Доброе утро, Олег. Я подошел к нему и, пожав руку, поблагодарил: Спасибо, буду знать, на что тот доброжелательно улыбнулся:
Всегда рады помочь, и тут же громко крикнул: Руперт!
От такого неожиданного окрика я даже вздрогнул, а из буфета выглянуло лицо тощего, маленького филиппинца, который преданно уставился на старпома:
Да, сэр.
Завтрак новому старшему механику неси, скомандовал он мессбою.
Есть, сэр, торопливо проговорил тот и исчез.
Не успел я устроиться за столом, как Руперт уже ставил передо мной тарелку с глазуньей и, немного поклонившись, пробормотал:
Приятного аппетита, сэр, и тут же поинтересовался: Сэр еще чего-нибудь желает?
Я осмотрел стол. У тарелки лежали вилка с ножом, а перед ней красовалась белая объемная кружка. Посередине стола расположился большой чайник с кипятком, возле которого стояли банка с растворимым кофе и молочник, а рядом на блюдечке было выложено несколько пакетиков с чаем различных сортов. Белый хлеб, масло, пара сортов сыра и пара сортов тонко нарезанной колбасы. Все вроде бы было на месте, и я, посмотрев на готового сорваться с места мессбоя, чтобы выполнить любое моё желание, успокоил его:
Все нормально. Ничего больше не надо, на что тот, еще раз поклонившись, вежливо пожелал:
Приятного аппетита, сэр, и исчез в буфете.
Старпом с кружкой ароматного кофе сидел напротив меня.
Как ночевалось? поинтересовался он. Филины музоном не задрали?
Ты знаешь, поделился я с ним, намазывая хлеб сливочным маслом, я, честно говоря, и не слышал их. Хоть и разница во времени девять часов, но как провалился. Даже снов не видел.
И, налив себе кипятка в кружку и положив в неё пакетик с черным чаем, принялся осторожно прихлебывать его.
Отлично. Старпома удовлетворил мой ответ.
Мы немного поговорили, и старпом, встав из-за стола, пояснил мне:
Пойду своих филипков долбать, чтобы топливо убирали, и тут же добавил: А ты долго не рассиживайся иди к деду, а то, я смотрю, его и на завтраке не было. Похмеляется, наверное, усмехнулся он, но тут же добавил: Но ты ему пить не давай, а то никакой передачи у вас не получится, и, махнув на прощанье рукой, он вышел.
Закончив завтрак, я пошел к «деду». Каюта его была на две палубы выше кают-компании, так что пришлось вновь вызывать лифт, чтобы попусту не тратить силы. Я чувствовал, что они сегодня мне ох как пригодятся.
Каюта была закрыта, но после моего требовательного стука, ключ в двери повернулся и мне открыли дверь.
«Дед» был чуть ниже меня ростом, прилизанный лысоватый пузан с опухшей с бодуна физиономией, застиранном выцветшем комбезе, который был ему короток, и из-под коротких брючин смешно выглядывали голые лодыжки и стоптанные тропические туфли. По возрасту он был не намного старше меня, а может быть, такого же возраста, как и я, по его опухшему красному лицу это было трудно определить.
В руке он держал банку с пивом и не совсем понимающим взглядом уставился на меня.
Чё надо? еле ворочая языком, прохрипел он.
Замена тебе пришла! как можно бодрее попытался обрадовать я его.
Переваривая полученную информацию, «дед» какое-то время смотрел на меня, но, чего-то сообразив, сделал неверный шаг в сторону, освобождая проём двери, и широко махнул рукой:
Заходи.
Он показал кивком головы, куда мне надо проходить, и, подождав, пока я переступлю порог, с треском закрыл дверь.
От такого сотрясения переборок я невольно вздрогнул и обернулся на «деда», который неверной походкой подошел ко мне и протянул руку:
Василич, растягивая буквы, еле выговорил он, энергично помогая себе произнести эту трудную фразу поворотом головы слева направо, от плеча к плечу.
Михалыч, подыграл я ему, но мой сарказм «дедом» был, конечно, не понят, и он, пройдя к банкетному столику, стоящему у дивана левого борта, вновь воззрился на меня, что-то соображая.
Пиво будешь? наконец-то разразился он сакраментальной фразой, по всей видимости стоившей ему значительного труда, указывая на столик широким барским жестом.
На столике стояли тарелки со вчерашней закуской, недопитая бутылка «Джонни Уокера» и несколько банок пива.
Не, не буду, отказался я, дел сегодня невпроворот. Дела у тебя принимать буду.
Ну, как знаешь, вальяжно отреагировал на мои слова «дед», не обратив внимания на мою последнюю фразу, и отхлебнул из банки, которую по-прежнему держал в руке.
