусыпный, занятой ум. Я так же спешу в который раз заверить Вас, что тайна Вашего псевдонима умрёт вместе со мной. Несмотря на то, что я довольно небрежно упоминаю его в обращении к Вам с первых же строк, я далеко не так беспечен в реальном общении. Вы и сами это знаете.
Люди спрашивают меня на улицах, кто же скрывается за замысловатым именем, кто пишет статьи на самые злободневные социальные темы в моей газете? Я только посмеиваюсь, отмахиваясь, что этот секрет может стоить им жизни, а посему оставляю их в святом неведении. Прогуливаясь в неприветливую зимнюю пору по Ахалкалаки, я с удовольствием замечаю в руках прохожих размашистые листы моего издания, а на их устах застывший шепот: «Никандро Беридзе! Никандро!». Я благодарен Вам за то, что вдохнули вторую жизнь в «Кавказского мыслителя» и в наш город в целом. Вы бываете в нём редко, поэтому не знаете, как он переменился с тех пор, как Вы начали писать. Граждане Ахалкалаки стали мыслить, стали рассуждать, стали чувствовать и всё благодаря Вам, княжна. Эти заявления, должно быть, потешат Ваше самолюбие, но, пожалуйста, примите их без ложной скромности, ведь Вы и сами знаете, что заслужили их.
Я должен признаться, что и я с нетерпением жду следующей Вашей статьи и гадаю, какую тему Вы затронете на этот раз. Только прошу Вас, не пишите про суфражизм! Я знаю, что Вы симпатизируете феминистическим идеям, но размышления о семейных ценностях, о нравственности и взаимоотношениях отцов и детей, которым посвящены Ваши прошлые труды, гораздо актуальнее на Кавказе. Поверьте мне!
Желаю Вам всего наилучшего, ваше сиятельство. На это письмо можете не отвечать. Вдруг Ваш отец что-то заподозрит? Кто знает, как он отнесется к Вашим увлечениям? Если он запретит Вам писать, моя газета лишится золотой жилы.
Искренне Ваш,
Ваграм Арамянц»
Софико спрятала письмо редактора обратно в конверт и, поднявшись на ноги, шлёпнула Бурого по спине. Тот заржал, недоумевая, за что получил незаслуженный тумак, ведь хозяйка не казалась обозлённой. Наоборот, щёки её пылали.
Ну что, генацвале? обратилась она к нему, смеясь. О чём будет наша следующая статья? Быть может, о неравных браках?
Конь фыркнул, выразив тем самым своё одобрение.
***
В Сакартвело весть о предстоящей свадьбе Ламары ещё не пришла, и Георгий Шакроевич в тишине и покое распивал пятичасовой зелёный чай. За окном понемногу темнело, а часы звучно тикали, отмеряя секунды. Саломея сидела рядом с отцом и вышивала. Поправив на глазах круглые очки, старый князь перевернул страницу «Кавказского мыслителя» с недавних пор он предпочитал его «Ахалкалакскому листу» и, пробежав глазами по строчкам, одобрительно поджал губы.
Этот Никандро Беридзе, рассуждал Георгий, растягивая каждый слог, неплохо пишет. Мне нравится, как он мыслит.
Вы знаете что-то о господине Беридзе, папенька? поддерживая разговор, спросила Саломея, но глаз от вышивания не подняла.
К сожалению, нет. Никогда не слышал этого имени, признался князь Джавашвили. На этом их разговор прервался, и только один раз старшая дочь нарушила молчание, когда ойкнула, уколов палец иглой.
После смерти Вано многие вечера под их крышей проходили как этот. Со временем боль, конечно, притупилась, а в их доме вновь заиграла музыка, и зазвучал смех, но горечь утраты никуда не делась. В радостные мгновения Саломея испытывала стыд за себя и обиду за брата, потому что тот больше не мог разделить счастья с ними. Она до сих пор со щемящей тоской думала о тех днях, когда он писал им длинные, полные острот письма, демонстрируя в них свой развитой писательский талант, и пожертвовала бы собственной жизнью, чтобы вернуть те времена. Даже если почивший муж восстанет из пепла и снова начнёт терзать и мучить её Пусть!.. Она пережила бы всё заново, металась бы, как тигрица в клетке и не находила бы выхода, лишь бы дзма7 был жив!..
Искоса поглядывая на отца, Саломея с горечью призналась себе, что тот заметно постарел. Горцы, благо, жили долго и отличались хорошим здоровьем, но papa так настрадался!.. Потеряв сына, Георгий поседел на полголовы, но всё ещё храбрился изо всех сил перед дочками, друзьями и знакомыми. Три года назад дядя Бадри нашёл для своего старшего сына Николоза хорошую партию из Душетского уезда. На свадьбе племянника Георгий держался молодцом, хотя совсем недавно похоронил швили8. Он отличался недюжинным оптимизмом и любовью к жизни и никогда не показывал на людях своих слабостей! Они с Тиной и Нино придерживались его примера и улыбались, и танцевали, как будто ничего не случилось. Один из молодых родственников невесты посватался к Нино после изящного ачарули в её исполнении, но, конечно же, получил отказ.
Не только отец переменился за эти пять лет. Знал бы Шалико, сколько поклонников оттолкнула его подруга, а некоторых даже на порог просила не пускать!.. Их озорная и подвижная младшая сестра привлекала юных джигитов из самых отдаленных губерний, но в каждом из них ей обязательно чего-то не хватало. Один казался ей недостаточно умным, у другого напрочь отсутствовало чувство юмора, третий флиртовал слишком откровенно, а четвёртый, Матерь Божья, не знал, кто такой Гёте!.. После столь постыдного разочарования Нино призналась себе в самом сокровенном: она по-настоящему любила только Шалико Циклаури! Она любила его все эти годы и искала его отражение в каждом своём ухажёре, но, не находя его, принималась за новые и новые поиски. Они, конечно, не увенчивались успехом, и, в конце концов, Нино заявила, что умрёт старой девой, и в двадцать лет наденет чепчик. После того, как княжна написала младшему Циклаури письмо с извинениями, а он на него так и не ответил, она сделалась гораздо серьезнее и совсем перестала смеяться.
Тяжелее всех эти перемены в свояченице принимал зять. Игорь Симонович ценил и любил в Нино именно эти качества. Он успел стать для неё сердечным другом и поверенным, заменяя в какой-то мере на этом посту Шалико. И пусть Саломея недолюбливала Игоря, она всё же признавала, что сидзе9 искренне пёкся о благополучии всех и каждого в этой семье. Именно он возвращал в их дом ощущение былой радости, а умиротворение и счастье на лице средней сестры уже пятый год грели им души. Георгий не пожалел, что когда-то предложил почти бездомному парню кров, и, хотя тестя Игорь до сих пор побаивался, старый князь нашёл в этом юноше ещё одного сына. Правда, новый зять, как и его предшественник, ещё не порадовал князя внуками, но Тина в доверительном разговоре со старшей сестрой часто говорила, что вся вина лежала только на ней. Она любила мужа очень трогательной, жертвенной любовью и даже своего милого Шота отдала в хорошие руки, когда у Игоря обнаружилась аллергия на шерсть.