А теперь сестра-дракон пришла по Мишину душу.
Вам к окулисту и прям сейчас. А Вы, она перевела взгляд на меня и, не признав, перепросила: это Вы? Что-то Вы как-то это, девушка не нашла образа и бросила фразу, перескочила на следующую, короче, Вас прокапают после обеда. Пока свободны.
Я свободен! Господи! Откуда в человеке берется энергия? Уж не из полупроцентного ли кефира? Стоило остаться одному, я надел волшебные кроссовки и взбежал на двенадцатый этаж. В моем движении не содержалось ни цели, ни перспективы, но было желание и энергия, как в шампанском, которое долго держали в тепле. Двенадцатый этаж онкология Если идти к символам, это банально и не точно тогда на двенадцатом этаже должны поселиться инфаркт или пневмония
Но сам этаж не представлял для меня никакого интереса. Мне нужен был ход на крышу. Вот решетка, за ней ступени на чердак. На решетке замок. В жизни сам не вскрывал замков. Я пожалел, что сбежал от Михи. Уверен, он бы справился с этим запором легким движением руки. Что сей предмет против мотора производства Bayerische Motor Werke! Но я один. Что делать? Озираясь и изображая невинность, улучаю момент, подскакиваю к решетке гигантским кенгуриным шагом, хватаюсь обеими руками за замок и изо всех сил тяну на разрыв. Все-таки еще недавно, на воле, я отжимался сто раз от паркетного пола на кулаках Хотя, конечно, безнадега.
И тут руки разлетаются в стороны, что гусиные крылья, свободные ладони бьются в кровь о рифленые прутья. Оказалось, замок только притворялся запертым, силы не нужно. Чертыхаясь, я проскакиваю за решетку, аккуратно прилаживаю замок за спиной. Неожиданно в нем что-то предательски щелкает. Но мне сейчас нет до этого дела. Я вижу люк. Еще миг, и в лицо бьет свежий воздух. Он пахнет радостью, как вкус свежей бумаги. Как же быстро забываешь, что есть счастье! Что счастье есть. После палаты, на крыше, где носятся ветра, этот запах единственная сущность, которая ответила на вопрос, в чем оно, простое, как золотое яичко, счастье Простое человеческое счастье.
Но касание с ветром оказалось кратким, и оборвалось так же неожиданно, как началось. Путь на крышу мне преградило тело. Чтобы быть точным, сначала мне в лоб и немного в нос больно попало колено, и на миг слезы застлали мой взгляд. Я отступил вниз, с силой протер глаза, но попал свежей царапиной о бровь и вскрикнул.
Что, сердце? донеслось до меня. Человек с крыши оказался весь передо мной, ступенькой выше. Я упирался ему в грудь носом.
Нет, рука! зачем-то честно ответил я.
А, рука! А я решил, что душа Загадал, кто мне сюда на смену, художник, поэт или самоубийца? произнес человек.
И мягкий голос, и доброжелательный взгляд говорили о том, что он рад встрече, будь я хоть художником, хоть поэтом, пусть и поэтом-самоубийцей.
А почему не строитель? уточнил я, хотя спросить-то хотел другое.
Мне показалось, что этот человек не вполне русский. Уж больно радушно и открыто он встретил незнакомца, прущего буром в его вотчину. Мне запомнилось, как мой товарищ из Германии, оказавшись в Москве, вынес вердикт: «Очень понравилось. Никто зазря не улыбнется».
В ответ на мой вопрос человек рассмеялся, отклонившись назад. Его голова вынырнула из люка. Есть люди, которые, изображая смех, хихикают себе в грудь, как-будто прячут смешинку. А этот из тех, кто возносит смех к небу, потому что радости иначе мало места. В освободившееся пространство залетел свет, и я сумел рассмотреть моего нового знакомого. Так случается, пусть это большая редкость увидеть человека именно таким, каким его себе представляешь. Это теория притяжения. Ты притягиваешь то, о чем думаешь. Данная нам в ощущениях физическая реальность это только плоскость, а плоскость не так уж сложно свернуть в трубочку и перевязать поперек ленточкой мысли. Есть космос систем, в нем установлена иерархия, как в хорошей семье, и в иерархии систем наши мысли выше, чем наше рукоделие, дело рук наших. Двенадцатый этаж выше седьмого. Но как быть с пятым этажом недостроенной лечебницы? Он выше, потому что тоже крыша? Отставить вопросы, их цепочки бесконечны, потому что замкнуты в кольца. А я тут, в больнице не из-за них. Хотя кто знает, если допустить строгость Иерархии
Стоп. Человек стоит передо мной. И он такой, каким я его вообразил себе накануне. Тот человек, которого я не разглядел на краю крыши. Бородка с сединой, нос прямой, как по линейке, с крохотной плоской площадочкой на переносице, свидетельствующей о сильном прямом ударе, полученном когда-то. Высокий лоб, веселые светлые глаза. Крепкая шея. Жилистые запястья. Так должен выглядеть художник.
