Как в реальной сказке со мной такие происходят удивительные вещи!
Леший протянул парню жбанчик с молоком. Пей, если не передумал. Смотри семь глотков, не больше: считай внимательно!
Артём взял горшок раза в два меньше деревенского, у них тоже остались настоящие глиняные горшки и кувшины, коричневого цвета, покрытый лаком и разрисованный яркими золотыми и красными цветами с понтом хохлома, подумал, кто это у них тут художник, и поднёс к губам
Макарыч, добавила коровка, скажи ему, чтобы через три часа был у этого дерева! И дай сиреневый клубок на всякий случай, если заблудится!
Не заблудится, возразил Макарыч, он лес хорошо знает!
Всё равно дай! упрямо мотнула головой лесная коровка и хлестнула хвостом по правому боку, словно её укусил слепень.
Ни хрена, Артём замер, вот это компания! Тут без молока может сразу «баклажан протухнуть!» (Т.е. можно с ума сойти. Слэнговое словосочетание сейчас по ходу писания придумал!)
Леший достал из накладного кармана кафтана маленький клубок и протянул парню.
На вид обыкновенный клубок из сиреневых шёлковых ниток, из каких его мать вязала носки, только из шерсти. Сунул его в карман.
Поднёс к губам горшок с молоком. Может не надо, слабо возразил внутренний голос.
Надо, Артёмчик, надо, откуда-то сбоку шепнул другой ехидный голос.
Дедок с любопытством наблюдал за ним.
Стой! вдруг остановил он парня. Чуть не забыл самое главное! Хлопнул ладонью по лбу, память совсем дырявая! Запомни ещё такую деталь: когда придёшь через три часа, прислонишь руку к стволу и скажешь: Дед Евсей не ленись, мне скорее покажись! Я выйду и сниму с тебя молочный дурман.
Дед Евсей не ленись, мне быстрее покажись! как в трансе повторил Артём.
Не быстрее, а скорее! подняв палец поправил его лесной дедок. Так из-за одного слова можешь себе большую хавронью подложить! Так вы, молодёжь, из-за одного неправильно сказанного слова жизни себе коверкаете!
Не быстрее, а скорее! на автомате повторил собиратель грибов, подумав: что теперь из всего этого приключения может получиться, но отказываться было уже поздно. В голове каша из инструкций, какие ему выдали леший с лесной коровкой. И чего- нибудь забыть немудрено!
Сделал семь глотков.
Молочко от лесной коровки оказалось душистым, с привкусом лесных ягод, особенно земляники, типа йогурта, только намного ароматнее не пересахаренное и без послевкусия химии.
Отняв жбанчик от губ увидел, что ни лешего, ни коровки: исчезли. Поставил горшок на землю.
Выпрямился.
Осмотрелся.
Как будто ничего не происходило.
Как будто
Но через минуту понял, что это не так. Лес начал меняться прямо как по волшебству. Словно у парня сняли, как пенку с молока, пелену с глаз. Будто кто- то невидимый протёр тряпкой очки от пыли. Сначала усилились звуки. Словно повернули тумблер на усилителе, как на дискотеке, чтобы толпу от грохота дебил-музыки колбасило не по-детски. Окружающая его стена леса зазвучала разноголосьем, переливаясь оттенками, будто в оркестре вступили новые инструменты, до поры до времени молчавшие. Лес придвинулся вплотную, и словно разглядывал его тысячью глаз. Палитра красок окружающего мира стала глубже, ярче, насыщеннее, как в мультфильме: он почувствовал себя одним из персонажей.
Полный фуникулёр! в восторге сказал любитель острых ощущений (а на этот момент он себя таким начал чувствовать), стараясь унять сердцебиение и усиленно пульсирующую в голову кровь, рассматривая во все глаза произошедшую перемену. Точно у меня « болты срезало»* во внутреннем пространстве черепа! Вот это я попал в реальный галлюциногенный замес!
Он увидел тропинку: она как по заказу легла ему под ноги, желтовато- лимонного цвета, утоптанная. Шагнул на неё с таким чувством, словно на минное поле. Постоял маленько привыкая. Ничего не произошло.
Пошёл.
