Уже из этого становится ясно, что мышление даже как локальная проблема человеческой действительности значительно более многообразно и сложно, чем обыкновенно рассматривается в психологии, логике, и в принципе нетождественно языку. Отсюда ясно, что понятие, которым в реальности оперирует человеческое мышление, нетождественно слову или даже цепочке слов, хотя может выражаться и в словах тоже. В настоящее время говорят также о различных языках, которые использует человек в процессе коммуникации: собственно словесная речь, язык жестов, мимический язык, «язык тела», язык молчания, при этом все эти языки бывают задействованы в ходе коммуникации одновременно. «Было подмечено, что самые разнообразные мыслительные элементы складываются в своей совокупности в единый поток, который подвергается процессам квантования. Поток претерпевает тем самым структурные преобразования, рождая многообразие форм мыслительных актов. В результате динамичности языковой системы поток является одновременно и дискретным и непрерывным». Здесь, как мы видим, возникает описание процесса мышления как нелинейного образования, проявляющегося на различных областях бытия.
Рассмотрим, каким образом протекают процессы реального мышления и как они отражаются в логике. Если говорить о логике, как науке о законах человеческого мышления, то надо соотнести ее с реальностью, то есть каким-то образом соединить ее с человеком как целостным явлением. Это тоже не так очевидно. «Где-то в середине 60-х годов ХХ века всему московскому психологическому и логическому сообществу стало ясно, что развертывание логических и психологических исследований ставит нас перед расщеплением и дифференциацией предмета. Оформились два принципиально разных предмета исследования: с одной стороны деятельность, а с другой человек. И если в том, что касается деятельности (и мышления), мы за счет логических проработок и сопровождающих их психологических экспериментальных исследований знали и представляли, что это такое деятельность, то в отношении человека как такового никаких формул и способов описания, никаких разумных представлений ни у кого не было. И, я бы от себя добавил, до сего дня нет». То есть сохраняется проблема привязки и соотнесения логического и психологического понимания мышления к человеку. Это естественно, потому что проблема человека как проблема метода и языка описания, проблема необходимости перехода от языка описания линейных динамик к языку описания нелинейных динамик на тот момент еще не ставилась как общеметодологическая.
В реальности человек никогда не мыслит изолированный предмет или изолированную сторону предмета, В мышлении всегда предстают все изолированные стороны предмета в их единстве. Даже если перед мышлением предстает фрагмент предмета, оно достраивает его до целостности, пусть мифической, относит его к тому или иному универсальному классу. Только на этом пути человек может удовлетворительным образом соотноситься с реальностью как целостным Универсумом. Если предметом мышления выступает понятие «человек», то речь всегда может идти только о целостном человеке в понятии, а не о фрагментах или отдельных его элементах. При этом подобное дополнение фрагмента до единства существует вне зависимости от степени его отрефлектированности в сознании исследователя. Интересно, что данный тезис находит свое подтверждение в современных исследованиях природы социальных мифов: «Миф можно рассматривать как некую компенсацию и дополнение недостающей, но очень важной для человека информации. Иногда миф представляет собой символическое выражение вполне реальных ситуаций (выделено мной А.). Наиболее яркой символикой отличается так называемый социокультурный миф это связанный с тем или иным этносом миф, который служит источником многочисленных более конкретных мифов индивидуального и коллективного разума.» Здесь сразу можно поставить вопрос о том, как часто встречается это «иногда», каким образом оно фиксируется на отрезке значений от «исключительно редко» до «всегда».
Само возникновение социальной мифологии, ее объективация и позиционирование себя как научной дисциплины знаменует собой новый уровень понимания процессов реального мышления, включающих коллективное сознание и коллективное бессознательное.
Анализ социального мифа и сопряженной с ним проблематики сознательного, бессознательного и процессов осознавания приводит исследователя к выводу о структурированности всего смыслового поля современного мышления. «Непроявленные мифы воспринимаются живущими в мифе как единственно возможные, как единственно возможная картина мира и не подвергаются волению переосмысления, сомнения со стороны разума живущих в мифе.
Само возникновение социальной мифологии, ее объективация и позиционирование себя как научной дисциплины знаменует собой новый уровень понимания процессов реального мышления, включающих коллективное сознание и коллективное бессознательное.
Анализ социального мифа и сопряженной с ним проблематики сознательного, бессознательного и процессов осознавания приводит исследователя к выводу о структурированности всего смыслового поля современного мышления. «Непроявленные мифы воспринимаются живущими в мифе как единственно возможные, как единственно возможная картина мира и не подвергаются волению переосмысления, сомнения со стороны разума живущих в мифе.
