С пилорамы как обычно летели глухие звуки. По утрам там старались не включать станки, а занимались тихой работой строгали, шкурили. Когда я подошел ближе, из цеха вышел Леха. Он был глубоко в себе, курил, медленно разматывал провод удлинителя:
Сегодня, наверное, последний раз на улице поработаем. А то холодно уже, как думаешь? спросил он меня так, будто от моего мнения и правда зависело, поработают они еще на воздухе или спрячутся до весны на пилораме.
И почему-то этот вопрос, эта Лехина интонация, с которой никто из знакомых мужиков пока еще со мной не разговаривал, весь день вертелись в моей голове, отвлекая от уроков и приключений перемены. Почему-то мне казалось, что этим своим вопросом Леха хотел сказать что-то еще, может быть, не мне, может быть, даже себе, или последней листве, или ворону.
Когда я возвращался со школы, на площадке перед пилорамой уже никто не работал, дверь в мастерскую тоже была закрыта. Это напугало меня. Я стал громко тарабанить и кричать: «Откройте, это я! Пустите меня!»
Спустя время щеколда щелкнула, на пороге стоял Леха.
Закрой за собой, сухо сказал он.
Что-то случилось понял я. Помню, что сначала я учуял спертый запах перегара. Будто пили здесь годами и не проветривали. Такой же запах стоял в квартире наших соседей, безнадежных забулдыг. Потом я заметил, что все мастера о чем-то сильно грустят. Их лица, да и вся эта сцена взрослые мужики сидят за столом понурые, поникшие все это напоминало похороны. Я очень часто бывал к тому времени на похоронах: умирали тогда многие и старые, и молодые, и дети.
Кто-то умер? спросил я и испуганно посмотрел на парней.
Помню точно, что мне тогда не ответили. Усадили за стол, дали мятную конфету, спросили что-то про школу и про здоровье бабушки. Друг с другом они тоже не разговаривали, только пили из стаканов водку; лишь иногда то Леха, то круглолицый дядя Миша коротко спорили о чем-то мне непонятном и странном.
Может, все-таки к Волку? спрашивал Леха, постукивая толстыми черными ногтями по граням стакана.
Да бесполезно все, говорю. Эти уроды даже ментов держат.
Ты думаешь, они не под Волком?
Под ним! Все под ним.
Может не он их. Может, сами? Как на лохов?
После нескольких таких реплик Леха резко встал со стола, быстро подхватил меня на руки, как малыша я даже не успел удивиться и выставил на улицу. Через пару секунд выскочил сам, в расстегнутой замшевой куртке.
Пойдем, я тебя провожу, предложил он. И снова замолчал. Я тоже не нашелся, как правильно спросить о том, что наблюдал в мастерской.
В конце аллеи, если возвращаться по ней из школы, или в самом ее начале, если идти в школу там, где обычно плакался ворон Леха взял меня за руку и повернул не в сторону моего дома.
Сходи со мной. С тобой пустят, сказал он нервно и снова закурил.
Куда? забеспокоился я, а бабушка?
Да мы недалеко, в гости тут к одному дяде, бабке твоей я сам все объясню.
Я очень любил бабушку и очень хорошо знал, как она любила меня по этой причине мне влетало каждый раз, если я вдруг не приходил со школы вовремя. Но я не нашел никаких слов, чтобы перечить Лехе. Он был сам не свой даже рыжие волосы казались не его, какие-то они мятые, полинявшие, седые.
Мы пришли в один из двухэтажных бараков, какими наш район был наводнен еще со времен грандиозных строек заводов и железных дорог. В таких же домах жили почти все мои друзья и одноклассники. На подъезд здесь обычно приходилось по четыре квартиры, но в том бараке, куда привел меня Леха, квартира была одна, на втором этаже ступеньки пролета сразу вели к ее порогу. На первом же этаже я заметил спортивный зал с барной стойкой.
Двери нам открыла пожилая низенькая женщина в красно-черном халатике. Она напоминала учительницу.
Я по делу. Передайте, что я с пилорамы, сказал ей Леха, даже не поздоровавшись.
Женщина закрыла двери, но через минуту вернулась. Не обращая никакого внимания на Леху, она тут же накинулась на меня со всей лаской стареющей горожанки:
Какой красивый мальчик! Проходи скорее ко мне, я тетя Лиля, у меня есть вкусные чупа-чупсы и Турбо! Целая коробка! Я тебе подарю!
Наученный тем, что к незнакомым людям надо относиться с подозрением, я не поспешил в квартиру, а для начала вопросительно посмотрел на Леху. Тот махнул рукой, мол, все нормально.
