Сергей Лукьяненко
Искатели неба: Холодные берега. Близится утро
© С.В. Лукьяненко, 1998, 2000
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Холодные берега
Часть первая
Печальные острова
Глава первая,
в которой я делаю выводы и пытаюсь в них поверить
Плеть в руках надсмотрщика казалась живой. Она то спала, прикорнув на мускулистых, поросших курчавым рыжим волосом руках, то лениво потягивалась, едва не касаясь плеч каторжников, то, рассвирепев, начинала бросаться из стороны в сторону, посверкивая крошечным медным наконечником.
И лицо надсмотрщика, всегда скучное и безучастное, будто говорило: это не я, не я, без обид, ребята! Она, она что хочет, то и творит
Ну, разбойнички, душегубцы бунтовать будем?
Нестройный хор голосов ответил, что нет, никак не собираемся. Надсмотрщик выдавил улыбку:
Хорошо, радуете старика
Для надсмотрщика он и впрямь был стар лет сорок, пожалуй. Редко до таких лет доживают на его работе кого придушат цепью, кого затопчут ногами, а кто и сам уйдет, подкопив деньжат, от греха подальше. Лучше уж маршировать в строю или бродить по ночным улицам в худой кирасе стражника, чем иметь дело с десятком-другим готовых на все негодяев.
Но этот, с укоренившимся прозвищем Шутник, был слишком осторожен, чтобы попасть в руки отчаявшегося, и достаточно умен, чтобы не злить без нужды весь этап. Велик ли труд разобраться, кто виноват, прежде чем пустить в ход плеть, или прикрикнуть на кашевара, чтобы из недоворованных остатков провианта сумел сготовить что-то съедобное?
А нет не каждый это понимает. Вот и вспыхивают в трюмах кораблей такие безумные бунты, после которых растерянные офицеры и следов не находят от свирепых, здоровенных бугаев. И остается одно вешать каждого третьего, хоть и это угомонит каторжников лишь на время.
А ты, Ильмар? Еще не разобрался с замками?
Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Ох, здоров Шутник! Не хотел бы я его рассердить даже без цепей.
Что ты, Шутник. Не по зубам они мне.
Надсмотрщик, нависший над моей койкой почетной, носовой, с одним только соседом, осклабился.
Это верно, Ильмар верно. Только у тебя за зубами еще и язык есть. А? Может, есть у тебя Слово, а на то Слово связка ключей прицеплена?
На миг его глаза стали жесткими, буравящими. Опасными.
Будь у меня Слово, Шутник, тихо сказал я, не болтался бы вторую неделю в этой вони.
Шутник размышлял. Потолок в трюме был низкий чего уж тут, зачем для каторжников стараться, и он невольно горбился, чтобы не задеть болтающийся прямо над головой фонарь.
Тоже верно, Ильмар. Значит, судьба твоя дерьмо нюхать.
Он наконец отошел, и я перевел дух.
Дерьмо не беда. И не такое терпели. Другое дело рудничную вонь нюхать, вот от нее можно и вовсе дышать разучиться.
Надсмотрщик вышел, повозился с засовом и забухал сапогами по трапу. Трюм сразу ожил. Шутник не из тех, кто делает вид, что уходит, а потом подслушивает под дверью.
Куда колоду дел, Плешивый? заорал Локи, карманник, залетевший на каторгу по какой-то злой усмешке судьбы.
По всем законам полагалась ему разве что хорошая плеть, да, может, еще отсечение пальца. А вот нет не приглянулся судье, или вспомнил тот подружку, которой на базаре карманы обчистили, и все. Плыви к Печальным Островам, надейся, что молодость поможет протянуть три отмеренных года. Впрочем, Локи не унывал такие никогда не унывают. Свое прозвище в честь древнего северного бога проказ он получил не зря
А ты поищи, ты же у нас мастер, хмуро отозвался Плешивый, мелкий чиновник, угодивший к нам за казнокрадство. Все ясно, сегодня не его масть
В дальнем углу Волли-сладкоголосый затянул прерванную появлением надсмотрщика песню. Длинный язык довел его до каторги, но выводов он из того не сделал. Что говорить, третий раз сажают, а Волли честно вкалывает полгода больше за крамолу не дают и принимается за старое.
Сборщик сказал новый налог,
Что ж, заплачу, я отвечал
Голос у него был и впрямь хорош, и дерзости хватало, но вот больше ничего за душой певец не имел. Наверное, ему рукоплескали в селах и кварталах ремесленников Впрочем, он иной славы и не искал. Я лениво слушал про то, какой именно продукт герой песенки собрал в большую корзину, за что этот продукт выдал, и как оплошал тупой сборщик налогов, вывалив содержимое корзины в общий воз с податями.