Проявленные социальные мифы представляют фрагменты верований, бытовые предрассудки, тезисы и предпосылки любимой рекламы, общепринятые мнения, попавшие в фокус рассудочного логического препарирования социокультурные мифы, отношение к которым характеризуется амбивалентным ощущением реальности/нереальности.
Явные мифы являются чистыми означающими социальной мифологии, означаемыми которой служат непроявленные и проявляющиеся мифы.
Непроходимой границы между этими тремя группами (непроявленных, проявленных, явных) социальных мифов нет она подвижна в синхронном и диахронном аспектах, контекстуальна, зависит от мировоззрения человека и репрезентирует тенденцию к отождествлению истинности и переживаемой как видимость реальности в форме кажимости и актуальную сущность социального мифа как пограничного метафизически-логического концепта в смысловом поле реальность проявленный социальный миф ложь.»
Таким образом, если мы говорим о целостном человеческом мышлении и его связи с реальностью, то мы с необходимостью должны учитывать наличие мифа как части этой реальности. Это, в свою очередь, следует учитывать при любых попытках определения отношений между реальностью и мышлением. Данная закономерность уже формулировалась в истории философии, так например, у Д. Лукача можно найти такое определение: «Явление, воспринимаемое как действительное, действительно по своим последствиям». Кстати, именно этот принцип лежит в основе магии, как практики, и подтверждается повседневной практикой, например, психотерапии или рекламы.
Одновременно, само мышление, как оно протекает внутри индивида, всегда реализуется в двух различных состояниях сознательном и бессознательном. Сознание фиксирует в языковых (линейных) конструкциях только отдельные моменты целостности. Отсюда сознание предстает как нить. Сознание линейно. Фиксация отдельных моментов целостности и есть «пульсация» этой нити.
Сама целостность в своей всеобщности, полном объеме, оказывается сопряжена еще и с областью бессознательного (нелинейных структур). Соответственно «язык есть средство выражения только мгновенных состояний сознания, а не всего того, что есть в целостном мышлении». При этом обнаруживается, что сознание мыслит отрицание как утверждение ложности высказывания, а бессознательное мыслит отрицание как дополнение в универсальном классе. Бессознательное не может помыслить несуществование, ничто как таковое. Несуществование всегда конкретно, это всегда отсутствие чего-то. Это хорошо иллюстрируется известным требованием к психотерапевтическим формулам внушения, для которых недопустимо наличие отрицательных формул, подсознание все равно перекодирует формулы в утвердительные высказывания. Нельзя в формуле самовнушения сказать: «Я не боюсь». Отрицательное высказывание «я не боюсь» не может быть однозначно представлено конкретным образом утвердительным высказыванием, превращается в пустой знак. Можно сказать: «Я смел, я весел, я уверен в себе, я спокоен». Любое из этих высказываний (и состояний, выражаемых ими) отрицает страх, синонимично отрицанию «я не боюсь», но каждое из них выражает отличное от других состояние. Они не синонимичны друг другу. Из этого вытекает такое важное обстоятельство, что логика реального мышления имеет направленный характер, необратима. Можно перейти от отрицательного высказывания «Я не боюсь» к утвердительному высказыванию «Я спокоен», но нельзя осуществить обратный переход, отрицание для «Я спокоен» («Я не спокоен»), может в утвердительном виде выглядеть и как «Я злюсь», «Я веселюсь», «Я страдаю» и т.п. Таким образом, реальное мышление векторно, необратимо, имеет направленность. В каждый свой момент (при анализе) оно предстает как пучок возможных направлений, единственность выбора из которых обусловлена оператором, целью, интенцией, направленностью мыслителя. Вектор направления, в свою очередь, обусловлен задачей, решаемой мыслителем. В конечном счете реальностью. Таким образом, реальное мышление, рассмотренное с точки зрения его упорядоченности, может быть представлено как определенная траектория в векторном поле направленностей, возможностей, вариантов движения теории. Траектория, в данном случае, определяется оператором. «Индивидуальные системы отсчета пространства и времени разных наблюдателей существуют не сами по себе. Как показал Минковский в теории относительности, все они принадлежат единственной универсальной области, которая всем равно принадлежит и представляет собой конгломерат пространства и времени. Последний называется пространство-время. Как же получают разные наблюдатели свое индивидуальное пространство и время? Тем или иным способом отделяя от этого конгломерата пространство-время свое пространство и свое время».