Со временем, серого цвета в его жизни только прибавлялось. Серым стал его облик он любил одежду неярких цветов, как будто маскирующую, делающую его малоприметным для потенциальных угрозы или добычи. Серыми были глаза, скорее из-за холодного, оценивающего взгляда (сам по себе цвет его глаз был скорее серо-зелёным). Серыми, вернее пепельно-русыми, были его волосы. Черты лица, довольно мелкие и не выделяющиеся, тоже можно было назвать серыми, как и цвет кожи человека, мало бывающего на солнце. С возрастом эта серость окутала и окружающий мир. Серые будни были действительно безрадостными. Словно он находился в невидимой тюремной камере, которая перемещалась вместе с ним, куда бы он не пошёл. Свою работу, конструкторское бюро, где Сергей работал чертёжником, он не любил и называл «серый ящик», и даже лица людей на улице напоминали серые почтовые ящики с горизонтальными прорезями ртов.
С годами, в нём крепла уверенность, что с миром, в котором он жил, что-то не так, жизнь не должна быть таким серым унылым киселём, где он буксовал и задыхался. Эту уверенность поддерживали сны того самого сорта, один из которых Сергей упустил этим утром. Эти сны напоминали совсем о другой жизни: яркой, залитой солнечным светом, наполненной радостным смыслом. Иногда отражение этих снов появлялось на каких-то событиях его жизни, скорее, проявлялось в том способе, которым Сергей их воспринимал. Как будто солнечный зайчик быстро протирал окошко на пыльном сером стекле, через которое он смотрел на мир, и скакал, играя, высвечивая вспышками радостного интереса привычные вещи в рутине его упорядоченной жизни. В такие моменты в его жизнь входили цвета, в ней появлялся вкус и аромат. Появлялась наполненность, смысл и желание что-то поменять. Но такие моменты никогда не длились долго, серая пустота подкрадывалась, наползала, и в какое-то утро Сергей понимал, что вместо сочного ароматного яблока он снова жуёт картон.
Сергей, будучи человеком наблюдательным и склонным к анализу, однажды пришёл к выводу: его, и скорее всего всех вокруг, обманули. Нахлобучили на глаза постылую скучную жизнь, лишённую какого-либо смысла, кроме самовоспроизведения. В трафаретные лозунги, которыми пытались заменить этот смысл, Сергей не верил. Более того, лично он не знал никого, кто бы в них верил на самом дале. О том, что им отчаянно и бесстыдно врут, подозревали многие. Но не многие из его знакомых видели источник этого вранья вне политической системы. Это было нечто гораздо более масштабное и могущественное. Нечто, заставляющее его смотреть на мир и воспринимать вещи определённым образом. Как-то раз, попав на сеанс массового гипноза, он определённо узнал это состояние. Это было выступление Кашпировского, который провёл с залом тест на гипнабельность, после чего попросил подняться на сцену тех, на кого внушение подействовало. С первых секунд теста, Сергей ощутил неладное. Тяжесть и муть в голове, которую он стал различать, благодаря снам на контрасте, мгновенно усилились, воля его ослабела и стала какой-то ватной. Он явственно почувствовал вторжение и давление чужой, неприятно холодной воли, собирающейся похозяйничать внутри него. Это чувство было настолько мерзким, что Сергей немедленно вытолкнул это чужое, явно недоброжелательное сознание. Тут же стало легче. Намного, намного легче. Будто, оказав сопротивление, Сергей вытолкнул из своего сознания не только гипнотизёра, но и привычный тусклый морок. Вспышка озарения, ясного понимания тут же по-новому осветила происходящее. Та реальность, в которой всех нас тут держат, как в тесном и душном чулане не что иное, как гипноз. Наваждение. Наблюдая происходящее потом на сцене, Сергей только укрепился в этих выводах. Люди под гипнозом действительно находились и проживали именно ту реальность, которую им внушали. С точки зрения зрителей, они вели себя смешно и неадекватно, по-дурацки. Ловили рыбу, крутили баранку, были оперными примадоннами или исполняли «танец маленьких лебедей». В своей, внушённой реальности они действовали вполне логично, в соответствии с обстоятельствами. Которых на самом деле не было! Из зала Сергей вышел, что называется, другим человеком. Впервые он так явно ощутил свою волю, воздействие чужой и свою способность к сопротивлению.
Более того, он уже отчётливо понимал, что та ясность и яркость света из снов и есть настоящая реальность. А та, в которой он привык жить кривляние на сцене под дудку издевающегося гипнотизёра. Он подумал о вспышках света солнечных зайчиках, гостях из Той реальности. Они были неуловимы, появлялись неожиданно и бесследно исчезали. От его желания и воли это никак не зависело. Но они стали манить его ещё больше, после этого сеанса. И Сергей решил начать на них охоту.
