Молчанов замолчал. Над залом висела печальная тишина. Все сидели молча минуту. Потом шквал аплодисментов наполнил всё вокруг. Курсанты аплодировали стоя, в приподнятом духе патриотизма.
Леса, снега и водопады,
Теней приятные прохлады,
Дубравы, белизна берёзы,
Росинки утренние слёзы
Мы любим Русь свою родную,
и не хотим страну другую.
Здесь кровью полита земля,
Костьми удобрены поля.
Мы все черты родные знали,
мы эту землю защищали
От злого натиска врагов,
От вражьих каторжных оков.
Мамая меч и Чингисхана
На почве старого кургана
Истлел как тысячи мечей
Пришельцев злых и палачей
Наполеона, Карла-шведа
Недолго тешила победа.
Пришёл и им конец сырой
Полтавой, грозною Москвой.
Фашизма смрад и самурая,
И провокации Китая
Ты видел, как хлеба горят?
Но отстоял их наш солдат!113
Который год в Афганистане
Опять льёт кровь наш русский Ваня.
Но сколько б крови не пролиться.
А Штатам цели не добиться,
Берёзы, русские леса,
девчонки милые глаза,
Родимый дом и голос мамы.
За них дерёмся мы упрямо.
И наших жизней всех значенья,
Руси великие стремленья
слились в могучем корне «Род»:
Природа, родина, народ!
1.17 (87.03).
Прошлое. Войсковая стажировка
Дверь открылась, в камеру Владивостокской гауптвахты вошёл капитан в чёрной морской шинели.
Капитан третьего ранга Ворошень, произнёс он, протягивая документы и отобранный ранее ремень курсанту Майеру.
Забирайте, товарищ курсант, и мы с вами не встречались Вопросы есть? многозначительно, строго, но по-доброму произнёс он.
Александр посмотрел в глаза капитану третьего ранга, излучавшему строгость и порядочность, затянул ремень вокруг стройного торса в тёмно-серой курсантской шинели, поправил хлястик.
Спасибо, товарищ капитан третьего ранга, вопросов нет!
А про себя подумал: «Горбачев, тот каких-то так называемых политзаключенных стал освобождать с этого года, а этот вот курсантов из пехоты!»
Про политзаключенных Майеру поведали с русской службы Би-Би- Си, которую с этого года уже не глушили35!
«Вообще, странный поступок, хотя и благородный! Побольше бы таких капитанов третьего и прочих рангов!» раскидывал курсант мыслями, покидая эту морскую зарешёченную обитель, особо враждебную пехоте.
(Чёрт разберёт этих мореманов! Всё не как у людей. Они пехоту не любят мозгом костей своих! Для них поймать в патруле представителя сухопутных войск, в этом морском городе среди этих чёрных мареманов дело чести и даже везения! Каждый пехотинец тут как бельмо на глазу. Ишь, как повезло, не каждый день в морские сети идёт золотая рыбка! А принимая во внимание, что до курсанта, отправившегося на стажировку и одевшего не положенные, но модные и офицерское кашне, и офицерские хромачи и т. д. и т. п., поводов докопаться за несоответствие формы одежды Уставу было хоть отбавляй. Кроме всего, в этом славном портовом «закрытом»36 городе только одна центральная улица Ленинская, которую не обойти, без встречи с караулившем свою добычу патрулём.
На дореволюционных зданиях можно было, в местах смываемой частыми здесь дождями побелки, видеть старое её название «Светланская».37
С одной стороны залив, с другой сопка, на которой, подобно ласточкиным гнёздовьям, стоят жилые дома, по вечерам своими огнями так напоминающие прибывающим кораблям Сан-Франциско! Так что деться-то особенно некуда. Видишь, стоит впереди патруль. Но как ни крути, а рано или поздно в эту сторону идти придётся вопрос лишь времени. Да и «чужеземные» курсанты особо никуда далеко не дёргались по незнакомому городу, перемещаясь в основном по простому маршруту «вокзал фуникулёр вокзал». Идешь себе мимо морского патруля, как мышь мимо удава, а вдруг пронесёт!.. В этот раз не пронесло. Но слава богу, мир не без добрых людей! Недолго мучился в камере гауптвахты при комендатуре, да ещё и ни какой бумажной «сопроводиловки», никакого рапорта в училище! Спасибо капитану 3-го ранга! А может, он переодетый пехотный «Штирлиц», запущенный в ихнее «маремановское гестапо», дабы освобождать своих тайных «братьев по крови» и погонам? А? Слава богу, что рапорт не пошёл в училище! Ведь в училище, обычно, никто особо не вникал, за что кто задержан. Был один неизменный принцип: «Главное не попадайся!» Это дело чести. Попался опозорил не только себя, но и, что гораздо важнее, осрамил честь своего подразделения, своего Училища. А за это нет прощения, пока не смоешь пóтом в бесконечной веренице нарядов через день в течение месяца, не меньше!)
Дверь открылась, в камеру Владивостокской гауптвахты вошёл капитан в чёрной морской шинели.