Голос у него был и впрямь хорош, и дерзости хватало, но вот больше ничего за душой певец не имел. Наверное, ему рукоплескали в селах и кварталах ремесленников Впрочем, он иной славы и не искал. Я лениво слушал про то, какой именно продукт герой песенки собрал в большую корзину, за что этот продукт выдал, и как оплошал тупой сборщик налогов, вывалив содержимое корзины в общий воз с податями.
Пел бы лучше чужие песни, дурак Про любовь, про лунную дорожку на воде, про потаенное Слово. Жил бы безбедно и людей бы радовал.
Новую! завопил Локи. Ему сегодня везло. Может, виной был фарт, а может, ловкие пальцы. Интересно, на что играют на пайку, на дежурство, на интерес?
Хватит, глядя в покачивающийся деревянный потолок, сказал я. Потолок поскрипывал кто-то ходил по палубе. Наигрались. Спать пора.
Ильмар, да ладно тебе неуверенно начал Локи.
Хватит, я сказал!
Командовать двумя десятками балбесов мне особенно не улыбалось. Но пришлось этим заняться иначе власть в трюме держал бы Славко-дубина, самый натуральный душегуб, пойманный прямо у свежего трупа. Сто кило мускулов и костей и чуть-чуть мозгов под крепким лбом. Я от души надеялся, что в рудниках его случайно придавит груженой вагонеткой. Сам бы поспособствовал, вот только нет у меня желания под землю лезть.
Значит завтра придется изворачиваться. Ловчить, убегать, таиться. Доказать, что не зря слыву самым ловким вором во всей Державе. Из шахты не очень-то убежишь вся надежда на короткий путь из порта в горы.
Надо выспаться
Я встал и затушил фитиль в фонаре. Запахло горелым маслом. В темноте сразу стал слышен плеск волн за бортом, будто слух обострился. Поскрипывали койки, кое-кто торопливо бубнил положенные вечерние молитвы Искупителю, Волли вполголоса допевал песню не умел он останавливаться посередине, я даже и окликать его не стал.
А вот у меня однажды была девка Славко затянул обычную вечернюю историю. На каторге о женщинах лучше не говорить к концу второй недели народ распаляется, и начинаются непотребства. Но Славко я не перебивал все его истории были такие тупые и тошнотворные, что действовали лучше лекарского брома, который положено было добавлять в наше пойло. Распалялся от них только сам Славко, причем так лихо, что на второй день я посоветовал Шутнику поменять народ на койках. Теперь рядом со Славко-дубиной лежал молчаливый здоровенный верзила из какой-то, еще древними богами забытой, руссийской деревеньки. Как попал в Державу, где научился разговору, за что на каторгу угодил не знаю. Парень он был неплохой, а мускулами еще покрепче Славко. Кажется, дома кузнецом был. Одна беда очень уж инертный, погруженный в свои мысли. За себя-то постоит, а вот народ в порядке не удержит. Мальчишку, который поначалу оказался рядом с душегубом, я от греха подальше поместил на койку над своей хоть и есть у старшего по этапу право жить с комфортом, но так оно спокойнее будет. И кажется, в тот миг и посмотрела на меня Сестра-Покровительница с заоблачных высот верно я сделал, ох как верно.
А на третий день, когда поставили ее свинарник чистить, я и подошел, вроде как невзначай захлебываясь, бубнил Славко. Юбки-то она задрала выше колен, чтоб не извозить, а я как подкрадусь
Как про женщин говоришь! с тоской и глухой яростью воскликнул верзила-кузнец. Это у него было больное место, видно, в диком краю до сих пор верховодили бабы и душегубу приходилось постоянно выкручиваться.
Как? с наивной звериной хитростью спросил Славко. Хорошо говорю! Красивая была баба!
Женщина!
Ну женщина Юбки, говорю, задрала
Нельзя так говорить!
Почему ж нельзя? искренне поразился Славко. Ноги у нее красивые были. Морда
Лицо!
Лицо, лицо Лица никакого, а ноги да! Можно ведь говорить, что женщина красивая?
Можно, поразмыслив, сказал кузнец. Это хорошие слова.
А что мор лицо у нее красивое?
Можно
А что ноги красивые?
Тоже можно растерянно признал кузнец.
Так я и говорю, ноги у нее во! Я сзади-то подкрался, да и шлепнул любя. Она как растянулась, для вида сердится, а сама мор лицо протирает и улыбается!
Захихикал Плешивый, видно, для городского чиновника первобытный идиотизм Славко был очень забавен. Чувства юмора он не терял, не без оснований надеясь пересидеть два отмеренных года на непыльной работке счетовода. Проблем с ним оказалось куда меньше, чем ожидал, и потому я Плешивого немножко оберегал от опасностей.