В Древней Руси XI века существовало нечто похожее на баню, но едва ли оно могло казаться предметом гордости киевским летописцам. Напротив, они выставили это явление как незавидный обычай, восходящий к дохристианским временам. Опираясь на это место из Повести временных лет, один современный историк заключил, что жители Киева воспринимали банные традиции русского Севера как чуждые и нелепые, и что упоминание бань в Повести один из древнейших русских этнографических анекдотов[24]. Лишь потому, что Банный веник и царя старше, как гласит одна поговорка, не стоит думать, что баня была предметом безусловной гордости[25].
Зато другие обращались к этому же эпизоду летописи, чтобы подчеркнуть значимость бани для подлинного русского самосознания, и банные обычаи казались тем важнее, что чужаки вроде апостола Андрея не могли их понять. В таком прочтении христианство выглядело новым, привозным элементом, а баня представала частью уходящей вглубь веков, более подлинной русской истории. Вот что писал один исследователь:
Вся Русь в изображении апостола Андрея (в изображении крупномасштабном), представлена двумя главными учреждениями церковные храмы, которые в будущем покроют эту страну, и бани, которые существуют как бы изначально. Это и есть две культуры. Верх представлен церковной, а низ народной культурой и народным бытом. Наверху святость, внизу юмор. Кажется, в этом небольшом летописном тексте, в одном абзаце, заснята вся Русь в ее определяющих чертах дух и плоть Руси, и фантастический характер народа, который сулит в будущем еще большее удивление.[26]
Это наводит на мысль, что в русской культуре христианство воспринималось как нечто навязанное сверху и извне, а баня продолжала существовать параллельно христианскому миру. В таком толковании баня своего рода альтернативное место культа, пережиток языческой, дохристианской эпохи[27]. Когда все остальные шли в церковь на службу, колдуны шли в баню заниматься ворожбой. Отсюда следовало, что всякого, кто не ходил мыться в обычное время, могли принять за колдуна[28].
Представление о том, что баня была символом нехристианских верований, подкрепляет другая история из Повести временных лет. Боярин Янь пришел на Белоозеро, собирая дань для киевского князя. А тамошние волхвы, мороча людей, чинили всякие злодейства и мешали ему исполнить княжеское поручение. Потом волхвов захватили, и во время допроса Янь вступил с ними в спор о сотворении человека. Сам Янь утверждал свою веру в библейской истории о сотворении Богом Адама и Евы. Кудесники же отвечали, что сами знают, как все было: Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. И заспорил сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрет человек, в землю идет тело, а душа к Богу[29]. Итак, баня существовала в момент сотворения человека. А православие нет. Во всяком случае, именно это, согласно летописи, утверждали средневековые кудесники.
Несмотря на это свидетельство, противопоставление бани православию мешает понять, насколько тесно Церковь и баня были переплетены в культурном отношении. Христианская вера не противоречила напрямую народной культуре и народному быту, символом которых были походы в баню[30]. Православие пустило глубокие корни в славянскую культуру, вобрало в себя и связало в единое целое ранее существовавшие верования. В других местах Повести временных лет баня фигурирует как вполне патриотичное, нисколько не враждебное христианству бытовое явление. В середине X века, как рассказывает летопись, древляне (одно из восточнославянских племен) убили киевского князя Игоря с дружиной, когда тот собирал дань. Затем древляне пришли в Киев, чтобы уговорить вдову Игоря Ольгу выйти замуж за их князя. Княгиня Ольга решила отомстить за гибель мужа. Она велела передать древлянам, что киевские люди позволят ей пойти за их князя лишь в том случае, если они подступятся к ней с великой честью. Тогда древляне прислали в Киев своих лучших мужей, а Ольга приказала приготовить баню, говоря им так: «Вымывшись, придите ко мне» (возможно, так велели тогдашние киевские обряды сватовства). И разожгли баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и [люди Ольги] заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от двери, и сгорели все[31]. Ольга, чтимая как святая за ее рвение в распространении христианства, прибегла к бане как к средству спасения Руси. Баня снова оказалась в центре одной из основополагающих легенд, связанных с историей Киевского государства. Похоже, летописцев ничуть не смущал вопрос о том, как эта жестокая месть вписывается в череду других деяний благочестивой христианки и святой.
