Наконец, я выражаю свою искреннюю благодарность Терри Смиту, у которого я столькому научилась со времени первой нашей встречи в 2010 году и без которого было бы необычайно трудно найти новый язык и ясные перспективы во множестве нюансов вселенной кураторства. Его проницательность, терпение и неутомимый любознательный дух обогатили мою жизнь и обогатят жизни тех, кому в ближайшие годы посчастливится прочитать эту и предшествующую книги. Возможность работать с таким преданным своему делу человеком, как Терри, подарила вдохновение и была для меня большой честью.
От автора
Прежде всего я приношу благодарность своим двенадцати собеседникам, которые согласились участвовать в обсуждении, а затем тщательно работали над тем, чтобы превратить изначальные обсуждения в читаемые диалоги, достойные посвященного им совместного времени и, мы надеемся, времени каждого читателя.
В ходе подготовки этой книги я многое извлек из публичных и частных бесед о кураторстве с Мэри Джейн Джейкоб, Джулианом Майерсом, Софией Эрнандес Чон Куй, Полом ОНилом, Джоанной Бертон, Лиамом Гилликом, Цю Чжицзе, Манрэем Су, Хунджоном Линем, Занни Бегг, Роузли Голдберг, Дэном Байерсом, Даниэлем Бауманном, Тарой Макдауэлл, Ребеккой Коутс, Кьярой Костой и Максом Шеклтоном.
Я благодарю своих коллег из Национального института экспериментального искусства, из Университета Нового Южного Уэльса, и в частности с факультета искусства и дизайна, особенно Джилл Беннетт, Росса Харли, Денниса дель Фаверо и Лиззи Мюллер, а также всех, кто комментировал рабочий процесс на моих семинарах в этих учебных заведениях. Мои коллеги из Университета Питтсбурга, особенно Барбара Макклоски и Изабель Шартье, по-прежнему стимулируют и поддерживают мои исследования кураторства, равно как и студенты моих магистерских семинаров по современному искусству и кураторству, а также бакалаврских семинаров по музееведению.
В Международной ассоциации независимых кураторов я хочу поблагодарить Марию дель Кармен Каррион за ее координационную деятельность, Рено Проша и всех тех, кто помогал в подготовке публичных мероприятий, на которых начинались многие из бесед в этой книге.
Ли Маркопулос проделала поистине выдающуюся редакторскую работу. Ее понимание проекта книги, ее чувствительность к тонкостям кураторства и этих бесед, а также внимание к деталям определили качество данного труда.
Больше всего я хотел бы поблагодарить Кейт Фаул за ее постоянную поддержку, критическую проницательность и приверженность делу рефлексивного кураторства.
Посвящается Кейт
Дискурс
Пожалуй, самое значительное изменение в кураторской практике за последнее десятилетие заключается в том, что ее поле стало заметно более дискурсивным. «Дискурс» весьма интересное слово. Его общее значение вполне очевидно: это любая письменная или устная коммуникация или же обстоятельный рассказ о чем-либо. Корни слова восходят к латинскому глаголу «discursus», означающему бегать взад-вперед, что является идеальным кратким обозначением для процесса спора, каким он был в Средневековье. В позднем среднеанглийском языке слово «дискурс» описывало общий процесс рассуждения, тогда как во французском глагол «discourir» значил «убегать». В начале семидесятых годов философ Мишель Фуко использовал это слово, чтобы указать на коды, условности, репрезентации и привычное использование языка, которые, как он полагал, порождали исторически и культурно специфичные области значений. Он понимал профессии как дисциплинарные практики, а социальные институты как дисциплинарные формации. Фуко стремился подчеркнуть то, как власть действует во всех типах отношений, являясь в то же время совершенной, а потому открытой к оспариванию и изменениям посредством индивидуального и коллективного действия[1]. Эти идеи повлияли на интерпретации и научное использование понятия дискурса сегодня: оно обозначает мыслительные практики и лексикон институций, культурных сфер и практик; язык конкретных социальных групп или культур; специализированные области академических исследований; даже определенные методы мышления или стили в истории мысли, такие как психоанализ, структурализм, постмодернизм и деконструкция.
