Путеводитель по Москве 1937 года сообщал: «От Пресненской заставы по Трехгорному валу спускаемся к «Прохоровке». На «Прохоровке» теперь фабрика Трехгорной мануфактуры им. Дзержинского еще в 90-х годах прошлого столетия зародилось революционное движение. В 1893 г. здесь уже существует социал-демократическая партийная организация. В течение 19021903 гг. на фабрике успешно проходит ряд экономических стачек. В декабрьские дни 1905 г. «Прохоровка» становится центром революционной борьбы на Пресне. После объявления декабрьской забастовки прохоровцы организованно бросают работу и снимают затем рабочих соседних предприятий. Здесь 10 декабря организуется боевой штаб. Руководителем боевых отрядов был большевик Литвин («Седой»). Боевые дружины «Прохоровки» принимают активное участие в боях на баррикадах Пресни. 17 декабря, когда карательный отряд семеновцев во главе с полковником Мином занял Пресню, фабрика подверглась ожесточенной бомбардировке. 19 декабря Мин занял Прохоровскую фабрику и учинил дикую расправу над рабочими, особенно захваченными им дружинниками. На месте, где были расстреляны рабочие-участники восстания 1905 г. (в проходе между фабричными корпусами), установлена мраморная мемориальная доска; надпись на доске заканчивается словами:
«Спите, дорогие товарищи, мы за вас отомстим.
Вы первые подняли знамя восстания.
Мы донесли его до диктатуры пролетариата.
Клянемся донести до торжества мирового коммунизма.
От рабочих Красно-Пресненской Трехгорной мануфактуры 19051923 гг»».
И продолжение экскурсии: «От фабрики проходим в рабочий поселок им. 1905 г. До революции здесь тянулись ряды фабричных казарм, деревянных лачуг и находилась свалка отбросов и нечистот. В 1923 году у въезда на свалку появился плакат: «Свалка закрыта», а весной 1925 г. здесь началось строительство большого нового рабочего поселка. Мрачные, тесные фабричные казармы «прохоровские спальни», в которых жили раньше рабочие, перестроены в светлые, комфортабельно оборудованные квартиры.
«Я помню грязь, скученность, пьянство и драки в прохоровских спальнях, говорит старейшая ткачиха Трехгорки Мария Ивановна Васильева, я жила тогда в тяжелых условиях. В одной комнате находилось по две семьи. В коридоре, бывало, жило с полсотни, а то и больше человек».
Сейчас поселок им. 1905 г. благоустроенная часть города. По обеим сторонам улиц возвышаются большие жилые дома. В поселке столовая, вечернее кафе, клуб, радиоузел, телефонная станция, школы, ясли, аптека, поликлиника, механическая прачечная, парк культуры и отдыха и детский парк».
Даже детский путеводитель по городу под названием «Даешь Москву!» не обошел тот поселок вниманием: «Рекомендуем посещение фабрик и заводов связывать с экскурсией по рабочему поселку, чтобы познакомиться с бытом московских рабочих. Пример такой экскурсии мы даем по району около Трехгорной Мануфактуры.
Против Трехгорной Мануфактуры, на Нижней Пресне, на двух возвышенностях выделяются два белых дома, окруженные садом и надворными постройками. Это бывщая усадьба владельцев фабрики Прохоровых. Теперь один дом занят клубом Трехгорной Мануфактуры, другой яслями. В яслях воспитывается больше 200 детей, а раньше здесь жила всего одна семья. Усадьбу полукольцом окружают красные однородные корпуса. Это фабричные спальни для рабочих, построенные до революции. В них были помещения «манежи» на 250300 коек для холостых и комнаты для семейных, в которых на небольшой площади жило по нескольку семей. Пользование спальнями ставило рабочих в большую зависимость от фабриканта. В настоящее время «манежи» перегорожены на комнаты в 45 коек, а в семейных спальнях живут по одной семье. Строящееся здание среди казарм будущий театр.
Рекомендуем, выйдя из усадьбы, по Нижней Пресне пройти на Студенецкую ул., по ней до столовой, где свернуть в Смитовский (так в оригинале АМ.) пер., а этим переулком на Камер-Коллежский вал к Пресненской заставе. Там мы увидим широко развернувшееся рабочее жилищное строительство. Дома двух типов: деревянные термолитовые на 4 квартиры и большие каменные корпуса на 5075 квартир. Преобладают последние. Всего построено с 1925 г. (время основания жилкооперации) 53 дома и вселено около 13 000 человек. К зиме 1929/30 г. должны быть достроены еще 10 домов примерно на 5 000 человек. Обрати внимание на мероприятия, принимаемые для обслуживания всем необходимым рабочих данного поселка: магазины кооператива «Коммунар», кооперативные и государственные ларьки, почта, телеграф, сберкасса и т. д. Особенно надо выделить столовую пример нового быта. Рекомендуем осмотреть ее (с разрешения заведующего). Ее пропускная способность 3 3 1/3 тыс. обедов в день при персонале в 80 человек. Она значительно механизирована: имеются хлеборезка, картофелечистка, посудомойка и другие приспособления, действующие при помощи электричества. Все это намного сберегает труд рабочих. Например, посудомойка, работая около 3 часов, заменяет 4 рабочих при 8-часовом рабочем дне.