Капитан третьего ранга Ворошень, произнёс он, протягивая документы и отобранный ранее ремень курсанту Майеру.
Забирайте, товарищ курсант, и мы с вами не встречались Вопросы есть? многозначительно, строго, но по-доброму произнёс он.
Александр посмотрел в глаза капитану третьего ранга, излучавшему строгость и порядочность, затянул ремень вокруг стройного торса в тёмно-серой курсантской шинели, поправил хлястик.
Спасибо, товарищ капитан третьего ранга, вопросов нет!
А про себя подумал: «Горбачев, тот каких-то так называемых политзаключенных стал освобождать с этого года, а этот вот курсантов из пехоты!»
Про политзаключенных Майеру поведали с русской службы Би-Би- Си, которую с этого года уже не глушили35!
«Вообще, странный поступок, хотя и благородный! Побольше бы таких капитанов третьего и прочих рангов!» раскидывал курсант мыслями, покидая эту морскую зарешёченную обитель, особо враждебную пехоте.
(Чёрт разберёт этих мореманов! Всё не как у людей. Они пехоту не любят мозгом костей своих! Для них поймать в патруле представителя сухопутных войск, в этом морском городе среди этих чёрных мареманов дело чести и даже везения! Каждый пехотинец тут как бельмо на глазу. Ишь, как повезло, не каждый день в морские сети идёт золотая рыбка! А принимая во внимание, что до курсанта, отправившегося на стажировку и одевшего не положенные, но модные и офицерское кашне, и офицерские хромачи и т. д. и т. п., поводов докопаться за несоответствие формы одежды Уставу было хоть отбавляй. Кроме всего, в этом славном портовом «закрытом»36 городе только одна центральная улица Ленинская, которую не обойти, без встречи с караулившем свою добычу патрулём.
На дореволюционных зданиях можно было, в местах смываемой частыми здесь дождями побелки, видеть старое её название «Светланская».37
С одной стороны залив, с другой сопка, на которой, подобно ласточкиным гнёздовьям, стоят жилые дома, по вечерам своими огнями так напоминающие прибывающим кораблям Сан-Франциско! Так что деться-то особенно некуда. Видишь, стоит впереди патруль. Но как ни крути, а рано или поздно в эту сторону идти придётся вопрос лишь времени. Да и «чужеземные» курсанты особо никуда далеко не дёргались по незнакомому городу, перемещаясь в основном по простому маршруту «вокзал фуникулёр вокзал». Идешь себе мимо морского патруля, как мышь мимо удава, а вдруг пронесёт!.. В этот раз не пронесло. Но слава богу, мир не без добрых людей! Недолго мучился в камере гауптвахты при комендатуре, да ещё и ни какой бумажной «сопроводиловки», никакого рапорта в училище! Спасибо капитану 3-го ранга! А может, он переодетый пехотный «Штирлиц», запущенный в ихнее «маремановское гестапо», дабы освобождать своих тайных «братьев по крови» и погонам? А? Слава богу, что рапорт не пошёл в училище! Ведь в училище, обычно, никто особо не вникал, за что кто задержан. Был один неизменный принцип: «Главное не попадайся!» Это дело чести. Попался опозорил не только себя, но и, что гораздо важнее, осрамил честь своего подразделения, своего Училища. А за это нет прощения, пока не смоешь пóтом в бесконечной веренице нарядов через день в течение месяца, не меньше!)
Александр, не веря своему внезапному счастью, направился к выходу, застёгивая ремень. В коридоре гауптвахты по радио был слышен голос Горбачёва. Тот рассуждал о своём предложении полностью ликвидировать советские и американские ракеты средней дальности в Европе.
Неплохо! Миру мир, войны не будет! усмехнулся Майер.
Курсант устремился на вокзал, где ночью должен был проходить его поезд и где был определён сбор для остальных стажёров, распущенных утром по городу. Сумерки опустились уже давно. Старые строения вокзала тускло освещались фонарями. Было почти пустынно.
Плов из кукумарии38, прочитал курсант надпись на окне давно закрытого кафетерия. В желудке урчало.
Вот бы сейчас зарубать этот странный плов из какой-то там Куку-Марии! Или там кого ещё! Что за хрень такая?
Городской общепит пестрил диковинными для Майера названиями: «крабовое мясо, селёдка олюторская* (*Олюторская сельдь визитная карточка Дальнего Востока. Название произошло от места промысла, а точнее Олюторского залива, в котором рыбаки успешно добывали эту большую весом до 800900 грамм селедку. Ее внешний вид и особые вкусовые качества привели к тому, что сформировался даже своеобразный «народный» бренд.) копченая, икра ёжиков, кальмары сушёные, корюшка и многие-многие прочие морские диковинки, о которых «сибирский алмаатинец» Александр и не слышал никогда! «Ленинская» уперлась в другую революционную улицу имени «Двадцать пятого октября». Курсант свернул, приближаясь к вокзалу. Со стороны бухты «Золотой рог» дул холодный ветер, пробираясь промозглым холодом сквозь тонкую курсантскую шинель