Стоп. Человек стоит передо мной. И он такой, каким я его вообразил себе накануне. Тот человек, которого я не разглядел на краю крыши. Бородка с сединой, нос прямой, как по линейке, с крохотной плоской площадочкой на переносице, свидетельствующей о сильном прямом ударе, полученном когда-то. Высокий лоб, веселые светлые глаза. Крепкая шея. Жилистые запястья. Так должен выглядеть художник.
Я арендовал крышу до полудня. Неделю здесь хозяйничаю. А строителей ни разу не встретил.
Он присмотрелся ко мне и вынес вердикт.
А рука Ваша не строителя и не прораба.
Но и не рисует.
Он просто протянул мне ладонь. Я пожал отданную мне руку, но заметил:
Не боитесь вируса? Рукоприкладство не рекомендовано. Вы тоже пациент?
Признаюсь честно ничто во внешности этого человека не говорило о расстройстве мозга или души, но мне отчего-то подумалось, а есть ли в этой больнице отделение для лечения космоса души? Неврология есть, она на одиннадцатом этаже
Человеку свойственно бояться того, чего он не видит и не понимает. До армии мне было страшно драться с дебилами. С тех пор я сам становлюсь дебилом и бью первым А на крыше страшновато поначалу встать на рант и глядеть под ноги, держа в одной руке блокнот, а в другой карандаш. Мозг он такая собака невоспитанная, его то и дело нужно убеждать, что у тела есть опора. По жизни так. Не по себе без опоры, вот и тащимся от кормушки к кормушке. От конвейера к конвейеру.
А в цеху художников тоже свои конвейеры? Я слышал, что художник начинает зарабатывать только после смерти, попытался пошутить я, испытывая некоторую неловкость от нахождения на уровне груди человека, который явно настроился порассуждать о жизни.
Заработки не по адресу. Я бездельник по жизни. У нас жена трудоголик, а я просто рисую, то есть пишу. Разделение труда, ответил художник и присел на ступеньку, так что теперь я оказался даже выше него.
Оказалось, волосы на затылке еще не поседели и создавали впечатление, что на голове крохотная кипа. И я заметил невпопад, что крыша у каждого своя, и для своей надобности, так что разделение труда это в точку. Разглядев кипу, я вспомнил о кочевнике.
А у меня тут жена лечится, упредил он незаданный вопрос, У нее ежедневная химия. По утрам и после обеда. Пока она там, я сюда.
Слова про химию я пропустил мимо ушей, за что позднее корил себя. Наверное, причина в том, что в школе я ненавидел этот предмет настолько, что одно упоминание слова «химия» по-прежнему вызывает изжогу. Тем более, что я был увлечен воспоминанием о кочевнике.
Вы рисовали парня в красном? Он молился под Вами, на соседней крыше
Кого?
Вчера, перед сиреневым закатом.
Нет, он не помнил никого в красном. Хуже того, он не помнил сиреневого заката. Небо было малиновым, утверждал он, и в лице прорезалось выражение упрямства. Видя, что мое лицо поскучнело, он сообщил, что рисовал кошку на крыше. В подтверждение своих слов он принялся перелистывать блокнот. Оттуда выпал листок, и опустился мне прямо под ноги. Я поднял его. На бумаге голова женщины с черепом, лишенным волос. Так выглядит одуванчик, когда с него только что сдули тычинки.
Ни в чем не изменил себе одуванчик,
А как изменился!2
Художник двумя пальцами, как японскими палочками о-хаси, изъял у меня из рук рисунок. Выражение его лица изменилось, безмятежность уступила место крайней озабоченности или сосредоточенности. Я засомневался, не из того самого ли отделения все-таки мой собеседник.
Вы туда, или Вы сюда? обратился он ко мне, как к совершенно незнакомому человеку, загородившему ему дорогу вниз.
Что ж Я разочарован. Я готов согласиться: на крышу как-нибудь в другой раз. А Миха вот-вот вернется от глазника, или, как тут поправляют, от офтальмолога Мы подходим к решетке, я пропускаю художника вперед. Он берется за замок, но тот защелкнут. Мы в ловушке.
Ой, кто ж нас запер! Незадача. Незадача случилась на даче Ай-ай-ай.
Я только глаза потупил, как поступал в школе, на уроках химии, когда химоза вызывала меня к доске. Цедваашпятьоаш.
В руке художника блеснул мобильный телефон. Надо же, еще кто-то пользуется старорежимной техникой, а не смартфоном. Неверно поняв мой заинтересованный взгляд, человек пояснил, что вызванивает он сына, который тут служит интерном. Пусть поднимется и выпустит, он парень рукастый.