Отметим и другие культурные начинания в районе: детские сады, школы, стадион, меры по благоустройству рабочего района мостовые, тротуары, автобусы, скверы и проч.»
В большом количестве выходят мемуары работников мануфактуры, посвященные подготовке к восстанию и собственно восстанию. Вот, к примеру, одно из таких воспоминаний, оставленное П. Ефимовым: «Большая кухня-столовая Прохоровки начиная с октябрьских дней представляла из себя беспрерывно митингующий котел, собравший тысячами рабочих как Прохоровки, так и окрестных мест Это был даже своего рода революционный университет. Тут разрешались экономические вопросы, разрабатывались требования, выбирался делегатский корпус. Тут же беспрерывное пение революционных песен, устройство флагов, знамен, транспарантов и место хранилища их. Тут происходили большие митинги и диспуты между эсерами и эсдеками. Все это происходило в полном и весьма чинном порядке все выступали свободно и выслушивались с большим интересом. И даже скажу, что именно на основе партийных сборов публика очень и очень многое себе уяснила».
Другая работница, Е. Салтыкова, вспоминала: «10 декабря мы, рабочие и работницы «Прохоровки» вышли на демонстрацию. Шли по Большой Пресне. Дошли до Волкова переулка вдруг навстречу казаки! Старший из них скомандовал: «Пли!» Но казаки опустили свои ружья и уехали. Спустя некоторое время появилось еще больше казаков. Они остановили нас и выстрелили в воздух. Мы вынуждены были вернуться. После этого, на собрании в Большой кухне, решили вооружиться кто чем может. На следующую ночь мы вышли строить баррикады. Я вспоминаю, как все мы, работницы, пилили телеграфные столбы, снимали ворота домов, дружно строили баррикады и опутывали проволокой всю Пресню.
Я работала в боевой дружине сестрой милосердия, в нашей же дружине был мой муж Салтыков.
Вот идем на баррикады, а нам навстречу едут казаки. «Расходитесь и уберите флаг с баррикад», говорят казаки. А мы им отвечаем: «А вы почитайте, что на флаге написано». Тут офицер строго крикнул: «Убирайтесь сейчас же!» но мы не испугались казаков и бодро пошли со своими знаменами на баррикады.
Мы боролись на баррикадах Пресни около десяти дней. Но дальше продолжать борьбу было невозможно: царские опричники, окружив Пресню со всех сторон, начали нас жестоко обстреливать.
Бой стал понемногу утихать. Утром, не помню какого числа, приехали семеновцы. Пошли обыски, аресты. Все участвовавшие в восстании стали жечь свои бумаги, у кого что было. У моего мужа остались винтовка и шашка, а у меня револьвер. Мы спрятали оружие. Дошел черед обыска и до нас. У нас ничего не нашли, и, когда семеновцы вышли, мы успокоились. Но наше спокойствие было недолгим. Во время обыска в других комнатах кто-то сказал жандармам, что я и муж участвовали в восстании. Через несколько минут семеновцы вернулись. Мой муж был в это время дома и сидел с ребенком. Опричники крикнули: «Кто здесь Салтыков?» Он сказал: «Я». «Вы участвовали в боях?» спрашивают они. Мы свое участие отрицаем. Тогда они говорят моему мужу: «Вы одевайтесь и идите с нами, а вы, обратились они ко мне, останьтесь пока с ребенком».
На другой день меня допустили к мужу. Здесь он мне сказал: «Дуня, воспитывай нашего ребенка, я больше не вернусь, суждено мне погибнуть от рук палачей».
В 4 часа 30 минут дня начались расстрелы. Кругом раздавались крики, стоны это стегали плетьми и истязали рабочих во дворе нашей фабрики. К вечеру истязание кончилось. Я одна вошла во двор и спросила сторожа Михаила, не видел ли он моего мужа. Сторож мне ответил, что мужа уже расстреляли в третьей партии; стреляли в мужа два раза на глазах у сторожа и всех убитых в двух повозках увезли в часть. Пришла я в часть, но найти мужа мне не дали. В конце концов меня послали к приставу за разрешением.
После всяческих издевательств пристав дал пропуск. Вошла я в первый сарай, вижу лежит груда обнаженных тел. Искала, искала но мужа не нашла. Во втором сарае тоже не нашла. Но в третьем вижу лежит мой муж с пробитой головой, одна пуля попала в грудь, четыре пули в боку. Рабочие и работницы «Прохоровки» помогли его похоронить. Выполняя его просьбу, мы похоронили его в красной рубахе.
Меня с фабрики выбросили на улицу. Деваться было некуда, и я уехала в деревню. Спустя некоторое время, не знаю от кого, получила 50 рублей денег, поехала в Москву и поступила к старому хозяину Прохорову. Хотя и с трудом, но меня приняли».