Шелленберг невозмутимо пожал плечами.
Чёрт его знает, рейхсфюрер Не думаю, что это из желания угодить взглядам фюрера. Скорее всего, оттого, что и у фельдмаршала Рундштедта, и у генерала Шпейделя взгляды ничем не отличаются от взглядов ефрейтора Шикльгрубера.
Вальтер, Вальтер! поморщился Гиммлер.
Но я же вполголоса! по-мефистофельски блеснул глазами бриганденфюрер. Голос я дам потом.
Если Вам дадут его дать! не остался в долгу рейхсфюрер. Да и то лишь для того, чтобы поголосить.
И, всё равно, это же не из «приветственного адреса» фюреру!
Последнее слово осталось за Шелленбергом, но Гиммлер тут же сделал его предпоследним.
Не умрёте Вы своей смертью, Вальтер Попомните моё слово там, в Дахау Хотя может быть
Вот именно, рейхсфюрер! Только не «может быть», а есть!
Шелленберг был прав в отношении военных. Их трезвомыслие в данном случае отнюдь не соперничало с конъюнктурой. Так получилось, что мечты Главнокомандующего-ефрейтора совпали с расчётами генералитета. Взгляды последнего не отличались от взглядов первого: «вторжение союзников в сорок четвёртом такая же реальность, как и в сорок третьем». До сих пор англосаксы оправдывали все ожидания великой Германии и не было никаких оснований полагать, что в текущем году они «перестанут соответствовать».
С озабоченной миной на лице не снималась с самого утра, несмотря на все старания Гиммлер откинулся в кресле, и начал протирать и без того чистые стёкла пенсне. По опыту прежних встреч зная, что сейчас разумнее выдержать паузу, Шелленберг так и сделал: выдержал её. «По сценарию» слово было за рейхсфюрером.
Наконец, Гиммлер критически рассмотрел на просвет результат своих трудов, и затолкал платок в нагрудный карман мундира.
Какие-нибудь подробности имеются?
Шелленберг съехал щекой набок явно не от избытка энтузиазма.
Очень немного и самого общего порядка.
И?
Мои люди пересказывают Варлимонта
Не тяните, Вальтер!
Варлимонт считает, что вторжение началось. И, по его словам, Ставка не предприняла никаких мер для того, чтобы противостоять высадке. Не было проведено даже разведки в море и воздухе. Сами понимаете, рейхсфюрер, что перевезти такую банду на одном дырявом баркасе невозможно. Тут нужна целая флотилия из нескольких тысяч посудин. Серьёзных посудин. И никакой разведки!
Повторяетесь, Вальтер! поморщился Гиммлер. Дальше!
Даже через пару часов после начала высадки Рундштедт передал в Ставку: «Здесь нет крупной акции». Цитирую дословно.
Откуда, Вальтер?
Шелленберг уголками губ обозначил усмешку.
Наши люди в Ставке, рейхсфюрер.
Понятно. Дальше.
Слушаюсь. В ту же дудку и Шпейдель дудит: «это пока лишь ограниченные мероприятия». Даже после обстрела побережья с кораблей и в штабе Рундштедта, и в Ставке разброс мнений: вторжение? Диверсия? Отвлекающий маневр?
Гиммлер болезненно покривил щекой: цитата была удивительно «знакомой». Пятью минутами раньше он сам «оказался штабным пророком» и в тех же словах. Получалось, что Шелленберг не зря «пристёгивал» его к военным.
И долго разбрасывались?
Ещё продолжают, докривил щеку бригаденфюрер.
«Держа лицо» природа и навыки Гиммлер съехал глазами в сторону. Съехал вместе с пенсне: верный признак недовольства. Сдержанность не изменяла рейсфюреру, но обстоятельства были сильнее.
Ну, хоть до чего-то додумались?
Так точно.
До чего же?
Улыбка растянула лицо Шелленберга.
Сегодня! не выдержал Гиммлер.
Так вот, рейхсфюрер: в шестнадцать пятьдесят пять сегодня, шестого июня сорок четвёртого года, Рундштедт, наконец-то, сподобился на приказ: к вечеру уничтожить противника на плацдарме.
И как?
В шестнадцать пятьдесят пять
Рейхсфюрер спросил явно для проформы: надеждой в его вопросе и не пахло. Ответ бригаденфюрера «оправдал надежды».
Я ведь сказал, рейхсфюрер, что Рундштедт сподобился на приказ. Всего лишь.
То есть
Да, рейхсфюрер: англосаксы заняли плацдарм и укрепились на нём. Пока, во всяком случае.
Гиммлер опять «ушёл за очки» и принялся выбивать дробь пальцами по столу.
А, может, всё-таки отвлекающий маневр, Вальтер?
Рейхс-фю-рер! не поскупился на укоризну Шелленберг, в то же время «соблюдая дистанцию». Не Вы ли призывали меня держать глаза открытыми?!
Гиммлер опять «ушёл за очки» и принялся выбивать дробь пальцами по столу.