Канареечного оттенка лента и сама, как канарейка, вздрагивающая тысячью всполохов, весело побежала вглубь леса. С обеих сторон тропинки тёмно-зелёная травяная субстанция ему показалось зашевелилась, зажила своей жизнью. Он почувствовал что лес стал одним гигантским живым существом, миллионом живущих, двигающихся в его тёмной лиственно- древесной массе макро- и микроорганизмов, копошащейся протоплазматической формой. Словно волна прошла по деревьям, мху, лишайникам и траве, когда он присмотрелся внимательнее: вздрогнула, ожила, задвигалась, заговорила. Из травы, притягивая внимание, высунулось множество растений и цветочных голов, повернувшись бутонами в его сторону, зазвенели, заблагоухали сильными, разнообразными, насыщенными запахами и красками, что у Артёма закружилась голова. Приветливо, словно приглашая, чуть позвенивая, закачали синими глазами колокольчики, ландыши вытягивали свои узкие стебли в его сторону, раскачивались остролистные папоротники, сине-голубыми брызгами цветков тряслась медуница, тут и там белыми вкраплениями бросалась в глаза сныть Это только растения, какие он хорошо знал. Но тут было в десятки раз больше! На гнилых пнях и в тёмных ложбинах мха сгрудились кучками грибы: лисички, опята и с тревожным любопытством смотрели на него яркими бусинами глаз. Деревья, как ожившие исполины, наблюдали за ним, перекидываясь замечаниями, дескать, опять чел появился, не причинит ли нам зла, не будет ломать ветви и вырезать перочинным ножом на наших туловищах: « Здесь были Вася и Владя «уговорили» два литра водки». Или: « Коля плюс Люся равно любовь». «Как это делают другие дебилы племени человеческого, как будто, Артёму померещилось, сказала сосна. «Нет, ответила ей ель, не видишь, что-ли, это Артёмка- поэт, тут рядом живёт, он, когда к нам в гости приходит, не хулиганит, ветку не сломит, если она на пути. «Как же, возразила берёза, две недели назад у сестры срезал несколько веток, правда извинился, прости, говорит, берёзка, мне твои ветви нужны для веника в бане париться.» «Вот видишь, извинился же, встал на защиту ели кряжистый, уже старый дуб, а другие идиоты племени человеческого, вон что вытворяют! Не помнишь разве, неделю назад приезжали злые люди на железной вонючей тарахтелке автомобилем называется рыбу ловить, рыбаки грёбаные, четверо неумытых рыл, остановились на спуске, где ольха, два дуба и орешник, разбили палатку, разожгли костёр, какой-то тут у них базар беспонтовый бытовой, ладно, сначала сухой валежник собрали для костра, а позже, поднажрались сатанинской водички, сволочи, от которой люди делаются как припадочные, орут друг на друга, ржут, как кабаны, объевшиеся жёлудей, дергаются под свою идиотскую музычку, потом раздерутся: начали безобразничать, ломать неокрепшие ветви с молоденьких деревьев, в дубок бросать ножи и топор, нашли забаву. Хорошо Макарыч их отвлёк, а то бы по пьяни и лес подожгли!
Полный фуникулёр! в восторге сказал любитель острых ощущений (а на этот момент он себя таким начал чувствовать), стараясь унять сердцебиение и усиленно пульсирующую в голову кровь, рассматривая во все глаза произошедшую перемену. Точно у меня « болты срезало»* во внутреннем пространстве черепа! Вот это я попал в реальный галлюциногенный замес!
Он увидел тропинку: она как по заказу легла ему под ноги, желтовато- лимонного цвета, утоптанная. Шагнул на неё с таким чувством, словно на минное поле. Постоял маленько привыкая. Ничего не произошло.
Пошёл.