Наученный тем, что к незнакомым людям надо относиться с подозрением, я не поспешил в квартиру, а для начала вопросительно посмотрел на Леху. Тот махнул рукой, мол, все нормально.
Раздевайся вот тут! Мы пойдем с тобой на кухню, пока взрослые будут решать дела, женщина продолжала играть со мной в маленького: она сняла с меня пальто, поднесла тапочки, потрепала за волосы.
Пока тетя Лиля расстегивала мое пальто, я успел разглядеть длинный коридор: он тоже не был похож на те, что были у моих друзей уж коридоры-то мы детьми запоминаем лучше всего. В них мы проводим много времени в ожидании медлительных товарищей. Так вот, если в обычных коридорах комнаты расходились по разные стороны, и этих комнат было максимум две, то здесь лишь с одной стороны виднелись двери, и дверей я насчитал пять или шесть. С другой стороны шла сплошная стена, заставленная книгами и журналами.
С Лилей мы действительно пошли на кухню, она напоила меня чаем с шоколадными конфетами, подарила чупа-чупс и коробку любимой жвачки. Расспросила о школе, о поведении, о том, каким занимаюсь спортом в общем, не была оригинальна. Я же спросил откуда и зачем столько журналов?
Это муж.
А это к вашему мужу пришел дядя Леша?
К нему, да. А почему дядя? Отчим? спросила Лиля и заулыбалась, пытаясь смазать мое впечатление от ее бестактного вопроса.
Я ничего не ответил. Мне почему-то эта улыбка показалась противной. Гнетущей казалась мне и обстановка. Кухня была уставлена дорогой по тем временам техникой посудомойкой, новой газовой плитой, громоздкими шкафами, цветными лампами; под потолком висели старинные иконы, практически все темные. Позже я узнал, что сочетание безвкусного богатства с религией было писком моды для тех людей, чьим гостем я вынужденно оказался.
Я молчал. И Лиля молчала. Если бы в эту минуту вышел Леха и забрал меня отсюда, то я бы бросился целовать все эти иконы! Но Леха не шел, а меня мучило желание сорвать образа с этих стен и унести бабушке. Так мне хотелось их спасти не сами доски, а святых. Я остро почувствовал, как им здесь неловко.
Наконец, появился Леха. Поблагодарил Лилю за то, что «повозилась с парнем», положил коробку жвачки за пазуху, и мы пошли на улицу.
Конечно, я тут же спросил:
А кто это был?
Конечно, Леха мне не ответил правду:
Так, одни знакомые. Прости, что тебя втянул в это.
Во что?
Леха снова не ответил.
Бабушка нас заждалась, поди! Вот нам попадет! наигранно съезжал он с темы.
А дальше произошло еще одно, что на всю жизнь поселилось в моей памяти, стало ее маркером, меткой. Леха вдруг прижал ладонь к глазам
Я впервые видел, как плачут взрослые мужчины. И был потрясен этим настолько, что встал как вкопанный. Ноги отказывались идти. Леха не заметил, что я отстал. Он шагал быстро по мокрому осеннему асфальту, его затылок, шея и спина дрожали. Помню, усилился ветер, он гнал Леху в спину коварно и жестоко.
С тех пор я не люблю холодный осенний ветер. Он приносит воспоминания о пилораме.
После того дня я заболел. Неделю не ходил в школу. К моему выздоровлению осень окончательно сдала позиции. Было уже совсем мерзко, бескрасочно и морозно. Я шел на уроки с заранее плохим настроением по погоде. Заводской гудок встретил меня на выходе из подъезда, проводил до тополиной аллеи и повел по ней, ничем не перебиваемый со стороны пилорамы не доносилось даже легкого стука. Потом в нос мне ударил запах пожарища. Помню, что ноги мои подкосились. И я все понял, ничего не увидев.
На месте пилорамы дымилась свалка угля и почерневшего металла.
С тех пор никого из рабочих я не видел, ничего о них не знал. По району ходили слухи, что пилораму сожгли даже не бандиты, а милиционеры от греха подальше. Так в те времена было принято, так решались многие проблемы. Что касается Лехи, то его якобы убили. По другой версии он сгорел заживо на пилораме, так как в ту ночь остался за дежурного. Я во все эти байки никогда не верил.
В школу с тех пор я ходил другой дорогой.
Прошло много лет. Я поступил в университет на заочку, устроился работать грузчиком на логистические склады. В одну из первых смен, когда переносил на погрузчик коробки с продуктами, вдруг услышал знакомый голос:
Ну что, книжку с поэтами-то еще читаешь?
Это был Леха, постаревший, полысевший. Но я узнал его сразу. Вот только как он узнал меня?