Надежда Воронова
Мертвые яблоки
Дедушка, я не увидела тебя при жизни, мне не довелось услышать твой голос, но всегда грела мысль, что ты узнал тогда о моем рождении! Ты хранил эту телеграмму под сердцемТы полюбил меня всей своей прекрасной душой и ушел через месяц Мой родной, я хочу кричать в небо я чувствую, я всю свою жизнь чувствую твою любовь! Для тебя, мой хороший Я помню, я люблю
Воспоминания о моем дедушке, Воронове Георгии Николаевиче, начальнике маневренной группы 92 Перемышленского пограничного отряда, записаны со слов моего папы Воронова Вениамина Георгиевича (22.09.1933 года рождения), очевидца событий в г. Перемышль в 1941 году.
***
«Забрезжил рассвет над Саном,
Тревожно запели птицы,
И мальчик-боец, пограничник
С заставы на берег вышел
Багровое солнце всходило,
И яблоки пахли кровью,
А накануне, ночами,
с другой стороны
выли волки»
Мой отец, Воронов Георгий Николаевич, родился 14 апреля 1910 года в селе Николаевка Ивантеевской волости Николаевского уезда Саратовской губернии1. Николаевка село особенное, которое славилось не только своими живописными пейзажами, но и своей самобытностью далеко за пределами губернии. Николаевка прекрасна: в северной части села раскинулись верховья Малого Иргиза, в окрестностях можно насчитать одиннадцать прудов и захватывающий по красоте каскад озер-стариц. Особенно хороша Николаевка весной, когда оживает степь: огненным цветом загораются тюльпаны, вспыхивают рябчики, в перелесках поляны покрываются белой скатертью ландышей. Цапли ловят лягушек в пруду, рядом мирно и величественно проплывают гордые лебеди.
Родители отца, Воронов Николай Давидович и Лупорева Анна Федоровна, обвенчались в Николаевской церкви 18 октября 1902 года. В семье один за другим стали появляться дети: Вера, Андрей, Георгий. Но счастье длилось не долго: в 1914 году Николай Давидович отправился на фронт, а вскоре Анна Федоровна умерла во время очередной эпидемии тифа. Так дети остались на попечении деда Давида Ивановича.
Отец рассказывал, как они мальчишками бегали по избе, а больной дедушка Давид, который уже не вставал с постели, грозил им: «Ух, черти неугомонные! Умереть спокойно не дадут!». Вообще, папа рассказывал о своем детстве очень мало, но в моей голове сложилась картина дружной крестьянской семьи, таких, исконных славян. Дедушка, Давид Иванович высокий, крепкий с шевелюрой седых волос и огромным крестом на груди, который даже на смертном одре находил силы воспитывать своих сорванцов.
После революции с фронта вернулся Николай Давидович, однако спокойствия в семье не наступило, ведь Мировая война сменилась Гражданской.
Отступавшие от Николаевска2 и Ивантеевки белогвардейцы закрепились в Николаевке в количестве 2 тыс. штыков и в сентябре 1918 года в селе завязались бои. Сражения продолжались двое суток, но успеха не имели. Атаки на белогвардейцев шли беспрерывно. Враг «красных» контратаковал, бросая в бой силы, подходившие из Марьевки. Наступлением красноармейцев командовал Комбриг Казарин-Тимонин, полки стали отступать к Ивантеевке, но в конце сентября наступление возглавил Иван Семенович Кутяков, который штурмовал Николаевку и обратил в бегство белочехов. Николая Давидовича забрали вместе с отрядом, так как он был фельдшером, вместе с этим отрядом он и сгинул.
Итак, восьмилетний папа остался сиротой, сначала они с братом и сестрой какое-то время продолжали жить у дедушки, затем, после его смерти, их увезли в Пугачев и определили в детский дом. Там отца обучили грамоте, хочется отметить, что обучили прекрасно, сложно встретить в наши дни настолько грамотно и аккуратно пишущего человека, каким был мой отец он прекрасно владел правилами пунктуации, орфографии, отличался чистописанием. Отец был очень рослым мальчиком, крепким не по годам, мылся всегда исключительно холодной водой с мылом, никогда не употреблял сахар и сладости. Вместе с братом им удалось устроиться в частную хлебопекарню, коих в Пугачеве насчитывалось великое множество: им тщательно мыли ноги и отправляли в огромный чан с тестом, которое из-за объема можно было вымесить только ногами. В течение, рабочего дня пить и есть им не давали дабы не потели. По мере взросления, отец стал искать выход из сиротских будней и нашел его в 1926 году он, благодаря помощи родственника, настоятеля Николаевского храма, Воронова Петра Степановича, приписал себе два года и поступил в военное училище, где проучился до 1929 года.