А, может, всё-таки отвлекающий маневр, Вальтер?
Рейхс-фю-рер! не поскупился на укоризну Шелленберг, в то же время «соблюдая дистанцию». Не Вы ли призывали меня держать глаза открытыми?!
Несколько мгновений Гиммлер боролся с лицом, а потом «оказался честным» и «спрятался за очки». «Отсутствовал» он минуту, не больше: рейхсфюрер СС был человеком дела, не падким на лирику и отвлечённую философию.
Это всё о
Вторжении!
«Помогая сформулировать вопрос», Шелленберг безжалостно добил сомнения начальства.
Всё, рейхсфюрер. О вторжении по состоянию на текущий час
Словно фиксируя исторический момент, бригаденфюрер отдёрнул рукав кителя.
всё!
Уже не блюдя себя, Гиммлер ещё больше помрачнел, но на этот раз не стал заслоняться очками.
Вы ведь пришли не за этим, Вальтер. Точнее, не только за этим. Не так ли?
Так, рейхсфюрер!
Шелленберг перестал улыбаться, несмотря на то, что улыбка была нормативным состоянием его лица. Вернее, казалась таковым: природа наделила его обманчиво-добродушной физиономией. Попутно она запрограммировала его характер на постоянную доброжелательность. Обезоруживающую доброжелательность, которую Шелленберг «доработал и запустил в производство». Некоторые «покупались» на это и принимали «мираж» за реальность. На свою голову принимали с неизбежными последствиями для задов: обезоруживал Шелленберг даже «вооружённых до зубов друзей»
Я слушаю Вас, Вальтер.
Рейхсфюрер, на дворе июнь сорок четвёртого!
Шелленберг добавил немного драматизма в традиционно насмешливый голос.
Поразительное открытие! покосился на лист откидного календаря Гиммлер.
Ирония шефа не смутила разведчика. Его не смутила бы и более серьёзная реакция, ведь он пришёл не наобум Лазаря. Он знал и ситуацию, и умонастроение Гиммлера.
Я хотел лишь напомнить Вам, рейхсфюрер, что сейчас не июнь сорок первого
Ну, не смею возражать. И?
С открытием второго фронта
Не торопитесь с выводами, Вальтер!
С открытием второго фронта, рейхсфюрер, с нажимом продублировал Шелленберг, в положении Германии произошёл драматический поворот. Ещё Бисмарк
Ой, только не надо Бисмарка! поморщился Гиммлер. Ну, вот, не любил он реминисценций на тему гибельности для Германии войны на два фронта. Хотя и понимал эту гибельность: по части трезвомыслия рейхсфюрер мог дать фору, кому угодно, хоть самому фюреру. Если, конечно, тот захотел бы взять.
Хорошо, рейхсфюрер, тактично «обошёл препятствие» Шелленберг. Но и без Бисмарка ясно: второй фронт это начало конца Германии. И повод для серьёзных размышлений!
Словно иллюстрируя сказанное, Шелленберг бесстрашно посверлил глазами начальство. За такие речи среднестатистическому немцу полагалась, в лучшем случае, пайка узника Дахау. В худшем случае власти экономили на пайке, но только не на среднестатистическом немце.
Но Шелленберг был не среднестатистическим немцем. Да и крамольные речи произносил не в очереди за эрзац-хлебом, а в кабинете главы службы, призванной следить за тем, чтобы никто и нигде не произносил таких речей. Поэтому рейхсфюрер только болезненно поморщился, тем и ограничив «критику неправильных взглядов». Тем паче, что взгляды были правильные. По сути его, рейхсфюрера, взгляды.
Что Вы предлагаете, Вальтер?
«По сценарию» Шелленбергу полагалось сейчас «подработать драматизму момента» и выдержать «мучительную» паузу. Но бригаденфюрер, хоть и был отменным актёром, и почище тех, что на сцене, не стал «нагнетать и усиливать».
Время принятия решения, дорогой рейхсфюрер!
Барабанная дробь пальцев высшего чина СС достигла апогея. И, если бы пальцы не были заняты работой со столешницей, рейхсфюрер немедленно угрыз бы их. Ну, так, как это делал «обожаемый» фюрер в момент принятия очередного «судьбоносного» решения.
Переводить сказанное Шелленбергом ему не требовалось. И потому, что они с бригаденфюрером говорили на одном языке, и потому, что мысли их работали в унисон. Да и «кое-какие практические наработки» в этом плане у обоих имелись. «Нарабатывать» они с Шелленбергом начали уже в сорок втором, когда стало ясно, что блицкрига не получилось в отличие от союза англосаксов с русскими против них. И пусть союз был ещё призрачным, больше на словах, чем на деле, но Штаты объявили войну Германии, и какую-никакую помощь русским, а оказывали. И самое главное: отчётливо вырисовывалась перспектива. Та самая, которую упорно не хотели видеть в ставке новоявленного Верховного Главнокомандующего: верёвочная петля стандартного исполнения персонально для каждого.