Видать, «дед» уже хорошо опохмелился. Язык у него уже прилично заплетался, и к каким-либо действиям, например передаче дел и работе с документацией, он был явно неспособен.
Я смотрю, ты сейчас не в состоянии заняться делами? вопросительно глянул я на «деда».
Эт ты точно подметил, честно согласился «дед». Вчера так наотмечались, что сегодня надо отдохнуть. Кристмас же попытался он объяснить своё состояние.
Понимаю, что Кристмас, уже недовольно смотрел я на полупьяное создание. Но дела делать-то надо?
Ты меня, конечно, прости как тебя там? забыв моё имя, тупо глядя мне в глаза, переспросил он.
Борис Михалыч, уже жестко напомнил я ему.
Да-да, Борисыч, ты меня извини, но давай начнем после обеда. Поспать мне надо. «Дед» уже виновато смотрел на меня.
Лады, согласился я с ним, развернулся и вышел из каюты, стараясь не показывать свое раздражение и злость от полученного общения.
Надо было что-то делать. Надо было начать ознакомление с судном, поэтому, увидев рядом с каютой старшего механика каюту второго механика, я постучал в неё.
Со вторым механиком Евгеничем мы встречались во Владивостоке. Это был спокойный, неразговорчивый мужик моего возраста. В пароходстве он работал старшим механиком, но тут из-за неважного, мягко говоря, знания английского языка его взяли только вторым. Он на неделю раньше меня выехал из Владивостока, и только после постановки судна к причалу его привезли на судно.
Из каюты раздалась негромкое приглашение:
Кому чего надо? Заходи. Дверь не заперта, перемежаемое такими знакомыми русскими междометиями.
Толкнув дверь, я вошел в каюту.
Если у «деда» был относительный порядок, исключая разгром на банкетном столике, то тут стоял настоящий кавардак.
Стол был завален чертежами и папками, на диване валялись одеяла и различная одежда, в углу была свалена грязная роба, а посередине каюты стоял Евгенич и переодевался в свежий комбез.
Увидев меня, он изобразил на лице подобие улыбки и сделал шаг навстречу.
Я приветствую вас на борту этого сраного корыта, негромко проговорил он, криво усмехаясь.
Привет-привет. Я в приветствии тряхнул его руку. Чего так пессимистично? не понял я его.
А что, не видно? Он невесело смотрел на меня.
Пока еще не врубился, куда я попал, но чувствую, что глубоко в задницу, так же невесело ответил ему я.
Во-во, именно там мы сейчас и находимся. Тон Евгенича не изменился. Да что тут говорить Он полностью застегнул молнию на комбезе. Пошли в машину. Сам всё увидишь. И, увлекая меня за собой, направился к выходу.
Выйдя в коридор, он вынул ключ из кармана и, отвечая на мой удивленный взгляд, пояснил:
Каюту всегда закрывай. Мало ли кто тут может шарахаться. Это тебе не на нашем флоте, где всем гостям всегда рады. Тут и воры могут ошиваться.
Он запер каюту, и мы прошли к лифту.
Евгенич нажал кнопку с надписью «ЦПУ» (центральный пост управления), и, спустившись до самого низа, мы вышли в просторном, хорошо освещенном помещении.
По ушам сразу ударил звук работающего дизель-генератора, стоял запах горячего железа и нагретого масла.
Палуба в этом помещении красилась очень давно, поэтому её когда-то зеленый цвет поменялся на непонятный как говорил один из боцманов еще в моей юности, на сюзюлевый. Но освещение было в норме. Флуоресцентные лампы ярко освещали все это помещение. Посмотрев налево, я увидел огромную фекальную установку и такие же внушительного размера воздушные баллоны с установленными рядом воздушными компрессорами.
Не работает, сразу объяснил Евгенич, увидев мой взгляд на фекальную установку. Тут много чего не работает после этих долбаных греков, и, махнув мне рукой, чтобы я следовал за ним, повернул за угол, где был вход в ЦПУ.
Войдя в ЦПУ, я огляделся. Здесь было тихо и чисто, хотя резиновый коврик, уложенный вдоль ГРЩ (главный распределительный щит), был грязным и вздымался от пропитавшего его масла пузырями. Пульт управления главным двигателем тоже был чист, а над ним разноцветными огоньками светилась мнемосхема всех механизмов машинного отделения. Так как главный двигатель стоял, то большинство лампочек на нём горело красным цветом.
В ЦПУ сидело несколько человек, которые, прервав разговор, с любопытством смотрели на меня. Было понятно, что это вахтенные мотористы и механики, пришедшие на утреннюю разводку.