Читаем любимчиков Толстого далее. Английский писатель Джон Тодхунтер. Из его «Теории прекрасного»:
«Красота есть бесконечная привлекательность, которую мы познаем и разумом и энтузиазмом любви. Признание же красоты красотою зависит от вкуса и не может быть ничем определено. Единственное приближение к определению это наибольшая культурность людей; тому же, что есть культурность, нет определения. Сущность же искусства, того, что трогает нас посредством линий, красок, звуков, слов, не есть произведение слепых сил, но сил разумных, стремящихся, помогая друг другу, к разумной цели. Красота есть примирение противоречий».
Англичанин оказался ирландцем, и не Тодхунтером, а Тодхантером13. Но написано хорошо. Тут впервые появилась любовь, о которой мы с Вами знаем, практически всё. И не просто любовь, а с энтузиазмом. И хорошо, что в красоте ни напора, ни агрессии, а лишь загадочное «примирение противоречий».
Продолжаем цитировать Толстого:
«Из голландцев замечателен Гемстергюис14, имевший влияние на немецких эстетиков и Гете. По его учению, красота есть то, что доставляет наибольшее наслаждение, а доставляет наибольшее наслаждение то, что дает нам наибольшее число идей в наикратчайшее время. Наслаждение прекрасным есть высшее познание, до которого может достигнуть человек, потому что оно дает в кратчайшее время наибольшее количество перцепций».
Простите, Серкидон, за «перцепции»15. Но это не я, а Лев Николаевич. Он же не знает, что Вы со словарём иностранных слов не дружите и заглянуть туда для Вас великий труд. Выручает Вас, Серкидон, то, что есть у Вас верный эпистолярный помощник и подсказчик. Но предупреждаю Вас, я никуда не полезу, а поясню не слово (скорее всего, латинское), а смысл.
Толстой говорит о воздействии на рецепторные поверхности органов чувств. С помощью таких воздействий и проходит познавательный процесс восприятием.
То есть красота это когда позитивная и приятная информации об окружающем мире поступает в душу человека с максимально возможной плотностью и усваивается без остатка. Душа в минуты созерцания красоты трудится и делает это с удовольствием. Причём, трудиться душа не потому, что обязана, а делает это по доброй воле.
А теперь позвольте отступление. Посмотрите, что получается. Нидерланский философ придумал нечто о красоте и доверил свои размышления бумаге, мысли были опубликованы, но, конечно, не так как думалось, потому что записать так, как подумалось, невозможно, а потом ещё редактор вносил поправки. Не зря же Михаил Светлов говорил, что литературное произведение это чистый источник, в котором выкупался редактор.
Что же далее? Далее переводчик перевёл текст на русский и уж, конечно, не тождественно голландскому философу. Результат перевода прочёл граф Толстой, что-то выделил для себя и привёл в своей статье. Из статьи, ухватившись за перцепции, своё понятие о красоте попытался вывести Ваш покорный эпистолярный слуга.
Игра в испорченный телефон в чистом виде! Понятно, почему Сократ отвергал письменность и делился своими знаниями с учениками только изустно. На то он и вольный грек! А мы с Вами рабы письменности и её обманов. Продолжим обманываться далее, но другим разом. В завершении примите от Льва Николаевича следующее:
«Кроме того, каждый день являются новые писатели об эстетике, и в суждениях этих новых писателей та же странная заколдованная неясность и противоречивость в определении красоты»
Крепитесь, Серкидон, мы ещё «покрасуемся» с Вами на всю катушку, но уже не сегодня.
Жму Вашу руку, и до следующего письма.
-3-
Приветствую Вас, Серкидон!
Вперёд, мой друг, за мной, в дебри прекрасного!
В статье об искусстве наш духовный поводырь Л.Н. Толстой упомянул вскользь:
«По знаменитому сочинению Винкельмана16, закон и цель всякого искусства есть только красота, совершенно отдельная от добра».
Вероятно, Лев Николаевич считал, что каждому культурному человеку в России хорошо известно и кто такой Иоганн Винкельман, и какое из его сочинений следует считать самым знаменитым. Остановимся
Обозначен очередной философ, произнесено его имя. Что оно для Вас, Серкидон? «Звук глухой в лесу ночном»17? Перечисленные мною в навалку философы превращаются для Вас один за другим в безликих глашатаев малопонятных мыслей? А ведь все они люди, за каждым непросто прожитая жизнь, свой жизненный подвиг, свои пристрастия, человеческие слабости.