Иллюстрация 4. Ольга сжигает древлян в бане около 945 г. н. э. Миниатюра из Радзивиловской летописи, копия XV века с оригинала XIII века. Публикуется с разрешения HathiTrust.
Есть и еще один эпизод в Повести временных лет, где баня и христианство мирно соседствуют друг с другом. В 1089 году митрополит Ефрем освятил в Переяславле церковь святого Михаила и другие церкви, построенные им в городе. В то же самое время, сообщает летопись, Ефрем воздвиг и строение банное каменное, чего не было раньше на Руси[32]. Это краткое упоминание о бане особенно важно, поскольку здесь оно недвусмысленно вплетено в рассказ о жизни набожного человека и о других событиях, которые свидетельствовали о присутствии Церкви в этих землях.
Описания бани в Повести временных лет привлекали внимание еще к одной особенности, которая на протяжении столетий продолжала определять существование этого учреждения. Летописцы говорили о двух разных типах бани. Были бани большие, городские, общественные, они вели свой род еще от античных терм и пришли на Русь через Византию, ислам и христианство. Такова каменная баня, построенная митрополитом Ефремом, и, возможно, в такую баню ходила княгиня Ольга. Другой тип бани зародился на севере, с ним были связаны местные обычаи и обряды, это бани белозерских волхвов и новгородских нехристей. О том, что иногда два этих типа сближались, а иногда существовали особняком друг от друга, косвенно говорят древнейшие письменные источники, донесшие сведения о Руси.
Распад Киевского государства на несколько соперничающих княжеств в XIII веке и оккупация славянских земель монголами в XIVXVI веках оставили мало письменных следов, и найти там упоминания о банях было бы очень трудно. Однако из сохранившихся более поздних источников ясно, что отношение к бане как к месту, где сосуществуют добро и зло, по-прежнему сохранялось. Монголы думали в первую очередь о взимании дани и об удержании контроля, им было неинтересно менять местные обычаи или взгляды на мир. А если говорить о православном христианстве, то оно лишь укрепилось еще прочнее, вобрав в себя и синтезировав народные верования и обряды[33]. У монголов имелись собственные общественные и частные бани, но, по-видимому, они не навязывали своим подданным-славянам собственные банные традиции[34]. Потому представляется вполне естественным, что баня пережила монгольское иго. Возможно даже, что маленькие, местные, частные бани пережили особый расцвет, поскольку средоточие политической и экономической власти в регионе сместилось из Киева в лесистые области северной Руси, где домовые бани преобладали изначально. Но такое заключение носит лишь умозрительный характер, опираясь на сведения о том, что бани существовали и до прихода монголов, и после их ухода. К XVI веку московские князья объединили под своим началом многие русские земли и установили преемственность собственной политической и культурной власти от древнего Киевского государства благодаря своей принадлежности к княжескому роду Рюриковичей. Между тем баня стала восприниматься как еще более яркий показатель русского национального самосознания.
* * *В Московском княжестве посещение бани было привычной частью повседневной жизни. В банях собирались богачи и бедняки, горожане и крестьяне, мужчины и женщины. Домовые бани предназначенные для нужд семьи и соседей были распространены в крестьянских селах, в боярских поместьях и даже кое-где в городской черте. Более просторные торговые бани существовали в больших и малых городах по всей Московии. Как правило (но не всегда), мужчины мылись с мужчинами, а женщины с женщинами. Городские бани обычно открытые для публики и управлявшиеся как торговые заведения представители разных полов могли посещать по очереди: иногда в разное время суток, иногда в разные дни недели. Из-за низкой платы за посещение торговые бани были доступны и для простых горожан, и для проезжего люда. Часто бани становились центрами городской общественной жизни. Туда приходили целыми компаниями, там пили и по-братски общались с другими посетителями. Содержатели бань часто получали от государства исключительные права на продажу кваса и сусла. В некоторых обстоятельствах они получали еще и законные полномочия для присмотра за азартными играми на подведомственной им территории[35]. В торговых банях находили временное пристанище пришлые и гулящие люди без порук, и без поручных записей, а поручики по них такие же воры. Меняя имена и личины, эти люди явно скрывались от властей[36].