Канареечного оттенка лента и сама, как канарейка, вздрагивающая тысячью всполохов, весело побежала вглубь леса. С обеих сторон тропинки тёмно-зелёная травяная субстанция ему показалось зашевелилась, зажила своей жизнью. Он почувствовал что лес стал одним гигантским живым существом, миллионом живущих, двигающихся в его тёмной лиственно- древесной массе макро- и микроорганизмов, копошащейся протоплазматической формой. Словно волна прошла по деревьям, мху, лишайникам и траве, когда он присмотрелся внимательнее: вздрогнула, ожила, задвигалась, заговорила. Из травы, притягивая внимание, высунулось множество растений и цветочных голов, повернувшись бутонами в его сторону, зазвенели, заблагоухали сильными, разнообразными, насыщенными запахами и красками, что у Артёма закружилась голова. Приветливо, словно приглашая, чуть позвенивая, закачали синими глазами колокольчики, ландыши вытягивали свои узкие стебли в его сторону, раскачивались остролистные папоротники, сине-голубыми брызгами цветков тряслась медуница, тут и там белыми вкраплениями бросалась в глаза сныть Это только растения, какие он хорошо знал. Но тут было в десятки раз больше! На гнилых пнях и в тёмных ложбинах мха сгрудились кучками грибы: лисички, опята и с тревожным любопытством смотрели на него яркими бусинами глаз. Деревья, как ожившие исполины, наблюдали за ним, перекидываясь замечаниями, дескать, опять чел появился, не причинит ли нам зла, не будет ломать ветви и вырезать перочинным ножом на наших туловищах: « Здесь были Вася и Владя «уговорили» два литра водки». Или: « Коля плюс Люся равно любовь». «Как это делают другие дебилы племени человеческого, как будто, Артёму померещилось, сказала сосна. «Нет, ответила ей ель, не видишь, что-ли, это Артёмка- поэт, тут рядом живёт, он, когда к нам в гости приходит, не хулиганит, ветку не сломит, если она на пути. «Как же, возразила берёза, две недели назад у сестры срезал несколько веток, правда извинился, прости, говорит, берёзка, мне твои ветви нужны для веника в бане париться.» «Вот видишь, извинился же, встал на защиту ели кряжистый, уже старый дуб, а другие идиоты племени человеческого, вон что вытворяют! Не помнишь разве, неделю назад приезжали злые люди на железной вонючей тарахтелке автомобилем называется рыбу ловить, рыбаки грёбаные, четверо неумытых рыл, остановились на спуске, где ольха, два дуба и орешник, разбили палатку, разожгли костёр, какой-то тут у них базар беспонтовый бытовой, ладно, сначала сухой валежник собрали для костра, а позже, поднажрались сатанинской водички, сволочи, от которой люди делаются как припадочные, орут друг на друга, ржут, как кабаны, объевшиеся жёлудей, дергаются под свою идиотскую музычку, потом раздерутся: начали безобразничать, ломать неокрепшие ветви с молоденьких деревьев, в дубок бросать ножи и топор, нашли забаву. Хорошо Макарыч их отвлёк, а то бы по пьяни и лес подожгли!
Артём все разговоры между деревьями понимал, и ему было очень стыдно за поведение братьев- человеков, какие из них некоторые становятся дикари, когда начинают чувствовать свою безнаказанность что хочу, то и ворочу. Он шёл дальше по тропинке, как зачарованный лесной странник: лес постепенно раскрывался перед ним, поражая новыми картинками. Из-за каждого дерева и куста на него глазели и показывали пальцем чудные мифологические существа: анчутки, анцибалы, шишиги, кикиморы, квакуны, рмутники, кошедралы, пинчюботалы. Вдруг справа, когда начался густой орешник, где он заметил висящие на нём вместо орехов блестящие разноцветные шары как на новогодней ёлке, кусты раздвинулись, и высунулась уже реальная лесная дама- кикимора. Легка на помине, подумал поэт, даже и не удивившись: начал привыкать к новой реальности, сразу въехав в её фантастические обертоны. В самом деле она была такая, когда он к ней начал присматриваться. Реальная дама, живущая по закону жанра в болоте: зеленовато-серая, всклокоченная, с жёлтыми, светящимися, как у совы ночью, глазами, синими губами и длинным из сухостоя, сучком- носом. Одета во что-то кургузое неопределенного цвета, типа платья с секонд хенда, но Артём не был уверен, что это и есть классический женский аксессуар одежды. Чем-то похожая на некоторых знакомых ему дам, злоупотребляющих алкоголем. Он вспомнил рассказ лешего про городскую даму, превратившуюся в кикимору: уж не она ли это?