Более того, он уже отчётливо понимал, что та ясность и яркость света из снов и есть настоящая реальность. А та, в которой он привык жить кривляние на сцене под дудку издевающегося гипнотизёра. Он подумал о вспышках света солнечных зайчиках, гостях из Той реальности. Они были неуловимы, появлялись неожиданно и бесследно исчезали. От его желания и воли это никак не зависело. Но они стали манить его ещё больше, после этого сеанса. И Сергей решил начать на них охоту.
Прежде всего, упорядочив весь свой предыдущий опыт, Сергей решил, что от него и всех остальных, тщательнее всего скрывают сам факт обмана, направляя догадки о причине неудовлетворённости жизнью куда угодно, подальше от реального положения дел. И, догадавшись самостоятельно, Сергей совершил огромный прорыв. Теперь, собственно, следовало искать достоверную информацию об этом самом положении дел. Благо, в то время, в начале 90-х, всякой эзотерической литературы было в избытке. На то, что продавали в переходах, Сергей решил не обращать внимания, резонно рассудив, что вряд ли такая информация будет широко доступна. Он начал интересоваться книгами, которые было трудно достать. Ему посоветовали Кастанеду, переводных изданий его на русском ещё не было, и за самиздатовские переводы он выложил несколько зарплат. Прочитав все книги от корки до корки, Сергей понял, что описывались в них вовсе не те миры, в которые он попадал во снах. Как они выглядели, он не помнил, но помнил послевкусие тёплого солнечного света, свежего морского воздуха, аромат свежих сдобных булочек и корицы. После таких снов, на душе было удивительно легко. После книг Кастанеды в душе стояла стылая ночь, с металлическим привкусом. Зато Серый Волк от Кастанеды был в восторге. Ему казалось, что эти книги были написаны про него и для него. Он видел себя безупречным, безжалостным воином. По книгам учился охотиться, как сталкер. Тренировал самообладание и бесстрашие. Особенно его впечатлило понятие Намерения. Для него это было главным открытием он нашёл средство контроля и управления реальностью. Он понял, как создаются наваждения и понял, как ему казалось, механизм того огромного коллективного наваждения, из которого так хотел выбраться. Но ответов на вопрос, как, собственно, выбраться туда, куда он хотел, и кто это наваждение насылает, он так и не получил. Так он понял, что купил очень длинный и дорогой рецепт создания другого наваждения, ничем не лучше первого.
Какое-то время Сергей эксплуатировал то полезное, что он всё-таки для себя приобрёл. А именно, Намерение. Это работало, и это радовало. Сергей чувствовал, что ткань реальности продавливается, уступая его нажиму и начинает поставлять ему желаемое по списку. Он поймал эйфорию неофита, возомнил себя настоящим магом и колдуном. Но, будучи человеком неглупым и наблюдательным, он заметил, что у податливости реальности есть предел, как есть предел растяжения у резинки в рогатке. Достигнув этого предела, реальность давала сдачи, отбрасывала назад ещё с большей силой, чем несла вперёд. Пространство не терпело насилия над собой. В отличие от адептов пикапа и вульгарного НЛП, он понял: это так не работает. Нельзя тыкать своим возбуждённым Намерением во все стороны, как сексуально озабоченный гомосексуалист в бане. Само Намерение, без знания законов его применения, было бесполезно в стратегическом плане. Почти четыре года, ушедшие на освоение учения Дона Хуана, были потрачены зря. Он не только не поймал ни одного солнечного зайчика, но ещё и потерял из виду места их обитания. Отрадные сны уже очень давно ему не снились. И вот, сегодня он почти вспомнил, почти поймал это желанное чувство безмятежной лёгкости и солнечного тепла. Почти.
Сергей дочистил зубы, оделся и сделал себе утренний кофе. Сев за стол, медленно поднёс чашку к лицу. Вдыхая кофейный аромат, он вдруг почувствовал запах корицы, которой там точно не было. Неожиданно на него свалился целый букет запахов свежего печенья, апельсинов, новогодней ёлки, горячего черноморского песка и ещё чего-то, что невозможно объяснить. Кроме догадки, что так, наверное, пахнет в Раю. Нежданно-негаданно, на Сергея обрушился мир из его снов. Не в результате охоты, сталкинга или волевого усилия. Просто сам решил прийти, когда захотел.
Сколько это длилось, Сергей так и не понял. Стрелки на часах показывали, что прошло несколько минут. В своих ощущениях он провёл там никак не меньше часа. Сергей откуда-то знал, что знает теперь об этом мире очень много, если не всё. Но знания эти были на совершенно незнакомом и даже не на человеческом языке, и он подумал, что потребуется время для их перевода в понятные ему образы и слова в глубине его подсознания. Но одно Сергей понимал отчётливо он побывал Дома.