Кураторы узнают себя в каждом из этих значений, а то и в каждой подкатегории. Дискурсивность сегодня повсюду. Кураторы стали чаще и более публично говорить о том, чем и как они занимаются. Кроме того, они глубже и менее скованно рассказывают о том, почему они этим занимаются. Они более пытливо говорят о кураторстве как о практике, которая основана на процессе концептуализации и направлена на производство нового знания не меньше, чем на свои традиционные задачи: хранение коллекций, планирование программ, работу с художниками, монтаж выставок, привлечение и обучение зрителей. Безусловно, кураторы охотнее обсуждают эти неизменные и новые стороны своей дисциплины с другими кураторами, но они также регулярно связывают свои проекты с мыслью философов и историков, ученых и социологов, сохраняя при этом постоянную связь с актуальными идеями внутри более близких им профессий и занятий, таких как история искусства, художественная критика, продажи искусства и культурные индустрии. Взаимодействуя друг с другом и с окружающими, кураторы создают ощущение, что, несмотря на всю конкуренцию, противоречивые устремления и внутреннее многообразие, их дело общее. Книга «Беседы с кураторами», прежде всего, свидетельствует о том, что дискурс во всех своих смыслах находится сегодня в авангарде и самом сердце кураторства.
Эти перемены не случайный побочный эффект «лингвистического поворота», который произошел во всех академических дисциплинах в шестидесятые и семидесятые годы и проявил себя в концептуальном искусстве. Они, если быть точным, стали непосредственным историческим результатом интенсивного обмена между художниками и кураторами, происходившего в эти десятилетия, взаимодействия, на глубинном уровне формирующего с той поры обе практики[2]. Несмотря на то что описания влияний художников на кураторство сосредоточились на ослаблении музеологических ограничений и возвышении кураторской субъективности, не стоит забывать о когнитивных и дискурсивных аспектах концептуального искусства. Концептуалисты оставили резонансное наследие, которое становится все более значительным, несмотря некоторую замедленность этого процесса. Художники-концептуалисты были активны и в области внутренней политики мира искусства. Они осознанно взяли на себя критическую публикацию собственной деятельности, сместили ее теоретическое обоснование и оказывали мощное влияние на способы ее экспонирования. Они отзывались на то обстоятельство, что большинство кураторов, критиков и теоретиков, не говоря уже об историках искусства, оказались способны признать преобразующий потенциал искусства. Подобным образом в восьмидесятые и девяностые годы некоторые кураторы реагировали на состояние мира искусства, которое они наблюдали: его одержимость деньгами и рынками, возвращение к анахроническим медиа и реакционными мифам о художниках, выставки-«блокбастеры» старых мастеров и ползучий корпоративизм, страх масштабных инноваций и слепоту к искусству большей части мира. Как и концептуалисты, которыми они восхищались, эти кураторы расширяли границы кураторства с целью поиска лекарств от этих недугов. Разные типы кураторства, которые можно выделить в практике представленных в этой книге кураторов и которые я вкратце опишу, происходят непосредственно из этой ситуации[3].
Что в русле этой книги можно сказать о «современности»? Само появление этого издания связано с новым или по крайней мере недавним фактом, касающимся кураторства: тем, что оно получило широкое признание в качестве значимой профессии, оказавшейся среди центральных импульсов современной жизни и в то же время способной предложить поразительно оригинальные и острые трактовки трудностей и противоречий нашей современности. Представление о том, что сегодня все «курируют» все, лишь фикция и фантом относительной привилегированности. Быть современным сегодня значит нечто большее, нежели просто быть в курсе последних новостей, идей и позиций, это больше, чем идти в ногу со временем, больше, чем все более активная мгновенная глобальная связь, возможность путешествовать во времени и пространстве, погружение в насыщенную среду образов и количественное возрастание общих знаний о мире. Жить сегодня это также быть чувствительным к диким экспериментам большинства систем правления, имплозии рамок глобальной экономики, зияющим пропастям между имущими, малоимущими и неимущими, несоразмерность предположительно универсальных систем мировоззрения, одновременность разрозненных темпоральностей, напряженная близость культурной инаковости, а также тому очевидному факту, что заключенный эпохой модерна договор с планетой исчерпал свои возможности и нам жизненно необходим новый.
Художники повсеместно реагируют на эту ситуацию, и кураторы призваны им помочь, присоединиться к общемировым усилиям по созданию общества, которое переживет потрясения глобального капитализма, возрождение фундаментализма и последствия изменения климата. Некоторое время назад я попытался определить, что значат все эти обстоятельства для современных художественных критиков, теоретиков и историков искусства. Моя формулировка получилась весьма сжатой, поэтому позвольте мне ее воспроизвести без изменений: «Работа с публичным пространством, представление мира и всеобщая связь вот что наиболее беспокоит художников в наши дни, поскольку это составляет самую суть современного бытия. Все чаще эти заботы берут верх над остаточными различиями на основе стиля, способа, медиума и идеологии. Они присутствуют во всем искусстве, которое по-настоящему современно. Обнаружение именно их присутствия в каждом произведении является главной задачей художественной критики, соответствующей требованиям современности. Дело истории искусства очертить роль каждого произведения внутри крупнейших сил, формирующих настоящее»[4].