В 1930 году мой отец продолжил обучение в Харьковском пограничном военном училище НКВД им. Ф.Э. Дзержинского. Здесь, в прекрасном весеннем городе, он встретил мою маму Надежду Степановну Манжос3.
«В тот день ему показалось, что ангелы все-таки существуют, и даже иногда спускаются на землю, поражая окружающих своей чистой, благодатной красотой Она, в белом платье, сотканном, казалось из воздушных облаков. Тонкую талию обвивал шелковый пояс, который, причудливыми сплетеньями ткани, образовывал розовый бутон с боку. Накидка, соскользнула, обнажив покатые, белоснежные плечи. Легким движеньем руки, с неестественно тонкими запястьями, она освободила волосы, от сдерживающей их заколки, и они заструились шоколадными локонами по спине Она заметила, его завороженный взгляд Посмотрела И они растворились друг в друге
Это была любовь с первого взгляда Надежда и Георгий На этих улицах соединились, переплелись воедино их судьбы. Люди оборачиваются им вслед: «Красивая пара!». Они смеются»4
Молодые не тянули со свадьбой, а сразу после, в 1932 году счастливая семья обосновалась в городе Рыбница (Молдавская АССР), так как отца направили на службу во 2-ой Рыбницкий пограничный отряд ОГПУ СССР и уже 22 сентября 1933 года у них на свет появился я. Отец сам выбрал для меня имя Вениамин: «Сын любимой жены» так он говорил.
Ровно через четыре года у них родился мой брат, Валентин 22.09.1937.
Я мало, что помню про жизнь в Рыбнице: помню, как маму увезли на роды, папа умчался с ней, а меня оставили с кем-то из маминых подруг, она пыталась уложить меня спать, но мне было страшно и одиноко, очень хотелось к маме и я не понимал, зачем она вообще от меня уехала, помню, как потом они привезли розовощекого малыша и рассказали, что теперь у меня есть брат, помню, как любил бегать по лужам после дождя, помню, как ловил пчел и был ими жестоко за это наказан. Помню, что жен комсостава, в том числе и маму, на заставе обучали верховой езде и стрельбе из оружия. Вот такие воспоминания мальчишки о беззаботном детстве.
***
В конце 1939 года отец получил предписание явиться в город Перемышль и возглавить маневренную группу, вновь созданного 92 Перемышленского пограничного отряда.
Перемышль поразил меня до глубины души казалось, что я попал
в другой, абсолютно неизвестный мне ранее мир. Воздух города был насквозь пропитан ароматом яблок и вкусной выпечки. А вместо черного хлеба, к которому я привык, в местных магазинах продавались белые булочки. Можно сказать, что хлеба, как такового, там и не было, а были именно булочки.
Мы заняли большую обставленную квартиру, брошенную богатым хозяином, который бежал на Запад. В квартире было все: прекрасная мебель, огромные, тяжелые шторы на окнах, ковры на полу, а в гостиной был даже большой белоснежный рояль. Скажу прямо, такую роскошь я увидел впервые, так как до этого мы жили в элементарных, даже можно сказать, в спартанских условиях на погранзаставе.
Отец сутками пропадал на работе, а работа у него была сложной. На границе было не спокойно: нарушений, провокаций, даже убийств было очень много, кроме того шел процесс создания пограничных застав вдоль реки Сан. Помню очень яркий случай, который характеризует общее положение, в котором мы все находились. Только-только успел выпасть первый снег. Окна нашей квартиры с одной стороны выходили на железнодорожный мост и пустырь перед ним. Однажды утром, мама подошла к окну и невольно вскрикнула, отец подбежал к ней, его лицо напряглось, после чего он очень быстро и молча покинул квартиру. Оказалось, что на пустыре, на белоснежном снегу, мама увидела два обнаженных женских труппа. Потом отец рассказал, что это оказались жены двух офицеров из 99 стрелковой дивизии, которая также базировалась в городе. Несчастных женщин изнасиловали, убили и изуродовали тела поляки-националисты. Также были случаи, когда цирюльники из тех же поляков-националистов перерезали опасными бритвами горло офицерам дивизии, которые неосмотрительно пришли к ним побриться, ничего, естественно, не подозревая об их настроениях. Так что да, работа у отца была очень тяжелой и очень опасной.
Естественно, что в сложившейся ситуации все заботы по дому лежали на материнских плечах, однако, довольно скоро, отец нанял молодую полячку, которая владела русским языком и помогала матери по хозяйству. Девушка хорошо готовила, убиралась. А у мамы появилась возможность целиком и полностью посвятить себя нам с братом. Мы часто гуляли, читали, мне даже стали приглашать педагога, который учил меня игре на рояле.