Расскажу Вам о Винкельмане.
Жизнь у него поначалу не задалась, но потом обрёл он свою путеводную звезду и встал на верный курс. Многолюбимый нами Гёте в молодые годы читал сочинения своего соотечественника с жадностью, был потрясён его трагической гибелью. А в зрелые годы Гёте написал о Винкельмане весьма комплиментарный труд.
Мой рассказ, заранее Вас предупрежу, будет хуже, чем у Гёте. Виной и меньшая мера одарённости, и, как на грех, начитался я всякого разного об Иосифе Сталине. Готовлюсь к диспуту, посвящённому данному марксисту. Не хватило мужества отказаться от приглашения, да и хочется немного, по-молодёжному скажу, потусоваться Не прогневайтесь, если советский вождь будет влезать в повествование. Плохо, если будет влезать некстати. Боюсь, тогда у меня получится некий экспериментальный миксНо будь что будет.
Немецкий просветитель, учёный, археолог, эстетик, философ Иоганн Иоахин Винкельман родился в 1717 году. Отметим, до революции в России оставалось ровно два века. Стартовая позиция будущей знаменитости была незавидна: семья жила если не в нужде, то очень скромно. До купания в роскоши было далеко, как до Берлина. Если маленькому Вольфгангу Гёте бабушка подарила к Рождеству кукольный театр, то малолетний Иоганн мог рассчитывать разве что на пару гвоздиков.
Приведу отрывок из одной грустной автобиографии: « а не будь я мальчиком, мне бы абсолютно не с чем было поиграть».
Примерно так, лишь чуть радужнее и у будущего учёного-археолога. С друзьями- мальчишками он целыми днями вел раскопки окрестных канав и оврагов. Кто бы мог подумать, что эта детская страсть аукнется в зрелом возрасте
Отцом Иоганна Винкельмана был бедный сапожник, как и у революционера Иосифа Сталина. Но если Иосиф стал с юношества искать истово виновников своих бед и многих нашёл, то Иоганн «пошёл другим путём»18. А именно путём познаний: ученик, студент, домашний учитель, библиотекарь, проректор. Или в изложении самого обозреваемого нами персонажа:
«Мою предшествующую историю я излагаю кратко. В Зеегаузене я был восемь с половиной лет конректором тамошней школы. Библиотекарем господина графа фон Бюнау я пробыл столько же времени и один год до моего отъезда прожил в Дрездене. Самой большой моей работой была до сих пор история искусства древности, особенно скульптуры, которая будет напечатана этой зимой. Далее есть у меня одна работа на итальянском языке с приложением более ста гравюр под названием «Объяснение затруднительных мест мифологии, обрядов и древней истории», все это на основе неизвестных указаний древности, которые здесь впервые появятся. Эту книгу infolio я печатаю в Риме на собственный счет. Попутно работаю над трактатом об аллегории для художников»19.
Теперь подробнее, от ученичества и до самого до конца.
В годы своего студенчества Иоганн Винкельман изучал с равным интересом и богословие, и медицину, и математику. Пастор лютеранской церкви в Галле был слеп, святой отец просил Иоганна читать ему вслух. В результате такого богоугодного дела молодой человек (в Вашем, Серкидон, возрасте) познакомился с латинской и греческой литературой.
Не было и речи о «ранней взлётности». Взрослый дядя, на четвёртом своём десятке, учил детей читать и считать, вытирал им носы, занимая при этом скромную должность проректора в гимназии деревни Зеехаузен.
Перст судьбы указал на Иоганна в 1748 году. Его пригласили в небольшой городок Нотниц (близь Дрездена) для работы библиотекарем у графа Генриха фон Бюнау, большого знатока истории Германии и Священной Римской империи. Совсем рядом столица Саксонии и город могущественных меценатов Дрезден.
В дрезденских кабинетах и галереях Иоганн увидел античные статуи и застыл от восхищения. «Благородная простота и спокойное величие»20 античности пленили впечатлительного молодого человека. Очертания статуй, их выверенные образы попали в душу, свежераспаханную латинскими и греческими текстами.
Много лет пытаясь разобраться, что же было причиной постигшего его если не озарения, то громадного впечатления, пытливый ум учёного пришёл к выводу: красота.
О ней Винкельман писал:
«Существует только одна красота, имеющая вневременное значение, так как она заложена в самой природе и реализуется ею там, где счастливо совпадают милость небес, благотворное воздействие политической свободы и национального характера, например, у греков времен Фидия и